– Генерал Коновалов.
Удержаться от мата мне все-таки не удалось. Выдохнув из легких весь воздух точно так же, как это сделал минутами ранее Леонид Сергеевич, я заорал примерно следующее:
– Вашу матерь да через вашу прабабушку! Что же вы, сволочи, со мной, молодым да несмышленым, делаете?! Я же того гоя, который мне эту шару отработать предложил, спрашивал: милиция или госбезопасность замешаны? Так же он сказал, что таки нет! И я ж ему, гаду, поверил! Короче, думаю я такую мысль. Идите вы все рощицей, а я лучше отправлюсь домой. Мне так на душе уютнее будет. Если вы мне на каждом шагу врете и другие палки в колеса вставляете, то я думаю, что имею право на ответную подлянку.
– Да погоди ты, не кипятись! – взревел Леонид Сергеевич. Такого голоса из его, простите, рта, я еще ни разу не слышал, а потому заткнулся, желая узнать, что же умного он мне скажет. И адвокат действительно выдал на-гора такое, отчего у меня на душе если и не бальзам разлился, то во всяком случае, гораздо легче стало: – Это не тот генерал Коновалов, что в управлении работает. Это директор авиакомпании.
Слегка отдышавшись, я уставился в зеркальце, висевшее чуть выше и левее моей физиономии, ловя ускользающий взгляд пассажира.
– А он что, тоже генерал?
– Да, генерал! Гражданской авиации.
Я, в принципе, больше ничего не спрашивал. Но Леонида Сергеевича снова прорвало. Слова хлынули из него неконтролируемым потоком, из чего я заключил, что подобная дребедень будет с определенной периодичностью случаться на протяжении всего пути. Как у других имеют место неконтролируемые припадки падучей, так у Леонида Сергеевича – словесный понос. Как-то не особенно раньше водил дружбу с юристами и прочими адвокатами, но готов допустить, что это их профессиональная болезнь. Из той же серии, что геморрой для таксистов.
– Они с Бебичем привокзалку не поделили. Вообще-то генерал раньше в торговые дела не вникал, побочного бизнеса сторонился, работать старался по закону. Ну, разве от налогов какие-то суммы скрывал, но все это делал осторожно, не придерешься. На него ревизий десять в год насылали – ничего найти не могли. А Бебич в это время в силу вошел – все крупные газетные россыпи под его началом были: либо сам владел, либо в аренду сдавал, либо крышу держал. И еще куча киосков всяких. Курочка по зернышку, копеечка к копеечке. В сутки с ларька – по тысяче чистыми. А таких ларьков – несколько сотен. Вот и считай. В итоге солидная сумма набегала. Понятно, что он и привокзальную площадь упустить не мог. К тому времени, как генерал за пределы своего бизнеса выйти решил, Бебич там уже три пятака обустроил – ларьков по десять на каждом.
Поначалу все было тихо-мирно. Генерал поставил шесть своих киосков, они там потихоньку торговали, прибыль у Бебича, кстати, не отбирали, – так, крохи малые, – но тому и этого жалко стало. Площадь около аэропорта – на балансе города, к авиалиниям отношение имеет только постольку, поскольку находится рядом. В общем, пришел однажды Бебич к генералу и показал тому документ, согласно которому все коноваловские ларьки находятся на территории, арендуемой Бебичем. Как говорится, жадность фраера сгубила. Генерал ему по-хорошему, по-христиански предлагал: давай поделимся. Все равно ведь, как ни крути, большинство твоих покупателей на привокзалке – мои пассажиры, так что совесть имей. Дескать, я, если захочу, смогу и заподляну тебе сделать. Урежу территорию зала ожидания, воткну туда кучу ларьков и павильонов – ты вообще в прогаре останешься. Внемли, говорит, голосу разума. Ну, а Бебич не внял. Решил, что худой мир хуже доброй ссоры, за что и поплатился.
– А какого хрена этот летчик-испытатель решил на Пипуса бублики покрошить? – уточнил я.
– А с Пипусом у него на другом фронте конфликт вышел, – уже куда охотнее, ибо в азарт вошел, объяснил Леонид Сергеевич. – Пипус ведь нефтепродуктами занимается. Он раньше, когда у авиаторов дела хреновенько шли, и керосин по блату поставлял. А потом попросил разрешения у генерала заправку у авиавокзала открыть – место доходное. Коновалов зажался, тогда Пипус скрутил ему фигу и отказался керосин поставлять. Как Коновалов выкрутился – не знаю, но выкрутился, факт. А зуб у них друг на друга так и остался.
– Понятно, – кивнул я.
В самом деле, чего тут не понять – зуб как зуб. Эти новые русские и раньше-то благородством не блистали, за рупь готовы были глотки друг другу перегрызть, а уж если зуб на конкурента имеется, то кровь ему пустить – святое дело, а можно и другую какую свинью, системы «мина», подложить.
Наверное, хорошо, что это не тот генерал Коновалов, который вот уже два года верой и правдой охранял секреты родной страны, управляя областной службой государственной безопасности. С другой стороны, Коновалов-летчик тоже не подарок. Дело не в том, что я боялся ковровых бомбардировок или пике, которым он мог меня наградить, будучи авиационным начальником. Думаю, как раз в этом плане кишка у него была тонковата. Не станет же он посылать против меня кукурузники да ТУ-134 или как они там называются. Первые развалятся от перегрузок, вторые жалко. Опасность представляли его финансовые возможности. Авиационный генерал был начальником в такой сфере, которая предполагала огромный финансовый оборот. А где деньги, там и возможности всякие разные. В частности, кокнуть Леонида Сергеевича по дороге в Томск. Легко. Вместе со мной, разумеется.
И – вот незадача – единственное, что я мог ему противопоставить, это собственное желание выжить. Аналогичное хотение Леонида Сергеевича в расчет можно было не принимать. Толку с него – что с козла молока.
4
Вообще-то вся эта история, которая приветствовала меня небольшим, но познавательным мордобоем во дворе, а затем не давала расслабиться усилиями гнилозубого педераста в «Жигуленке» и неудачливого водителя ГАЗ-53, оставленного мной в раскоряченном виде посреди дороги где-то позади, с самого начала мало вдохновляла. Как-то все до пошлости было похоже на дешевенький боевик, где все построено на махании кулаками, погонях и перестрелках и только изредка перемежается парой-тройкой невнятных фраз или мимолетной, совершенно кошачьей постельной сценой. От последнего, впрочем, я бы не отказался, имел слабость, но этого почему-то не наблюдалось. Шлюхи с Набережной не в счет – во-первых, они случились до начала хипеша, а во-вторых, я постельных сцен с ними не помнил, ибо ром и виски. Или в обратной очередности. Так что удовольствия за врученные мне три штуки баксов я пока испытал мало.
В общем, в душе моей царила такая тоска, что просто грустно делалось, а Леонид Сергеевич (как собеседник – никакой) вовсе не стремился развеять ее. Он с головой погрузился в меланхолию, тупо уставившись в мой подголовник да время от времени похрустывал суставами пальцев. Подозреваю, что человек жутко переживал за свою драгоценную задницу, но даже это забавное обстоятельство не добавляло мне оптимизма.
После бурного взрыва эмоций, когда он чуть было не выложил всю свою автобиографию, а также то, что за долгие годы жизни успел узнать о своих соседях по планете, адвокат заткнулся и стал похож на рыбу, которую, не предупредив, вытащили из бочки. Точно так же время от времени таращил глаза, открывал рот и напрягал плавники, всем своим видом показывая, что на сковородку не желает. Вполне законное требование к окружающему миру – насколько я знаю, никто не хочет на сковородку, так что Леонид Сергеевич в своем безумном желании был далеко не одинок.
Минут двадцать я крутил баранку, мирясь с окружающей тишиной, но потом не выдержал. Нет, я не стал орать благим матом песни или рассказывать вслух пошлые анекдоты. Просто вспомнил, что в любой уважающей себя иномарке должен присутствовать прибор, представляющий собой помесь магнитофона и радиоприемника. А имея его сидеть в тишине было глупо. Я пошарил глазами по приборной панели и нащупал магнитолу. Потом протянул руку и щелкнул кнопочкой. Лепота! В салоне, гнусаво бубня о пользе употребления сырой пищи, воцарился какой-то доктор. Прислушиваться к идиотским советам я не собирался, но то, что он избавил меня от тишины и разогнал разные мысли, порожденные этой тишиной, радовало. Что чувствовал по этому поводу Леонид Сергеевич – Бог весть, доложиться мне он забыл.
Под монотонный бубнеж доктора я успокаивался, переживания по поводу недавней стрельбы, едва не отправившей нашу маленькую компанию из двух человек туда, куда до срока обычно не стремятся, сглаживались, руки тряслись все меньше и меньше. И вообще, я чувствовал себя почти человеком. Вы не поверите, сколько времени требуется отдельно взятому индивиду, чтобы привести в норму незапланированный выброс адреналина в кровь. Я, конечно, не медик, но подозреваю, что в этом виноваты далекие волосатые предки гомо сапиенса, которые предпочитали пожирание листвы и бананов доброму парному мясу. Вот, думается, через их нелюбовь к охоте в нас и не выработалось нужной реакции на события, подобные тем, что стряслись со мной и Леонидом Сергеевичем.
Но постепенно, мало-помалу, я приходил в себя. Поджелудочная, наджелудочная и разные другие железы почти успокоились, оставалось только очистить кровь от прежних выбросов, но этим занималась уже селезенка. Хотя спорить не буду, может быть, и не она. Просто в данный момент я лучше всего ощущал именно селезенку. Работала, как бешенная.
Где-то в районе семьдесят шестого километра она засбоила. Потому что прямо по курсу стояла ментовская машина. Торчи она здесь одна, я бы даже глазом не сморгнул, возможно, еще и сплюнул бы в окошко, проезжая мимо. Но рядом стоял товарищ в сером, довольно неуклюже и даже, я бы сказал, неэстетично располосованный белыми ремнями портупеи.
Стоял и тянулся по направлению к середине дороги вслед за своим жезлом. Знакомая история – хотел остановить меня на предмет проверки чего-нибудь. Чего именно – неважно, те, кто смотрит за порядком на дорогах, всегда найдут какой-нибудь непорядок. Проверено опытом. Сколько раз за свою водительскую карьеру я был останавливаем вот такими некрасивыми красавцами, которым не нравилась пыль на дверях моей машины или еще какая-нибудь мелочь. А на сей раз, и я это прекрасно понимал, меня действительно было за что останавливать. Чтобы не только штраф впаять, но и права, ежели такое желание возникнет, отобрать. Потому что я, во-первых, помял в центре города бампер какому-то пенсионеру и скрылся с места происшествия. Стражей закона, полагаю, мало заботило, что меня в тот момент пытались радикальными методами лишить клиента, а я именно потому убежал от крутой ссоры с обиженным дедушкой, что гнался за стрелком-неудачником. Во-вторых, я наследил и в совсем уж недавнем прошлом, уложив своими выкрутасами на крышу ГАЗ-53. В-третьих, со мной можно было начинать разбираться хотя бы потому, что лобовуха у «Тойоты» была вся в трещинах. Это, как известно, затрудняет обзор дороги, а менты такого не любят. Ну, а в-четвертых – и об этом я вспомнил только сейчас, – нужно было где-нибудь таки остановиться и заполнить доверку. Крепыш меня, кстати, предупреждал. Так что я сам лопух.
В общем, поволноваться причины были. Проезжая последние метры перед неизбежной парковкой у натруженных ног гаишника, я убедил себя в том, что опасность представляет отнюдь не незаполненная доверка. По поводу нее можно было поднапрячься и слезно вымолить у сурового гаишника прощение. Скорее всего, придумал я себе, нашлась-таки сволочь, которая передала по трассе ориентировку на мою «Тойоту», и легкой дороги теперь все равно не видать. Начавшая было успокаиваться трясучка рук возобновилась, причем в удвоенном режиме – не то, чтобы еще и ноги задрожали, но зубы, когда я пристраивал машину метрах в двух за гаишником, поклацывали.
– Лейтенант Саркисян, – сказал мент, подойдя и почти просунув голову в приоткрытое окошко. – Ваши документы, будьте добры, – и взял под козырек.
Я мельком осмотрел его. Черт знает, Саркисян или не Саркисян. Ничего саркисянистого в нем не было – он был похож не на армянина, а, скорее, на финна. Но я решил поверить на слово. Почему бы и нет? Бывают и негры по фамилии Густавссон. К тому же он был вежлив, а на плечах имел красивые лейтенантские погоны.
Как бишь там говорил тот шустрый парень с ногами, как у рояля? Документы на машину в кармашке солнцезащитного щитка. В общем, там, куда их все нормальные водители кладут. Я поднял руку, отогнул щиток. В нем действительно чувствовалась объемистая пачка бумажек. И я искренне надеялся, что это не «кукла».
Однако в кармашке, слава богу, оказались именно документы. Контора, нанявшая меня, предпочитала играть по-честному. По крайней мере, со мной. Поэтому, выудив из общей кучи техпаспорт, я извлек из кармана собственное мое водительское удостоверение, предмет тихой гордости – все категории и ни одного прокола. Прокалывали другие удостоверения, а это вот уже в течение пятнадцати лет мне удавалось сохранять девственно чистым. Жалко будет, когда через пару лет придется получать права нового образца. На них, говорят, вообще ничего пробивать не будут. Просто отбирать. Конец эстетике!
Милиционер Саркисян принял документы и принялся изучать их – если не тщательно, то не без внимания. Первым делом уставился в удостоверение, сверив тамошнюю фотокарточку с моей физиономией. Видимо, совпало, потому что больше он от удостоверения не отрывался. Аж целую минуту. И за эту минуту его лицо стало кислым, как неспелая груша. Ни одного прокола? Жалко, жалко. Надо бы пробить, а то непорядок, да? Но пробивать, собственно, пока было не за что, хотя я потел и нервничал про себя. Однако правила движения мною не нарушались – во всяком случае, при Саркисяне. Все мои грехи лежали в иной области. И он, дотошная скотина, принялся выискивать их в техпаспорте. Дважды недоверчиво взглянул туда и радостно осклабился. Понятное дело – там стояло совсем другое имя, чего ж не радоваться?
– А где доверенность? – ехидно поинтересовался он.
Я тяжело вздохнул и принялся выискивать в кучке бумаг доверку, пытаясь на ходу придумать историю пожалостливей – мол, невидимыми секретными чернилами заполнялась, или еще чего в том же духе. Но, найдя, скупо, по-мужски, прослезился и думать перестал. Потому что отпала необходимость – кто-то предусмотрительный уже заполнил ее по всем правилам, даже мои номер и серию паспорта вколотил. Где раскопытил? Впрочем, мало ли? Контора, подогнавшая мне машину, на мелочи не разменивалась, а значит, связи имела солидные. Что им паспортные данные какого-то бывшего таксера? Так, семечки.
В общем, я был на них не в обиде. Я радовался, что Саркисян поимел крутой облом и на этом фронте. Зато, как и боялся, внешний вид многострадальной «Тойотки» вызвал у него неподдельный интерес. Не выпуская из рук документов, лейтенант обошел машину спереди, неодобрительно покачал головой и поцокал зачем-то языком. Потом зашел сзади. Не знаю, что он обнаружил там – наверное, столкновение у городского светофора для моего автомобиля не прошло даром. Опять покачал и поцокал. Главное – постоянство во всем, даже в жестах. Берите пример.
Вернувшись обратно, он встал у водительской дверцы, посмотрел напоследок взятые у меня бумаги, потом мерзко усмехнулся и сказал:
– Боюсь, вам придется выйти из машины. Есть ряд вопросов…
Если вы думаете, что он застал меня врасплох, то вы жестоко ошибаетесь. Еще когда он в первый раз начал щелкать языком, изображая белку за обедом, я понял, что мент Саркисян таки сделает мне какую-нибудь мерзость. Поэтому в ответ на его предложение я тяжело вздохнул, хлопнул руками по баранке и подчинился.
Выбираясь наружу, мельком взглянул в сторону ментовской машины. В салоне темнели еще два силуэта. Разглядывать их внимательнее я не стал, как не стал и придавать значение тому факту, что они вообще есть. А чего, в самом деле? Обычная ситуация. Милиция нынче пуганная стала, по одиночке на людях старается не появляться, чтобы не вводить во искушение разных хуцпанов и шлимазлов. Проломят голову, отберут пушку, иди и доказывай потом, что ты действительно милиционер и тебе хребет при исполнении переломили, а не верблюд и таким уродился.