Последний мужчина - Михаил Сергеев 8 стр.

– А я знаю, что мучает вас, – кто-то тронул его за плечо. Сергей вздрогнул. Рядом, на том самом стуле, где ещё недавно находился муж Хельмы, сидел впол-оборота к нему человек с красным платком в нагрудном кармане пиджака – тот, что, задавая нелепые вопросы на теплоходе, сразу исчезал, словно растворяясь в небытии. Сергей, всё ещё находясь в прострации, отвёл взгляд. – Вы ждёте не дождётесь урока игры в бридж. Иначе как вы попадете на стену в галерее? – И, довольный своей догадливостью, как ему казалось, расплылся в неприятной улыбке. – Роберт, раздайте карты ещё раз, – обратился он к соседу напротив. Сергей заметил, что тарелок уже не было. Лишь бокалы по-прежнему стояли против каждого из них.

– Конечно.

Карты кинули на четверых. И только тут Сергей обратил внимание на человека, который с самого начала сидел справа от председателя, в одном ряду с ним и всё это время не проронил ни слова. Он и сейчас не участвовал в игре. Голова была опущена так низко, что свисающие волосы не давали никакой возможности рассмотреть лицо. Человек будто застыл. Поза подчеркнуто исключала его из развернувшегося действа. Он был как бы вне события. Даже после всего, что случилось, оставаясь неподвижным.

– А ему? – выдавил Сергей, кивнув в сторону странного типа.

– Ему? Что вы! Нельзя. Он здесь для другого, – прошипел красный платок, почему-то с ненавистью глядя на незнакомца.

– А кто он?

– Можно, ваша честь? – Тот, что в очках, повернул голову к старшему. – Наши гости обычно уже не могут ничего рассказать. Никому, – добавил он, указав на Сергея. Председатель, чуть помедлив, кивнул. Красное и синее стёкла повернулись к нему.

– Это последний мужчина.

– Кто? – Сергей опешил.

– Последний мужчина. Вы не ослышались.

– А для чего…

– Узнаете после игры, – перебил его «стеклянный».

– Я не собираюсь с вами играть!

– Ну, тут уж мнения мерзкого человеческого никто и не спрашивает! – раздался рык. – Погасить жертвенный костёр и остаться там? – Старший ткнул перстнем в сторону двери. – Не слишком ли много для такой бунтующей твари, как человек? – Глаза его налились кровью. – Или туда, – он бросил взгляд на стену, – или на его место, – стул соседа, на который присел мужчина с красным платком, вдруг задрожал. Тот, резко вскочив и сделав шаг назад, замер.

– Да гость и не против, – скрипучий голос заставил всех обернуться. – Прямо к Сергею направлялась сгорбленная старуха, неся в руках бутылку с вином. Он похолодел. – Просто ему надобно выпить розового анжуйского, его любимого, для смелости.

Сергею показалось, что суставы старухи заскрипели, когда та наклонилась к нему. Наливая бокал, она вдруг прошептала:

– Проси глянуть на портрет.

– Хельма! – обомлел он. – А где?.. – и, чуть не вскрикнув, сжал протянутый бокал так, что, казалось, раздавит его.

– Осторожней! – заметив это, усмехнулся председатель, поднимая свой. – Надо же, мучаешься, душу вывернуть у них пытаешься, чтобы понять, а им достаточно одного! Жаль, не будет карнавала, – добавил он, явно сожалея о чём-то задуманном на эту ночь и упущенном.

Нескольких секунд, которые ушли на пять его глотков, оказалось достаточно, чтобы Сергей сообразил, что от него требуется.

– Я хочу взглянуть на портрет. Его портрет, – он хлёстко положил ладонь на стол против места соседа.

– Свободен ли? Похвальная расчётливость, – старший кивнул. – Проводи, Роберт.

Они встали. Старуха двигалась рядом. Когда двери зала сомкнулись, он услышал:

– Держись крепче.

В конце галереи все остановились. Там, где два часа назад висел портрет, зияла пустота.

– Ну, убедился? – Роберт повернул к нему голову, и лицо его перекосила страшная гримаса. Сергей обернулся. Позади с глазами, полными отчаяния, стоял Джеймс. На руках он держал мёртвую старуху. Ту, что состарилась в этом замке.

– Держись, – снова услышал он – и вдруг свод галереи, расколовшись, обнажил по-прежнему чёрное небо. Он успел заметить, как одежда Хельмы, сорвавшись с неё, хлопком накрыла лицо Роберта, заглушив его отчаянный крик.

– Вот это и был бридж по понедельникам, – вытирая со лба пот, выдавил Сергей. Новосёлов молча и завороженно смотрел на него.

Мастерская зависти

Ветер постепенно стих, и мужчина понял, что полёт замедлился. Плотная темнота, окружавшая их до этой минуты, стала расступаться, открывая пусть не далёкую, но все-таки видимую панораму. Сергей посмотрел вперёд. Они приближались к необыкновенной красоты утёсу, необыкновенным даже в сумерках, лиловым ореолом повисшими над ним. Чуть выше дыбились зубчатые вершины башни, покрытые снегом. Внизу, у земли, уже плыла ночь, и только с огромной высоты были видны последние лучи солнца, которые, преломляясь в хрустале вершин, падали на холмы ниже, в тепло, делая колыхание трав изумрудным живым ковром.

Ещё несколько мгновений, и они мягко коснулись края холма с резким обрывом, уходящим в черноту ночи.

– Где мы? – вырвалось у него.

– Это знаменитое ущелье трех гор, урочище Уч-Кош, недалеко от Ялты… – мягко и как-то вкрадчиво проговорила София. Сергей даже не заметил, откуда она появилась. – Точно такое же – далеко-далеко отсюда, на севере. Посреди бескрайних горизонтов, где и сейчас, не прерывая свой бег, течёт время, подгоняя, как и прежде, трёх человек, что карабкаются в гору, пробиваясь к жертвенному костру под звездою. Там воздвиг он престол свой…

– Софи! – оборвала подругу Хельма.

– К костру? – припоминая что-то, пробормотал пленник. – Ялты? – он внимательно огляделся. – Я бывал здесь… не раз…

– Не случайно! – подруга загадочно посмотрела на Хельму. – Здесь, – она легко повела рукой в сторону, – мы принимаем гостей. Однажды, несколько столетий назад, когда трое из них были ещё близки, один сделал нам подарок, – её рука вытянулась в направлении Сергея. Он с удивлением посмотрел на женщину. – Нет, ты не понял – там, позади.

Мужчина обернулся. В нескольких шагах от них, левее обрыва, на изгибе холма, словно на постаменте, стояла скульптура – обнажённые женщины. Талант мастера, ваявшего их, не вызывал сомнений.

– Это же «Три грации» Кановы! – вскрикнул Сергей. – Но почему средняя прозрачна? А эти… эти похожи…

– Вот видишь, Софи, нас до сих пор узнают! – улыбаясь, воскликнула Хельма.

– Так уж и сам? Ты точно не говорила ему? – подруга недоверчиво посмотрела на неё.

– Софи! – Хельма сделала обиженное лицо.

Сергей всё ещё разглядывал известную композицию.

– Так он тоже был здесь? – поразился мужчина.

– Все, кто идёт нам навстречу, бывают здесь. И никто не остался без награды. Мы любим такое отношение, ведь мы женщины! – рассмеялась София.

– Вы хотите сказать, что я чем-то заслужил ваше внимание?

– Её – да! – София, прыснув, кивнула на Хельму. —

А моё… ещё предстоит, – и она, сделав шаг к Сергею, лукаво щурясь, начала расстёгивать на нём рубашку.

Он невольно отстранился.

– Софи, перестань, ты всё испортишь. – Хельма со странной улыбкой посмотрела на подругу.

– Ладно, пусть доходит, – щёлкнув растерянного спутника по носу, согласилась та. – А нет, так последуешь за ней, за третьей, – София снова кивнула в сторону скульптуры.

– Камилла? – ахнул, догадавшись, Сергей. – Так это она?

– Хм… Не далее как сегодня ты с нею встречался, – недовольно хмыкнула Софи.

– Но я видел её мертвой!

– Но мертвой видел я её! – с издёвкой передразнила подруга Хельмы. – Игра слов, а как меняет впечатление! – Чувствовалось, что разговор женщине неприятен. И причина была не только в его вопросах. – Вот и улетишь туда же, если не станешь сговорчивым! – уже грубо отрезала София. – Вызовем Канову, и останешься в камне! – Подруга невесело усмехнулась, добавив: – Как и Полина. Камни всегда под рукой, не так ли?

И рядом с сердцем. Они вам даже нужнее. Ведь только в камне ничто не мешает ему биться ровно. – Женщина снова недобро посмотрела на Сергея. – Отдай-ка его сюда… пока. Думаю, сгодится ещё, – и, не дожидаясь согласия, разжала пальцы мужчины. – Ого! Увесистый. Старался!

– Софи! – прикрикнула Хельма.

– Да ладно, ладно, – отвернувшись и глядя в сторону обрыва, выдавила подруга.

– Какая Полина? – Сергей недоумённо посмотрел на Хельму, ожидая поддержки.

– Бонапарт. Полина Бонапарт. Средняя, любимая сестра императора. Ни с кем из мужей практически не жила.

– Та, что своими экстравагантными выходками шокировала Европу? Припоминаю… – задумавшись, произнёс он.

– Да, верно подметил, они доставляли братцу немало хлопот. – Хельму явно раздражало происходящее. – Это муж её Камилло, оттуда и прозвище, – добавила она хмуро. – За несколько месяцев до смерти Полины произошло её воссоединение с супругом.

– Вот только вряд ли ещё сподобишься любоваться в Пушкинском полуобнажённой Венерой, – София вскинула брови. – А ведь как нравилась! Особенно последнее время.

– Венерой? Так это она и есть? Та, что на мраморной кушетке, с позолотой? Ах, да! Полина Бонапарт! – Сергей поймал себя на мысли, что подруги знают больше, чем ожидал.

– Не правда ли, символично? – уже зло прошипела София. – Только поздно. Всё кончено.

Наконец он начал понимать, что и женщины рядом с ним, и великий скульптор эпохи Наполеона, и старуха в замке связаны неведомыми для него событиями, которые и диктовали тон неприятного разговора.

– Что же… что же она сделала вам? Чем заслужила такую участь? И почему выглядит так ужасно? Ведь вы…

– А разве ты не замечал, как быстро стареют люди, когда не слышат биения своего сердца. – Хельма посмотрела ему в глаза.

– Да нет, подружка, там другая причина, – вставила София.

– В груди его уже нет, – пропустив замечание, задумчиво произнесла Хельма.

– А где же оно?

– У твоего двойника.

– У моего? – и тут же спохватившись, поправился: – А разве он есть?

– Человек сам творец своей личности, – голос Хельмы был спокоен. – И постоянно отбивает от неё массу ненужных осколков. Но выбросить не может – носит с собой до конца. А «ненужность» у каждого своя. Некоторые считают лишними свои слабости: доброту, сострадание, порядочность. Ну очень мешают. Хотят быть сильными, мужественными, а значит, жестокими.

– Зато как нравятся женщинам! – воскликнула София.

– Если всё идёт как надо, становится препятствием чужая жизнь – перешагивают и через неё, – подруга словно не замечала реплик. – Всё идёт по плану… и в ваше время! – Хельма усмехнулась. – Правда, иногда приставляют обратно. Как Пушкин…

– «И с отвращением читаю жизнь мою!» – зло засмеялась София. – Довести до конца мы ему не дали! —

И, как-то подозрительно глянув на Хельму, добавила: – Что-то ты странно ведёшь себя, милая.

– Но если осколков становится слишком много, – продолжала Хельма, не смутившись, – достаточно для второго – он появляется. И забирает твоё имя. А потом и сердце, даже спрятанное уже в камне.

– Как это появляется?

– По-разному. У одних живым, ты видел подобное.

Сергей вздрогнул, но остался неподвижным.

– Для того, чтобы говорить правду тому, первому. Бывает, правда заканчивается, и они больше не встречаются. А бывает и наоборот – говорить есть что, все больше и больше.

– Журфиксы обретают неслучайный характер! – усмехнулась София. – Но высказаться все равно не успевает!

– Тогда двойник переполняется ею и забирает сердце. Первому оно больше не нужно.

Сергей, машинально приложив ладонь к груди, вдруг почувствовал, что удары, как-то странно двоясь, еле слышны. – «Просто мне кажется, всё в порядке, мне так кажется…» – повторил он, изо всех сил сжимая зубы.

– Не бойся! – бодрый голос Хельмы звучал спасительно. – Это происходит не сразу, а постепенно.

И нисколько не больно. Миллионы живут не чувствуя. И поют, поют, поют. И снимаются, и ставят, и пишут… Просто не замечают.

– И ты не заметишь! А как случится – ты наш! И согласия твоего никто не спросит! – София хлопнула в ладоши и, подбоченившись, приняла вызывающую позу. – Правда, Камилла почувствовала это мгновенно, как только пообещала мстить.

– Мстить? Кому?

– Такому же, как ты, как все вы, мужчины! Ведь она не сразу стала Боргезе. Полина – её награда за другой поступок. Стерва, – по-прежнему улыбаясь, сквозь зубы выдавила Софи. – Потому и не старела двадцать лет, всё ждала его. На золотой постели. Уж здесь-то оторвалась!

– Кого ждала?

– Кого-кого, Регонда, – она метнула взгляд в сторону Хельмы. – Зато как старела дожидавшись… уже в замке. Как старела! Но и здесь она отомстила ему. Ловко. У, змеища. – Лицо женщины исказила гримаса.

– Софи! – Хельма вперила в подругу взгляд.

– Да ладно, – та уже разошлась и также не отводила глаз. – Это ведь она познакомила тебя с Регондом. Понимала финал. Виды имела! А мне всё Джеймс рассказывал про хохот. В замке по ночам. И ведь ни разу не обмолвился, чей. Теперь, милая, твоя очередь смеяться. Не так ли? Потери-то никакой. – Софи, лукаво подмигнув, кивнула в сторону Сергея. – Ведь та и на него глаз положила! И всё из-за книжонки. – Она зло посмотрела на пленника. – Все наши неприятности из-за твоей «Последней женщины»! Вы, вы… – подруга была на грани истерики, – начитались обе! А ведь как было хорошо!.. Я выхожу замуж за Николая. Ты – за него. А двое коллег по работе…[1] И потом, когда я отправила всё-таки змею на тот свет…

– Софи! За какого Николая?! – перебила её Хельма. – И на какой ещё тот? Думай! Нет, Барроу был прав – знания не передаются половым путём! Вот и Камилла, – голос её стал ледяным, – сорвало крышу.

– Возмечтала о невозможном! Идиотка! Захотела… последнего мужчину! Возомнила себя Евой! Евой Адама наоборот! Точно, змеища… – Софи осеклась, со страхом посмотрев на Сергея и замершую подругу.

– Ну что? Лопнуло семя! Это же тайна совета! Допрыгалась! – вдруг заорала Хельма. – Что будет… что будет-то! Мало того что свела счёты без права на её сердце, меня втянула… чёрт бы тебя побрал! Хотя нужна ты сейчас ему! – Она сдавила голову руками.

– Так тебе же помогла! Его спасала! – отчаянно завизжала София, поняв, что сболтнула лишнего, и ткнула пальцем в сторону мужчины.

Обе женщины разрыдались.

– Что будет, что будет? – повторяла, качая головой, Хельма. – Сердце остановится. Грумонд услышит это… А дальше, а дальше…

Прошло около минуты. Сергей стоял, ошалело наблюдая происходящее. Даже пережитое не позволяло с ходу взять себя в руки. Каждый раз до этого он не только узнавал и открывал для себя что-то новое, но и множество вопросов, словно молнии возникая в мозгу и так же внезапно исчезая, уносились в беспамятье, не находя ответов, уступая лавине новых. Мысли путались, и Сергей, не успевая многого спросить, просто чувствовал беспомощность. Сейчас же к его состоянию добавилась тревожность. И не только от странности услышанного диалога, но и от возникшего убеждения, что он, сам он, без сомнения, уже действующее лицо каких-то невероятных событий, которые, разворачиваясь где-то и кем-то, не считались ни с его желаниями, ни с волей. А то, что мужчина видел сейчас, было лишь малой частью тех ужасных событий, лишь пружинкой, запустившей гигантский маховик их чудовищной неотвратимости. Самым же неприятным была уверенность в незримом приближении того, кто был убеждён в виновности и подсудности только ему поступков пленника. По-другому назвать себя он уже не мог.