Проснувшись в час дня, я заметил клочок бумаги, просунутый под дверь. Почерк был мелкий и корявый:
«Ее зовут мадам 3. Пафнук. Электронный адрес: z.pafnuk@atta.tky. Она знает, кто вы и что произошло».
Записка была без подписи. Мсье Сезер явно оставлял себе пространство для маневра.
Я отправился в кино. Затем, возвращаясь в сумерках в свой quartier, заглянул в интернет-кафе. В почтовом ящике меня дожидалось сообщение.
«Гарри!
Школьный библиотекарь заметила, что Меган проводит слишком много времени за компьютером. Когда она спросила ее, в чем дело, Меган ответила, что просто бродит в Сети, но при этом очень нервничала. Библиотекарь информировала директора школы, который позвонил мне и выразил свое беспокойство насчет того, что у Меган, возможно, возникла нежелательная переписка с незнакомцем. Когда дочь пришла домой, я настояла на том, чтобы она рассказала мне правду. Она отказалась, поэтому я потребовала, чтобы почтовый ящик был открыт в моем присутствии. Вот тогда я и обнаружила твои письма к ней – она их аккуратно сохранила. Твои попытки снова пролезть в ее жизнь, сыграв роль заботливого отца, по меньшей мере отвратительны! Точно так же, как твои жалкие потуги демонизировать меня. Есть только один человек, который виноват в том, что произошло: это ты.
Вчера вечером у меня состоялся долгий разговор с Меган, и я доходчиво объяснила ей, почему та твоя студентка покончила с собой. Наша дочь уже знала большую часть подробностей – все благодаря одноклассникам, которые не перестают сплетничать на этот счет. Но чего она не знала, так это того, насколько ужасно ты повел себя по отношению к несчастной девушке. И теперь Меган не хочет иметь с тобой никаких дел. Поэтому больше не пиши ей. Обещаю, она тебе не ответит. И знай: если ты вновь попытаешься установить с ней контакт, будут предприняты правовые меры воздействия и тебе навсегда запретят приближаться к нам ближе чем на милю.
Не трудись отвечать на это письмо. Оно будет уничтожено немедленно по получении.
Сьюзан».
Я почувствовал, как меня колотит сильная дрожь, настолько сильная, что пришлось вцепиться в края компьютерного столика. «Чего она не знала, так это того, насколько ужасно ты повел себя по отношению к несчастной девушке». Еще одна ложь, изобретенная Робсоном в ходе кампании по моему уничтожению. «И теперь Меган не хочет иметь с тобой никаких дел». Сдавив глаза пальцами, я отчаянно пытался сдержать подступившие слезы.
Когда мне удалось немного успокоиться, я опустил руки и увидел, что за мной наблюдает молодой бородач-бармен. Мы встретились взглядами, и он отвернулся, смущенный тем, что оказался невольным свидетелем моего горя. Я вытер глаза и подошел к бару.
– Выпьете? – спросил он.
– Эспрессо, пожалуйста, – ответил я.
– Опять плохие новости?
Я кивнул.
– Может, все наладится…
– Только не на этот раз.
Бармен приготовил кофе и поставил передо мной. Потом потянулся к бутылке виски и плеснул в рюмку маленькую дозу.
– Вот, выпейте, – сказал он.
– Спасибо.
Виски обожгло внутренности, но я тут же ощутил его расслабляющий эффект. Осушив следующую порцию, заботливо налитую барменом, я спросил:
– Вы говорите по-турецки?
– Зачем вам это? – удивился он.
– Мне нужно написать письмо на турецком…
– Что за письмо?
– Личное.
– Я не переводчик.
– Всего три строчки.
Пауза. Я видел, что он изучает меня, недоумевая, с чего это вдруг мне понадобилось писать кому-то по-турецки.
– Как вас зовут? – спросил он.
Я назвал себя и протянул ему руку для пожатия.
– Я – Камаль, – сказал он. – А этот перевод – действительно три строчки?
– Да.
Он подвинул мне блокнот:
– Хорошо, пишите.
Я взял огрызок карандаша, что лежал поверх блокнота, и быстро написал по-французски (текст сложился в голове с момента послеполуденного пробуждения):
«Уважаемая миссис Пафнук!
Я – новый жилец комнаты, в которой раньше проживал Аднан. Я просто хотел узнать, не оставлял ли он что-то из личных вещей, что нужно было бы переслать вам. Пожалуйста, передайте ему от меня наилучшие пожелания и скажите, что я очень благодарен ему за доброту и заботу. Я часто вспоминаю Аднана и готов оказать любую посильную помощь его семье».
Вместо подписи я указал адрес своей электронной почты.
– Здесь пять строчек, а не три, – сказал бармен, пробежал текст глазами и еле заметно улыбнулся. – У вас есть электронный адрес? – спросил он.
Я вручил ему клочок бумаги, который мне подсунули под дверь.
– Хорошо, – сказал он. – Я сделаю.
Парень сел за компьютер. Прошло несколько минут.
– Отправлено, – наконец сказал он.
– Сколько я вам должен?
– Один евро за кофе, виски за счет заведения.
– А за перевод?
– Ничего.
– Вы уверены?
– Я знал Аднана.
– Вот как… – опешил я.
– Не беспокойтесь, – тихо произнес он. – Я знаю, вы не виноваты.
Но мне от этого было не легче.
Я боролся с искушением отправить Меган еще одно письмо, но решил, что теперь-то уж она наверняка передаст его матери, а Сьюзан не будет тянуть с судебным иском Чтобы бороться с ней в суде, у меня не было денег… как и шансов вновь увидеть дочь после вынесения решения.
Оставь надежду. Твоя бывшая жена сделала все, чтобы Меган презирала тебя до конца жизни.
Следующие несколько дней прошли в тумане депрессии – я по-прежнему крутился как заведенный, но оставался совершенно безучастным к происходящему. В голове прочно засела мысль о том, что связь с Меган оборвалась навсегда. И все же я по-прежнему проверял почту – а вдруг Меган не послушалась матери и рискнула написать мне? Но ящик был пуст… пока, примерно через неделю, я не обнаружил в нем ответ от миссис Пафнук. Письмо было на турецком, и Камаль вновь помог мне с переводом.
«Уважаемый мистер Рикс!
Я была очень рада вашему письму. Так же, как и Аднан, которого я вчера навещала. Он сказал, что условия ужасные, но ему ничего не остается, кроме как пытаться не сойти с ума и дожидаться окончания срока. Он посылает вам большой привет и просит передать его заверения в дружбе. Он надеется, что вы внимательно осмотрите его комнату и найдете тайник, где он спрятал кое-что особенное. Он чувствует, что вы уже нашли это и знаете, о чем идет речь, но по понятной причине проявляете осторожность. Пожалуйста, напишите мне, нашли ли вы то, на что надеется Аднан. Еще раз передаю вам большую благодарность от моего мужа за вашу помощь и его дружеский привет.
Искренне ваша, миссис 3. Пафнук».
Камаль дочитал письмо по-французски и, поджав губы, произнес:
– Похоже, она наняла местного писаря в своей деревне, чтобы тот написал это за нее.
– С чего вы взяли? – удивился я.
– Аднан говорил, что она едва умеет читать и писать. Он приходил сюда пару раз в неделю, чтобы написать ей, и всегда диктовал мне текст, потому что и сам был полуграмотный.
– Выходит, вы тоже здесь за местного писаря?
– Если открываешь интернет-кафе в таком quartier, как этот, будь готов к тому, что придется писать письма для многих. Но на следующий год этого кафе уже не будет. Через девять месяцев аренда заканчивается, а я знаю, что хозяин дома уже вдвое повысил плату. Его можно понять: quartier меняется, возвращаются французы…
– Богатые французы? – спросил я.
– Bien sûr[55]. Bobos[56]. Они скупают все в Десятом округе и взвинчивают цены на недвижимость. Вот увидите, года через полтора на этом месте будет шикарный ресторан или бутик, торгующий эксклюзивным мылом. А через пару лет турок здесь можно будет встретить лишь среди официантов.
– А вы что будете делать? – спросил я.
– Выживать, comme d’habitude[57]. Вы хотите ответить на это письмо?
– Да, – сказал я и, схватив блокнот с компьютерного столика, набросал:
«Уважаемая миссис Пафнук!
Я нашел то, что оставил Аднан. Как мне переслать это вам?
Искренне ваш».
Прочитав записку, Камаль спросил:
– Сколько денег вы нашли?
– Откуда вы знаете, что это деньги? – снова удивился я.
– Не бойтесь. Я не приду к вам сегодня ночью, не стукну по голове молотком и не отберу капитал.
– Приятно слышать.
– Так большая сумма?
– Приличная, да.
Он посмотрел на меня с уважением.
– Вы благородный человек…
– Нет, – ответил я. – Вовсе нет.
Ответ от миссис Пафнук пришел через два дня. Она попросила меня переправить «посылку» через «Вестерн Юнион». («Я поеду к Аднану в воскресенье и смогу забрать»).
Камаль перевел мне письмо и сказал:
– Офис «Вестерн Юнион» есть на бульваре де ла Ви-летт, возле станции métro Бельвиль.
– Я прямо сейчас туда и отправлюсь.
– Ну ладно, чего уж там. Скажите мне, сколько денег вы нашли?
Я замялся.
– Мне просто любопытно…
– Четыре штуки, – сказал я.
Он присвистнул.
– Должно быть, вы очень богаты, раз решили сообщить жене Аднана о такой находке…
– Если бы я был богат, – прервал я его, – я бы вряд ли жил в chambre de bonne на улице де Паради.
– Это верно, – согласился Камаль. – Ну, тогда вы точно дурак.
Я улыбнулся.
– Круглый дурак!
Вернувшись к себе, я полез под умывальник, отодвинул плитку и достал пластиковый пакет. Потом набил карманы джинсов и кожаной куртки связками денег. Я чувствовал себя настоящим наркодилером! Было около пяти вечера. Сгущались сумерки, и я почти бежал, с ужасом представляя, какой жестокий подарок может преподнести мне судьба в лице первого встречного бродяги, который увидит во мне подходящую жертву и сорвет свой джекпот. Однако ничего такого не произошло. В маленьком офисе «Вестерн Юнион» девушка за стойкой – негритянка с безучастным лицом и глазами, выдававшими ее подозрительность, – молча наблюдала, как я выуживаю из карманов одну за другой связки банкнот. Пересчитав деньги, она сообщила, что стоимость перевода в Анкару составит сто десять евро, и спросила, хочу ли я вычесть эту сумму из четырех тысяч.
Мне бы очень хотелось, но…
– Нет, – сказал я. – Я доплачу сверху.
Покончив с переводом, я вернулся в кафе Камаля и попросил его отправить миссис Пафнук номер, который ей требовалось знать для получения денег. Отправив сообщение, он встал из-за компьютера, прошел к бару и выставил на стойку бутылку виски «Джонни Уокер».
– Давайте выпьем за вашу честность и… за вашу глупость!
В течение часа мы уговорили почти всю бутылку. Давно уже я так не напивался, и ощущение было чертовски приятным. Камаль рассказал, что родился в Стамбуле, но приехал в Париж тридцать лет назад, пятилетним мальчиком.
– Мои родители были легальными иммигрантами, так что никаких проблем с властями. Но вот французская школа в Сен-Дени стала для меня настоящим кошмаром. Я ни слова не знал по-французски. К счастью, как и половина детей в школе. Но все-таки я довольно быстро освоил язык – деваться было некуда. А теперь… теперь у меня французский паспорт.
– Так вы, выходит, француз?
– Я ощущаю себя французом. Но французы по-прежнему видят во мне immigre[58]. Здесь навсегда остаешься чужаком, если только ты не коренной француз. Это не то что в Лондоне, где все чужаки, включая англичан, – вот уж где настоящая мешанина. А в Париже французы держатся французов, североафриканцы – североафриканцев, турки – турок. Tant pis[59]. Мне лично все равно. Так уж устроен здешний порядок.
Камаль не слишком откровенничал о себе. Сказал только, что у него есть жена и двое маленьких детей, но упомянул о них вскользь. Когда я спросил, как зовут детей, он сразу же сменил тему, поинтересовавшись, чем я занимался в Штатах. Услышав, что мой брак недавно распался, он спросил:
– А кто была та, другая женщина?
– Это длинная история…
– Где она сейчас?
– Это другая длинная история.
– Вы не очень-то разговорчивы.
– Так же, как и вы.
Мой собеседник еле заметно улыбнулся:
– Так чем вы теперь занимаетесь?
– Пытаюсь стать писателем.
– Это приносит доход?
– Никакого.
– Но как же вы живете?
– Очень скромно. Ровно через шесть недель мои денежные запасы иссякнут.
– И что тогда?
– Понятия не имею.
– Вы ищете работу?
– У меня нет carte de séjour[60], к тому же американцам очень трудно получить здесь разрешение на работу.
– Вы могли бы поспрашивать в разных университетах и колледжах.
Нет, не мог – потому что там сразу начнут проверять мое прошлое и в первую очередь затребуют рекомендации из колледжа, где я преподавал в течение десяти лет. И стоит им узнать, что произошло…
– Это проблема, – сказал я.
– Понимаю, – тихо произнес Камаль и потянулся к пачке сигарет. – Выходит, дела у вас плохи?
– Можно и так сказать.
– Что ж… может, вас интересует какая-то работа?
– Как я уже сказал, я нелегальный…
– Это не имеет значения.
– Почему?
– Работа, которую я собираюсь вам предложить, тоже не совсем легальна, вот почему.
7
Работа была непыльной.
– Это должность ночного сторожа, – сказал Камаль. – Вы приходите в офис, сидите там, читаете, пишете, можете даже принести с собой радио или телевизор, если захотите. Приходить надо в полночь, уходить в шесть утра. Вот и все.
– Не может быть, чтобы это было «все», – возразил я. – Наверное, что-то еще…
– Ничего, кроме того, что я сказал.
– И что за контора? Каким бизнесом она занимается?
– А вот это вас уже не касается.
– Выходит, бизнес нелегальный?
– Как я уже сказал, вас это не касается.
– Наркотики?
– Нет.
– Оружие?
– Нет.
– Сексуальное рабство?
– Нет.
– Оружие массового поражения?
– Бизнес, о котором идет речь, всего лишь бизнес. Но, чтобы вас не мучили вопросы об этом бизнесе, лучше ничего о нем не знать.
– А если нагрянут копы?
– Этого не случится. Потому что они не знают о его существовании.
– Тогда зачем вам – им – нужен ночной сторож?
– Потому что нужен. Им. И на этом разговор окончен. Послушайте, друг мой, если у вас есть сомнения, лучше отказаться, пусть это и стоит триста евро за шестидневную неделю…
– Пятьдесят евро за ночь?!
– Ваши математические способности впечатляют. Выходит чуть больше восемнадцати евро в час – и делать ничего не нужно. Будете сидеть за столом, снимать трубку домофона в тех редких случаях, когда кто-нибудь позвонит, и впускать посетителей. Вот и все.
Разумеется, это было не все. Я знал, что за предложением Камаля стоит нечто противозаконное. А раз так – я рискую оказаться в потенциально опасной ситуации с угрозой для собственной свободы. Но куда сильнее моих сомнений была утешительная мысль: теперь уж все равно. Если у тебя отобрали самое дорогое, стоит ли переживать о том, что опускаешься еще ниже?
Теперь уж все равно… Какое облегчение несет эта мысль. Теперь уж все равно, поэтому и рисковать нечем. Тем более что нужны деньги.
– Я бы предпочел шестьдесят пять евро за ночь, – сказал я.
Легкая улыбка Камаля. Он понял, что я сдался.
– Я уверен, что с этим выйдет, – сказал он.
– Я действительно не соглашусь на меньшее.
– Вы согласитесь на эту работу за любые деньги, – ответил он.
– Не обольщайтесь.
– Согласитесь. Выбора у вас нет.
В голосе турка не было ни враждебности, ни торжества – лишь спокойное подтверждение истины. Я промолчал. Камаль снова наполнил мой стакан. Виски прошло, не обжигая, – моя глотка уже получила анестезию после выпитого ранее.
– Не надо так волноваться, – сказал Камаль, закуривая сигарету.
– Я и не думал волноваться.
– Вы в постоянном напряжении. Идите домой, проспитесь и завтра вечером, к шести часам, приходите сюда. К тому времени у меня будут новости.
Я вернулся, как было сказано, следующим вечером. Камаль – как всегда с телефоном в руке – жестом показал мне на компьютер. Меня дожидалось электронное сообщение. Это было письмо от жены Аднана. Закончив разговор, бармен перевел его для меня.
«Уважаемый мистер Рикс!
Деньги поступили сегодня утром. Я была поражена суммой – еще раз выражаю вам огромную благодарность за то, что вы сделали. Эти деньги буквально спасли нам жизнь. Да благословит Господь вас и ваших близких!»
Нет у меня никого из близких.
– Вы сделали доброе дело, – сказал Камаль. – А добрые дела всегда вознаграждаются.
– Не всегда.
– Вы большой циник. Но в данном случае это правда. Вы получите свои шестьдесят пять евро за ночь. Хозяин поначалу сопротивлялся.