Был у нее один смешной случай, вскоре после того, как они с Тупицыным расстались. Расстались – это, конечно, громко сказано. Невозможно расстаться с человеком, которого видишь ежедневно, а иногда даже по ночам. Просто все у них кончилось с обоюдного согласия и при полном взаимопонимании. Надо отдать должное Петру Константиновичу, никогда впоследствии он ни единым намеком не напоминал об их связи, ни единой душе, будто этой связи и вовсе не было. В сущности, он был замечательным человеком, не желающим причинять никому боль.
Но зато другие помнили и делали порой весьма неожиданные выводы. В конце декабря, когда всей больницей праздновали Новый год, в отделении к тому времени уже появился новый хирург Леснов Виктор Николаевич, Карина изображала на балу Снегурочку. Правду сказать, выбор кандидатуры на эту роль выглядел несколько странно. Знойная чернобровая Карина совсем не походила на холодную Снегурочку. Но она сама напросилась. Ей просто необходимо было находиться в центре внимания. Этот новый доктор, холостой, обаятельный, неизменно корректный, одевавшийся со вкусом и говоривший по-столичному правильно, уже полностью завладел ее мыслями.
Одна беда – он никак не выделял Карину из массы других сотрудников. Был предупредителен, вежлив, но и только. Иногда ей казалось, что Леснов на самом деле холоден как лед. Однако по отделению вскоре стали распространяться слухи о какой-то несчастной любви, из-за которой молодому доктору пришлось сменить место жительства, и Карина вбила себе в голову, что за безразличием Леснов просто старательно скрывает незаживающую рану, может быть, даже боится испытать эту боль снова.
И еще она вбила себе в голову, что они обязательно будут вместе. Только, твердо запомнив урок, преподанный ей Надеждой Николаевной, она не пыталась больше лезть на рожон. Она не собиралась предлагать себя, мужчина сам должен сделать выбор. Просто нужно ему подсказать.
Бал удался на славу. Карина добилась своего, все время была в центре внимания и пользовалась бешеной популярностью. Впрочем, к этому она давно привыкла. А когда художественная часть закончилась и все уселись пировать вокруг елки, Карина уже успела переодеться в эффектное красное платье, вдруг выяснилось, что человек, ради которого она так старалась, незаметно ушел.
Ничего глупее и придумать было нельзя. А она уже навоображала себе, как он подсядет к ней за праздничный стол и завяжет разговор, и его серые глаза будут смотреть на ее лицо не отрываясь, а потом они вдвоем, слегка пьяные, уйдут из больницы и будут бродить по расцвеченным новогодними огнями улицам, а сверху будет сыпаться тихий белый снег.
Но Леснов взял и ушел. Один. Даже не пригубив шампанского. Он вообще отличался редким для медика равнодушием к спиртному. Но хотя бы шампанского в Новый год он мог выпить, ведь это то самое время, когда нужно загадывать желания!
Но, видимо, желания хирурга были направлены куда угодно, только не на Карину. Это открытие испортило ей весь праздник. Ей стало невыносимо стыдно за дурацкие кривляния в костюме Снегурочки, тошно от собственного оживления, от сладких мечтаний, от роскошного вечернего платья цвета крови. Поняв, что планы провалились, Карина потеряла ко всему интерес и только никак не могла выбрать, чем себя утешить – отправиться тихо домой или шумно напиться, махнув на все рукой.
Не случилось ни того, ни другого. Правда, выпила она в тот раз чуть больше, чем обычно, и это помогло унять боль и разочарование. А когда дружный коллектив, уже основательно поднабравшийся и развеселившийся, начал рассыпаться на мелкие группки и парочки, и произошел тот нелепый случай, показавший, что усилия Карины не совсем пропали даром.
Банкет проходил в большом актовом зале административного корпуса больницы, по периметру которого были расставлены столы, а в центре красовалась наряженная елка. Пол был усыпан конфетти и разноцветными ленточками серпантина. Собирались со всех отделений, на минутку забегали даже те, кто в эту ночь дежурил. Слишком допоздна не засиживались, как-то это было не принято. После полуночи народу в зале оставалось совсем немного – кто-то уже отправился домой, кто-то, распалясь, уединялся в укромном уголке, кто-то, обычно молодые мужчины, сбивались в компании и шли за добавкой. Дежурные, разумеется, оседали в своих отделениях.
Карина на этот раз задержалась допоздна. На столах уже было все съедено, по залу бродили какие-то покачивающиеся тени, рассматривая на просвет пустые бутылки, за елкой грузный весельчак патологоанатом Луньков рассказывал двум пьяненьким медсестрам анекдоты, и те преувеличенно громко и визгливо смеялись.
Карина никак не решалась уйти, хотя это нужно было сделать давно. Но теперь ее пугала перспектива оказаться на заснеженных улицах одной, посреди веселых огней. Нужно будет ловить такси, ехать в чужой машине на край города, возвращаться в квартиру, где царствуют болезнь и страдание, да еще и выслушивать фырканье Наташки, которой сегодня пришлось весь день быть рядом с мамой…
Она все еще колебалась, когда вдруг к ней подплыл веселенький, разряженный Олег Игнатьевич, заместитель главного врача по гражданской обороне. У него была военная выправка, хитрая улыбка и странная фамилия Беда. На свою должность он попал, выслужив офицерскую пенсию, и теперь вовсю наслаждался жизнью.
– Кариночка, – сказал он без долгих предисловий, – вы сегодня ослепительны. Я хочу вам показать убежище на случай атомной войны.
Карина засмеялась и напомнила, что видела убежище сто раз, потому что именно там, в подвале, проходили занятия по гражданской обороне.
– Или сегодня должна начаться война? – легкомысленно спросила Карина.
Беда укоризненно покачал головой.
– Типун вам на язык, Кариночка! – с улыбкой сказал он. – Как в песне поется, пусть горит там что попало, лишь бы не было войны!.. А убежище я вам хочу показать, потому что вы ничего подобного еще не видели. Вас ждет сюрприз!
– В самом деле? – спросила Карина.
– Уверяю вас, – многозначительно заявил Беда и, наклоняясь к ее уху, прошептал: – Скажу по секрету только вам, у меня там даже припрятана бутылочка шампанского! Пойдемте, честное слово!
Карине вдруг стало весело. Олег Игнатьевич всегда казался ей легким и забавным человеком, от которого невозможно ждать подвоха. Конечно, она понимала, какой интерес им движет, но не считала, что он представляет для нее какую-то опасность.
– Ну что ж, если вы настаиваете, – сказала она. – Пойдемте! Но предупреждаю: рассчитывать вам не на что! Вы можете только обожать меня издали…
– Карина! – возмущенно прогудел Олег Игнатьевич. – О чем вы говорите!
Убежище представляло собой обширное подвальное помещение под административным корпусом с надежными металлическими дверями. Внутри, по идее, предусматривалась принудительная вентиляция с очисткой воздуха, автономная электростанция и необходимый запас продовольствия. Ничего этого не было, потому что вечно не хватало денег, зато на голых бетонных стенах в изобилии были развешаны таблицы, информирующие о действии ударной волны и проникающей радиации. Кроме этого, был ящик с противогазами устаревшей модели, несколько рядов стульев, сцепленных, как в кинотеатре, облезлый стол и запертый на ключ шкаф.
Теперь к этому богатству добавилась гора спортивных матов, сложенных в углу. Стулья были сдвинуты в сторону, а посреди убежища красовалась сверкающая огоньками крохотная елка.
От неожиданности Карина даже ахнула, войдя в раскрывшуюся с железным скрипом дверь. Убежище считалось самым унылым местом в больнице после морга, естественно, и увидеть здесь маленькое сверкающее новогоднее деревце казалось чудом.
– Нравится? – самодовольно спросил Беда и, подождав еще немного, включил в подвале свет.
Многочисленные люминесцентные лампы вспыхнули по всему потолку, наполнив каменный мешок ослепительно ярким светом. Тогда Карина и увидела маты, и сдвинутые к стене стулья, и стоящую на столе бутылку шампанского. Олег Игнатьевич, похоже, основательно подготовился.
– Прошу! – церемонно произнес Беда и под ручку проводил ее к столу, усадив на скрипучий стул с такой торжественностью, словно это был королевский трон.
Потом он распечатал шампанское и наполнил им два граненых стакана.
– Выпьем за новое счастье, Кариночка! – провозгласил он, глядя ей в глаза. – Ведь вы хотите, чтобы вам улыбнулось счастье?.. За стаканы извиняюсь, но, сами понимаете, в убежище никто не станет держать хрусталь… И потом, его здесь попросту сопрут… Ну, выпьем?
Они выпили, и Олег Игнатьевич тут же спросил:
– Почему вы все время одна, Кариночка? При вашей-то стати… Это непорядок!
– Вас-то это почему смущает, Олег Игнатьевич? – насмешливо прищурилась Карина. – Отеческая забота?
Беда принужденно рассмеялся, показывая прокуренные зубы.
– Неужели я так старо выгляжу? – спросил он, наливая шампанское в стаканы. – Нет, правда? А мне так хотелось пробудить в вас какой-то интерес…
Они опять выпили, вот этого уж делать совсем не надо было. У Карины вдруг отчаянно закружилась голова, и она даже не заметила, как Олег Игнатьевич оказался совсем рядом с ней. Карина опомнилась только тогда, когда почувствовала у себя на щеке его горячее дыхание.
– Нет, скажите мне, неужели я вам совсем-совсем неинтересен? – проворковал Беда, довольно уверенно охватывая ее плечи руками. – Вы просто меня не знаете, Кариночка! Уверяю, со мной вам будет гораздо лучше, чем с этим вашим… И не настолько я его старше…
Он прижимался к ней все теснее, тычась липкими губами в шею, жадно сжимая пальцами грудь через багровое платье. Карина попыталась вырваться, но Беда с неожиданной силой смял ее в объятиях, подхватил на руки и выпрямился, озираясь по сторонам пылающими, почти безумными глазами.
Наконец его взгляд поймал то, что было нужно, – стопу матов, сложенных в углу. Он сделал движение, намереваясь направиться туда.
В отчаянии Карина наугад повела свободной правой рукой, пытаясь ухватиться за что-нибудь. Представить себе, что этот солдафон сейчас завалит ее на пыльные спортивные маты, будет рвать на ней праздничное платье, было слишком невыносимо.
Неожиданно в последний момент, когда Беда уже понес ее прочь от стола, пальцы Карины наткнулись на горлышко толстой бутылки. Она исхитрилась подхватить ее и сжать в кулаке. В бутылке еще плескались остатки шампанского.
Вне себя от злости и унижения, Карина махнула рукой, и бутылка врезалась Беде в затылок с глухим чмокающим звуком. Руки он разжал сразу.
Карина упала на бок, ободрав о бетонный пол локоть. Морщась от боли, она распрямилась, точно пружина, и мгновенно вскочила на ноги, тяжело дыша и глядя на Беду с ненавистью и страхом.
Олег Игнатьевич, опустив лицо к полу и охватив руками затылок, сделал еще два-три шага по инерции и вдруг упал на колени. Затем руки его разжались, и он повалился на бетон, закатив глаза под самые брови.
Мгновенно протрезвев, Карина с досадой оглянулась по сторонам, на полу темнела лужа от шампанского и осколки разбитой бутылки, в горячке Карина даже не слышала, как та шарахнулась о бетон. Бледный Олег Игнатьевич неподвижно лежал рядом, неловко раскинув руки, и, кажется, не дышал.
– Этого мне только не хватало! – в сердцах прошептала Карина.
Она присела на корточки и нащупала на шее у Беды сонную артерию. Сердце билось. На лбу у Карины выступила испарина. Она отшатнулась назад и снова встала.
Олег Игнатьевич открыл глаза и со стоном сел. Держась за голову, он жалобно сказал:
– Ну ты даешь! Ты же убить меня могла! С ума сошла, что ли? Я ведь с тобой по-хорошему…
– По-хорошему? – зловеще произнесла Карина.
Ее вдруг прорвало. Она никогда раньше не бывала в таком бешенстве. Тут все сплелось – обманутые надежды, опьянение, чужие жадные руки, грязные маты… Карина выдала своему обидчику по полной программе, она сокрушила в убежище все, что смогла. Она разбила стаканы, перевернула стол, опрокинула шкаф, швырнула в угол ни в чем не повинную елочку, бросила напоследок в Олега Игнатьевича стулом и ушла из подвала, заперев Беду на ключ, который тот опрометчиво оставил в двери.
Потом она отправилась домой, зашвырнув ключ от убежища в глубокий сугроб.
На следующий день замок в двери вырезали автогеном, а потрясенный Олег Игнатьевич на целый месяц взял больничный.
О том, что произошло в ту ночь, так никто, кроме них двоих, не узнал. Как ни странно, Олег Игнатьевич на Карину нисколько не обиделся, да и она на него тоже. Отношения между ними сохранились самые теплые, они даже подшучивали друг над другом, периодически вспоминая то новогоднее приключение, а Карина первое время вообще не могла удержаться от смеха, встречая Беду в коридорах больницы.
Вот и сейчас, вспомнив о нем, она невольно улыбнулась. Да, ей не везло с мужиками, но и тем от нее доставалось. Хорошо еще, что попадались ей мужчины хоть и непутевые, но понимающие, с юмором. Они не грузили ее лишними заботами. Так было, пока в ее жизни не появился Леснов.
Карина настолько задумалась, что едва не проехала свою остановку. Автобус был уже почти пуст. Давно сошли бабы, горячо обсуждавшие ночное убийство. За окном тянулись серые кварталы нового микрорайона. Жилистые, с вялой листвой деревья отбрасывали на асфальт бледные тени.
Спохватившись в последний момент, Карина успела спрыгнуть с подножки, и двери автобуса тут же захлопнулись. Карина направилась в промежуток между двумя ближайшими пятиэтажками, там, в глубине двора, стоял и ее дом, где в стандартной двухкомнатной квартире жила она с матерью и младшей сестрой.
Карина ни разу не приглашала сюда Виктора, да и сам он сюда не стремился, может быть, потому, что знал о болезни матери, а может быть, это вовсе не входило в его планы, он был очень сдержанным человеком и своих мотиваций не растолковывал. Встречались они обычно у него дома; продав квартиру в Подмосковье, Леснов сумел неплохо обустроиться в Плужске. У него была здесь приличная однокомнатная квартира в центре города, со вкусом обставленная. Содержал он ее в идеальном порядке, что вообще-то было удивительно для холостяка, но вполне в духе Леснова, он-то беспорядка не терпел.
Лед в их отношениях тронулся вместе со льдом на реке – ранней весной. Леснову исполнялось тридцать лет, и, хотя он никак этого не афишировал, в отделении скинулись и преподнесли ему подарок – фирменную электробритву, кажется. Так повелось у них с незапамятных времен – отмечать дни рождения отделением. Обычно все происходило на месте, те, кто в этот день работал, преподносили подарок, а юбиляр бежал в ларек за водкой, и под конец рабочего дня подарок на скорую руку обмывался, весело и без затей.
Однако Леснов и тут повел себя по-своему. Получив подарок, он немного растерялся, но потом рассыпался в благодарностях и пригласил всех к себе в гости, пообещав накрыть вечером роскошный стол.
Нельзя сказать, что эта затея удалась. Леснов еще не стал настолько своим, чтобы к нему домой любой мог зайти запросто. У них вообще почему-то не было принято ходить друг к другу в гости. Тем более постеснялись идти к Леснову.
Пришли только Можаев, который не мог пропустить такой случай, молодой хирург Слава Галямин, работавший в отделении еще меньше Леснова, разбитная медсестричка Вера с неустроенной личной жизнью, ну и, конечно, Карина. Она просто не могла не воспользоваться случаем. Она пришла бы к Леснову даже в одиночку. Ей было достаточно формального повода, ведь она не навязывалась, ее пригласили.