Алла окончательно сорвалась и начала клясть себя, что потащила Дашульку в ночь и в этот ужас, что надо было оставить ее у той же Гали, не подвергать такому стрессу. А потом подъехала «Лада» пятнадцатой модели с надписью «Полиция» на боках, из машины вышел худой майор и быстрым шагом двинулся к двери отдела.
– Вы откуда? – бросилась к майору Алла. – Вы по звонку, да? Это я звонила, это моего мужа там пытают!
Майор посмотрел на Аллу пустыми глазами, в которых читалось только желание побыстрее закончить свой визит и завалиться спать.
– Я – Алла Рубина, я звонила везде: и на «телефон доверия», и начальству, и даже в Управление собственной безопасности! Скажите, вы откуда?
Напор женщины был настолько яростным, что майор замедлил шаг и снисходительно представился:
– Майор Сидимов, Управление собственной безопасности. Че вы хотели?
Это брезгливое «че», брошенное сверху вниз, сразу одним ударом убило всю надежду, еще теплившуюся в душе женщины.
– Да вы понимаете, что тут происходит? – начала горячиться Алла, хватаясь за последнюю реальную возможность достучаться до тех, кто является для этих молодых оперативников начальством. – Да тут невиновных хватают, пытают, бьют, волосы выдирают. Меня избили, когда я пыталась к мужу пройти…
– И что? – вдруг заявил майор со странной интонацией. – Прям убили? Разберемся, кто тут виноватый, а кто нет. У нас просто так не хватают. Есть основания, значит, задерживаем.
Алла продолжала объяснять и шла следом за майором в дежурную часть. И тут ей в голову пришла новая удачная мысль. Вот же доказательство! И она бросилась показывать майору задержанных знакомых, которых заперли в «обезьяннике», потому что они приехали ее защитить. Но дежурный по отделу резонно возразил, что эти люди ворвались и учинили злостное хулиганство, что еще придется разбираться с вопросом оскорбления офицера полиции, находящегося при исполнении служебных обязанностей, с оказанием сопротивления и что-то там еще. Что как минимум им светит административный арест, а, возможно, суд назначит и приличные штрафы.
Он говорил еще что-то, а потом они с майором зашли за стеклянную перегородку, и голосов стало не слышно. Алла снова вышла на улицу в состоянии, близком к панике. Она огромным усилием воли старалась эту панику в себе погасить, понимая, что только от нее зависит вызволение мужа из этого ада. И вовремя вышла, потому что к отделу подъехала полицейская «Газель» с заметной надписью «Телефон доверия» на борту. В груди Аллы с новой силой вспыхнула надежда. Ведь дозвонилась же, ведь приехали! Эти уж должны же разобраться и помочь. У этих же должны быть полномочия против своих.
Не очень молодая женщина в форменном кителе выбралась из машины и тоже двинулась к двери отдела. Алла кинулась навстречу, заламывая руки.
– Вы по моему звонку, да? – стала спрашивать она, чувствуя, что интонации у нее стали какие-то заискивающие, умоляющие. – Это я звонила вам, Рубина, тут…
Договорить Алла не успела, потому что женщина неторопливо проследовала мимо нее, скрылась за одной дверью, потом за другой. Именно проследовала, как поезд неторопливо следует мимо станционных построек. Невозмутимо, равнодушно. Эта женщина Аллу не видела, не заметила, прошла, как мимо неодушевленного предмета, как проходят мимо столба, каких много на улице, как мимо почтового ящика в подъезде, потому что они там на стене всегда. У Аллы подогнулись ноги, и, если бы не Галя, она бы рухнула прямо на ступенях отдела.
Это потом Галя ей рассказала, как приехал начальник отдела Ефимов. Как она сама видела, что этот майор Ефимов пустое место. Как с ним оперативники разговаривали, как его начальник уголовного розыска чуть ли не по плечам покровительственно хлопал. Такое ощущение, что они хозяева отдела, а не Ефимов. Правда, после приезда начальника из «обезьянника» стали выпускать задержанных. Кое-кто рассказал, как они общались с бомжами и хулиганами. Настоящие правонарушители посоветовали не особенно выпендриваться. Говорили, что Ефимов человек новый, но при нем все равно стало спокойнее и лучше. А вот при его предшественнике вообще было гестапо, тот настоящий зверь с садистскими наклонностями! Они со своим дружком Василковым и изобрели бутылку для допросов и «убеждения».
А потом все как-то быстро закончилось. Алле казалось, что прошли чуть ли не сутки – столько пришлось пережить, затем она сообразила, что на улице еще темно, даже утро не наступило, только три часа ночи. И тут вывели ее мужа.
Алла больше ни о чем Сашу не расспрашивала. Она молча и сурово взяла его за руку и повезла утром на медицинскую экспертизу.
Вскоре приехал из командировки Сашкин брат – Алексей и тоже подключился к борьбе за справедливость. Сам Сашка никуда почти не ходил, а жена с братом обегали множество инстанций. И везде одни и те же отговорки, отписки, что заявление передано на рассмотрение. В тех же случаях, когда удавалось хоть парой слов переброситься с начальником хоть небольшого уровня, в ответ они слышали смешки и видели улыбочки. И слова: «Вы так говорите, словно там работают одни извращенцы!»
А Алексей как-то пришел из Управления собственной безопасности, куда носил заявление, и напился вдрызг. Потом сквозь хмель, матерясь, рассказал, как ему там в лицо смеялись, отпускали грязные комментарии и отвечали, что это все их фантазии и байки. Как Алексей сдержался, чтобы в морду не дать, он и сам не знал.
Алла еще не поняла, что ничего и не кончилось для их семьи. Для психики мужа этот случай даром не прошел, у него начались проблемы даже с потенцией. А сколько звонков было и намеков, сколько приглашений прийти и побеседовать. И сколько ночей они не ночевали дома, отправив дочь на все лето к родственникам и живя с отключенными телефонами и потушенным светом. Вообще живя в жутком животном страхе, в ожидании мести, еще более жестокого наказания за то, что посмели жаловаться, звонить и писать…
Глава 3
Антон проснулся от ощущения сухости во рту. Ему трудно было дышать, казалось, что толстый распухший язык запал в глотку и мешал проходить воздуху. Затылок болел, спина ныла от долгого лежания на жестком. Почему-то он сразу понял, что долго лежал на жестком. И еще в голове звоном стоял перестук вагонных колес, значит, он находится в поезде. Только не хватало привычных ощущений, которые связывались с поездкой на поезде. Что-то не соответствовало. Ведь поездка на поезде – это купе или плацкарт, люди, относительно мягкая полка…
Поезд остановился, и Антона дернуло по полу во время остановки так, что он стукнулся головой. Опершись руками, с грехом пополам принял сидячее положение. Вагон, только не настоящий, и темнота. Сознание как-то сопротивлялось и включалось неохотно. Вагон, вагон… Грузовой вагон! И пустой… и закрытый, потому что темно.
Антон перевернулся на колени, снова оперся руками о грязный пол и встал на ноги. Пошарив по карманам, он поймал себя на мысли, что не знает, чего ищет. Потом подсказка пришла – мобильный телефон. У него аппарат такого типа, что в нем есть встроенный фонарик. Только аппарата в кармане нет. Обидно. А где телефон, а где он сам сейчас, почему в вагоне, почему лежал? Пьяный был?
Очень медленно, почти с ощутимым скрипом, как открывающаяся ржавая петля, сознание восстанавливалось, возвращалась память. Антон помнил, что он работает в полиции, но это нужно от всех скрывать. Почему? Этого он не помнил. Он вспомнил даже, что приезжал в психиатрическую клинику на консультацию. А потом – как отрезало! И еще Антону было жутко плохо.
Он нащупал рукой холодный металл и прижался к нему лбом. Может, он что-то путает, может, забыл, может, у него помутнение рассудка? Может, он в этой клинике был не для консультации, а лечился в ней? Может, ему там что-то вкололи? Смутное беспокойство одолело Антона, но больше в своих воспоминаниях он не продвинулся ни на шаг.
Вагон снова дернулся, чуть не свалив Антона на пол, и поезд медленно тронулся, потом поехал все быстрее и быстрее. Ясно было, что из этого вагона надо выбираться. Антон походил вдоль стен, подергал все, за что могла ухватиться рука, но ничего такого, что послушно откатилось бы в сторону, не нашлось. Проклятие, он же хорошо представлял себе эти товарные вагоны, как у них откатывается дверь! Заперта снаружи? Тогда вверху с обеих сторон есть люки под самым потолком, в которые можно вылезти. Если они тоже не заперты.
Антон снова принялся курсировать в темноте, но столкнулся теперь с другой проблемой. Он не мог дотянуться до люков, потому что ему не на что было встать. Вот это ситуация! Антон уселся на пол, прижавшись спиной к доскам, и задумался. Пить хотелось страшно, голова болела, но это все терпимо. Пока. А вот как отсюда выбираться? Он и так черт знает куда уже уехал, потому что неизвестно, сколько провалялся на полу. Хотя, судя по всему, снаружи ночь. Хотя! Это могли быть и вторые сутки, следующая ночь.
Кричать и барабанить в стенки вагона, видимо, было бесполезно. Поезд сейчас ехал вне населенных пунктов, и никто Антона все равно бы не услышал. Чтобы услышали, поезд должен остановиться в людном месте, желательно в большом населенном пункте. Все предельно просто, оставалось только дождаться большого населенного пункта.
Такой вариант Антона не устраивал, потому что он не хотел оказаться завтра в Уфе или Набережных Челнах. И не хотел сообщать, что работает в полиции. Это смешает какие-то важные планы. Тогда что же делать? Надо вспоминать, что из себя представляет товарный вагон, какова его конструкция. И еще как-то бороться с этой дурнотой.
Антон решил еще немного посидеть, а то он от ходьбы в темноте по вагону сильно устал. Что же с ним случилось? Неожиданно откуда-то из глубины сознания, как мыло из скользких рук, выскочило понятие «ретроградная амнезия». Выскочила послушно и легко, как что-то хорошо знакомое. Антон улыбнулся бы, если бы ему не было так плохо, не мутило и не кружилась бы голова.
Потеря памяти и «ретроградная амнезия»! Мысли потекли ровнее: небольшая временная потеря памяти, временное нарушение работы головного мозга, при котором человек не может вспомнить ближайшие события. То, что произошло непосредственно перед событием, вызвавшим потерю памяти. Похоже, потому что про могилу мамы он помнил, про работу в полиции – тоже. Даже про психиатрическую клинику помнил, но тут накатывало волнение: вдруг он там лечился и сбежал?
Скорее всего, нет, успокаивал себя Антон, подобное нарушение может быть следствием ушиба, повреждения головного мозга, отравления, психической травмы. Все правильно: в институте им говорили, что данная форма потери памяти отличается от иных тем, что невозможность вспомнить недавние факты сочетается с яркими и четкими воспоминаниями фактов, произошедших очень давно. Успокаивало и то, что данная форма амнезии излечима. Через какое-то время все события возвращаются в память больного. Паниковать не надо! Надо думать про вагон!
И Антон старательно стал вспоминать, как в его представлении выглядел современный товарный вагон. И вспомнил. Вспомнил, что теперь они обшиты не досками, а железом. Так что через стену не проломиться. Косые, V-образные опоры каркаса, обваренные или на болтах, но все же листы железа. А на полу? На полу доски, но, наверное, толстенные. Ломом их только отдирать, но лома в вагоне, скорее всего, нет. И быть ему тут неоткуда.
Косые? И тут до Антона дошло, что каркас стен вагона как раз и подходит для того, чтобы по нему лазить. Стараясь не спугнуть мысль, он плавно встал и пошел вдоль стены, придерживаясь за нее рукой. Вот и конец вагона. Тут, где-то над головой в стене, и есть это злосчастное окошко. Он на ощупь выискивал выступающие болты, наклонную поверхность балок. Ему удалось подняться, цепляясь неизвестно за что, где-то сантиметров на пятьдесят-семьдесят от пола, когда рука нащупала то, что он и искал. Край проема и крышку люка, которая плотно к нему не прилегала.
Уцепившись двумя руками за край проема люка, Антон постарался найти опору и установить ноги так, чтобы не соскользнуть. Теперь освободить одну руку и нащупать сам люк. Вот он, зараза! И что его там держит? Судя по звуку, всего лишь какая-то не очень толстая проволока снаружи. После трех ударов кулаком створка люка открылась, распахнувшись и продемонстрировав Антону светлеющее небо, а потом больно ударила по пальцам. От неожиданности он отпустил руку и тут же грохнулся спиной на пол вагона.
Застонав от боли, перевернулся на живот. Кажется, ничего не сломал, но крестец и пару позвонков ушиб. И затылок, хотя и удалось смягчить удар. Черт, ладонь и локоть ободрал! Полежав немного, Антон попытался собраться с силами. Главное, не упасть снова, потому что во второй раз может так легко не отделаться.
Он поднялся, подошел к стене и стал нащупывать те опоры, те болты, которые ему один раз уже помогли подняться к люку, но все это куда-то волшебным образом исчезло. Мистика! Антон громко выругался самым страшным и грубым ругательством. Полегчало! Более того, сразу нашелся тот болт со скобой, за который ему было удобно подтянуться. Потом ногу вбок, распереть себя второй ногой, руку вверх, вот и кусок толстой проволоки. Еще немного, и руки ухватились за край люка. Крышка бряцала и скакала при движении и из-за порывов ветра. И еще она больно била по ушибленным пальцам.
Держась за край проема люка, поднимать свое тело выше было уже удобнее. Немного помучившись, Антон наконец оперся локтем, вторым и повис в люке на подмышках, жадно вдыхая свежий утренний воздух, который несся ему прямо в лицо. Еще через пять минут ему удалось протащить через люк свое тело, свесить ноги и осмотреться. Больше никаких уступов, болтов и иных опор под ногами и в пределах досягаемости, нет и тормозной площадки, да и не выручила бы она его в этой ситуации.
Оставалось последнее – прыгать. «Ну, десантник!» – подбодрил сам себя Антон и постарался вспомнить ногами способы приземления, особенно когда их учили бороться с волочащим тебя парашютом. Бетонные столбы проносились мимо с устрашающей скоростью. Антон стал считать, и получилось, что каждый столб проносился мимо на цифре «пять». Этого для прыжка было слишком мало.
Теперь он пожалел, что вылез из вагона. Сил забраться назад уже не было, а сколько он так сможет провисеть? Антон посмотрел вперед по ходу поезда, и надежда снова проснулась в нем. Поворот! В сером утреннем свете он хорошо различил, что железнодорожный путь поворачивает влево и исчезает за деревьями лесополосы. А раз поворот, то машинист должен сбросить скорость. Не может же он нестись так же, как на прямом участке.
Висеть было трудно. Руки устали, пальцы резал край проема люка, а поезд все не сбавлял скорости и не сбавлял. Антон стал опасаться, что пальцы разожмутся, и он просто упадет. От этой мысли руки в самом деле стали заметно слабеть. Знакомое ощущение, когда мысли материализуются и влияют на твое состояние. Это называется паника и панический рефлекс организма. Антон стал старательно думать о другом, о том, как сейчас поезд пойдет медленнее, как он приноровится, выберет место и момент и прыгнет. Очень внимательно нужно выбирать этот момент, чтобы не покалечиться.
Немного помогло. Антон отвлекся от мыслей о своих пальцах, и они еще некоторое время исправно держались за железо. Наконец заскрипели тормозные колодки, тело качнулось вперед, по ходу поезда. Тормозит! Он выждал еще минуты две, когда скорость заметно упала, потом снова прикинул расстояние между столбами. Теперь от столба до столба получалось «десять». Нормально!