На второй этаж Восточного корпуса человек в черном проник бесшумно, задержался у лестницы, выглядывая в коридор, отметил в глубине яркое пятно – лампу на столе дежурного, а потом нашел взглядом нужную дверь. До нее метров семь. Дежурный сидит спиной, что-то читает, увидеть не должен. Хотя скрип двери услышит. Значит, надо…
Дежурный расслышал едва различимый свист воздуха за спиной в последний момент, потом мягкий удар обрушился на его макушку, и он ткнулся лбом в столешницу. Фигура за его спиной открыла ящик стола, отыскала нужный ключ и неслышно отступила назад.
Начальник караула подпоручик Акметьев прибежал к торцевой стороне здания через пять минут после доклада патрульного солдата. Следом за ним примчалась дежурная смена – пять солдат. Дверь в здание была закрыта, ефрейтора нигде не видно. Подпоручик велел осмотреть все вокруг, и солдаты, размахивая фонарями, разошлись по сторонам.
– Вон-вон, ваше благородие! – крикнул Карп, указывая на вполне заметный след у самых дверей. – Тащили что-то?
– Веремчук, Стахович, проверьте двери. Остальным следить за окнами. Оружие держать наготове! Давайте!
После дружного нажима плечами дверь подалась и пошла назад. Солдаты удвоили усилия и распахнули ее полностью. В углу под лестницей они нашли ефрейтора. Он был без сознания, но дышал. Разряженное оружие валялось в другом углу, вокруг тускло блестели патроны.
– Лямников, остаешься здесь. Спрячься за дверью. Никого не пропускать!
Подпоручик вытащил из кобуры револьвер, взвел курок и повернулся к солдатам.
– Идем тихо, смотрим в оба!
– Может, тревогу поднять, ваше благородие? – предложил унтер Веремчук. – А ну как супостат не один?
– Нельзя, спугнем. А нам надо его взять живым. Их взять… если целая группа. Пошли…
Кабинет, куда стремился попасть закутанный в черный костюм человек, был разделен на две части. В большей стояли стол, стулья и два телефонных аппарата. В меньшей было несколько огромных сейфов, подпиравших потолок.
Проникнув в кабинет и взломав вторую дверь, злоумышленник с помощью небольшого электрического фонаря осмотрел сейфы, отыскал нужный, извлек из складок одежды связку ключей и набор отмычек и приступил к работе. Фонарик он закрепил на плече, направив свет на замочные скважины. Работал злоумышленник быстро, показывая немалую сноровку в это деле. Однако сейф пока не поддавался.
Акметьев с солдатами осмотрели первый этаж, проверили все кабинеты. Встревоженному дежурному подпоручик объяснил ситуацию и попросил без лишнего шума поднять тревогу. Дежурный покивал и протянул руку к телефону.
– Идем дальше, – скомандовал Акметьев, – к лестнице.
– А если он уже сбежал? – подал голос кто-то из солдат.
Подпоручик не ответил, махнул рукой и первым поспешил вперед.
Сейф открылся с третьей попытки. Злоумышленник внимательно осмотрел содержимое нижних полок, вытащил несколько папок с бумагами, пролистал их, три бросил обратно, а две отложил. Потом быстро закрыл сейф, папки спрятал в небольшую тряпичную сумку, закрепил ее за спиной и поспешил к выходу.
В коридоре было тихо, дежурный так и сидел за столом, положив на него голову, издалека казалось, что он спал. Злоумышленник поспешил к лестнице, сбежал по пролету вниз и… лоб в лоб столкнулся с Акметьевым.
Опешили они оба. Но злоумышленник соображал быстрее. Ударом ноги он отбросил подпоручика назад, и тот, теряя равновесие, сшиб двух солдат. Злоумышленник бросился наверх, выскочил в коридор и увидел в дальнем конце размытые фигур солдат. Снизу по ступенькам бежали патрульные. Его взяли в тиски.
Злоумышленник бросился к окну, резким рывком распахнул его и вскочил на подоконник. Сзади раздался рев:
– Стоять, бисово отродье! Пристрелю!
Похититель вытащил из потайного кармана небольшой предмет размером с крупное яблоко и бросил его под ноги преследователям. Сильная вспышка ударила по глазам подбежавших солдат. Кто-то охнул, кто-то с проклятием закрыл руками глаза. Когда подпоручик подбежал к окну, он увидел только своих людей, топтавшихся на месте и протиравших глаза. Злоумышленника не было.
Акментьев выглянул в окно и услышал слабый вскрик.
…Прыжок на небольшой выступ и второй прыжок с него на землю злоумышленник выполнил ловко и без задержки. Устояв на ногах, огляделся по сторонам и хотел было бежать прочь, но из тени двери выступил рядовой Лямников, оставленный сторожить выход.
Лямников вскинул карабин и внезапно осипшим голосом произнес:
– Стой, поганец! Руки вверх!
Злоумышленник встал, потом вдруг присел и махнул рукой. Это движение Лямников не увидел, но почувствовал сильный удар в шею. Острая боль пронзила горло, Лямников попытался вскрикнуть, но вышел тонкий сип. Солдат упал на землю, не выпустив из рук оружие, и тускнеющим взором увидел удирающую прочь фигуру.
Когда Акметьев сбежал вниз, солдат уже не дышал. Из его горла торчал какой-то странный предмет, перепачканный густой кровью. Враг сумел скрыться.
9
Задержанных в трактире участников драки отвезли в ближайший околоток, где жандармы и лично участковый пристав вместе с околоточными дотошно допрашивали всех без исключения.
После допроса драчунов увозили в Литовский замок. Назад в кутузку никого не возвращали, и остальные задержанные только гадали, что с ними будет.
Паша-Гусь и его сын Гриша-Скок сидели в дальнем углу возле каменного выступа. Гусь скрипел зубами и непрерывно тер грудь – сердце пошаливало. Он морщился, шевелил губами, посылая проклятья легавым, Козырю и подлым дружкам сынка Грини, которых винил во всем.
Скок сидеть на месте не мог, вскакивал, ходил по кутузке – два шага вперед, два назад. Перед глазами все прыгала картинка – лежащее на полу безвольное тело брата и поникший отец, которого оттаскивали жандармы.
«Падла хитрожопая!.. – с ненавистью думал о своем собеседнике Скок. – Сам отвалил, а нас под легавых подставил…»
Упрек был необоснован, ведь собеседник – «товарищ Петр», как он когда-то представился, – предупреждал, чтобы Скок уходил и уводил своих. Но сейчас Григорий ни о чем ином думать не мог. Он сделал еще несколько кругов, невольно подслушал шепот соседей по кутузке. Узнал подручных Козыря, те обсуждали, как им «спрыгнуть» с дела и уйти.
Потом городовой вытащил из кутузки очередного задержанного и потащил его на допрос. Скок прильнул к решетке и увидел, как из дверей околотка выводили двух парней – подручных Козыря и еще одного из завсегдатаев трактира.
Выводивший их жандарм кому-то крикнул:
– Этого в Литовский, а этих в «Кресты». И по дороге внимательнее смотрите.
Скок отошел от решетки и сел в угол к отцу.
– Батя, – шепотом сказал он, – всех дружков Козыря тащат в «Кресты». Видать, дальше колоть будут. Остальных в Литовский. Значит, отпустят скоро.
Гусь повернул голову к сыну, что-то беззвучно прошептал, проморгался и глубоко вздохнул.
– Нас тоже… как узнают, кого сцапали, повезут в «Кресты». На мне дело, просто так не отпустят. Да и ты со своими политическими…
Гусь встал, размял затекшие ноги и спину, огляделся, прижал голову Григория к себе.
– Уходить надо, сынок. Пока не опознали и не упекли.
– Как?
Гусь усмехнулся.
– Да как раньше. Когда с этапа срывались и от околоточных бегали. Дадим концерту, а эти шебутники помогут…
Шебутниками старый вор презрительно называл мелкую шпану, что ошивалась возле воровских малин и кабаков, а также пропойц и молодых дурачков, готовых за мелкую подачку и на шухере постоять, и легавых отвлечь.
Скок с недоверием посмотрел на отца, но возражать не стал. Паша-Гусь обладал таким опытом, что его сыну еще учиться и учиться.
…Поднятый в кутузке шум привлек внимание городовых не сразу. Те сперва подумали, что задержанные бузят, и пригрозили им палками. Но потом кто-то крикнул: «Да он помирает!»
Старший городовой подошел к решетке, недовольно буркнул:
– А ну цыть! Расступись!
На полу полулежал, хватаясь за живот, здоровый молодой парняга. Лицо сведено судорогой, на губах кровавая пена. Парень не стонал, только скрипел зубами и прижимал ладони к животу.
– Эй, болящий, ты чего?
– Фрол Тарасыч, не видишь – плохо ему… – заныл знакомый голос.
Городовой поднял голову. Местный запойный Колюня просительно смотрел из-за решетки, смиренно сложив руки на груди.
– Лекаря бы какого али фелшара… Помреть ишшо.
Колюню городовой хорошо знал, этого дурачка даже в Литовский не повезут, здесь отпустят.
– Семен, дай ключи, – позвал помощника городовой и повернулся к решетке. – Всем отойти в дальний угол. И смотрите, если что – маслину схлопочете разом. А ты, Колюня, тащи его к решетке.
Тот кое-как выволок больного парня к решетке, а когда городовые открыли ее, потащил дальше. Фрол Тарасович помог ему и выволок парня к скамейке.
– Посади его и дай воды, вот ведро. Семен, закрывай…
Городовой на миг отвлекся, а когда повернул голову, Колюня, скрючившись в три погибели, упал под ноги и завопил тонким голоском:
– Ай-ай-ай!..
Больной парень вдруг разогнулся, выметнул ногу и врезал ей по шее городового. Фрол Тарасович рухнул на пол. Второй городовой, что закрывал решетку, обернулся на шум, схлопотал удар в скулу и второй по уху. В голове вдруг зазвенело, стало пусто. Он сполз вниз, не чувствуя тела, и застыл в неудобном положении.
Больной парень – Скок – подскочил к городовому, вытащил из руки связку ключей, мигом отпер замок и распахнул решетку. Задержанные ломанулись к выходу.
У дверей околотка толпа столкнулась с жандармами и городовыми. Сразу вспыхнула драка. Численный перевес был на стороне задержанных, но жандармы, обученные ближнему бою, отшвыривали беглецов. Те поднажали и стали выдавливать жандармов на улицу.
Скок и Гусь были в центре толпы – самое безопасное место, но сейчас из-за скученности не могли толком даже шагнуть. Скок скрипел зубами от злости – ему бы вперед, он бы расшвырял жандармов.
Наконец впереди расступились, беглецы выдавили жандармов во двор. Скок прыгнул вперед, ловко ушел от руки городового и врезал тому по колену. Городовой от боли осел.
Толпа бросилась врассыпную. До спасительного переулка, где было темно, всего два десятка шагов.
В этот момент раздались выстрелы. Жандармы открыли огонь по убегавшим. Несколько человек сразу упали, еще трое присели и подняли руки, вопя: «Сдаемси, сдаемси!..»
Скок потащил отца в сторону, к забору, где были вставлены две доски. Но Гусь вдруг дернулся, стал падать на землю. Григорий, еще не понимая, попытался его поднять.
– Сынок… беги…
Гусь сел на землю, стал заваливаться на бок. В тусклом свете фонарей его лицо выглядело белым. Скок присел рядом и вдруг увидел на груди отца пятно крови.
– Беги. Отомсти им за меня и за… брата. Клянись!
– Батя! – Скок подхватил голову отца. – Встань, батя, я тебя унесу.
Мимо пронеслась чья-то фигура, над головой пропели две пули, одна ужалила беглеца, и тот с воплем покатился по земле.
Гусь оттолкнул руки сына, кашлянул. Изо рта потекла тоненькая струйка крови.
– Отомсти, сына! Клянись!
– Клянусь, батя, – осипшим голосом прошептал Скок. – Клянусь…
– Прощай сынок.
Скок заставил себя вскочить на ноги, прыгнул в сторону, потом еще раз. Пули прошли где-то рядом, донесся рев жандарма: «Уйдет, сучонок!»
Крик придал Скоку сил. Он скользнул в пролом забора, побежал вдоль него и свернул в подворотню. За спиной было тихо. Оторвался…
10
Домой Щепкин приехал в одиннадцатом часу ночи, принял душ и лег в постель. Но сон пришел не сразу. Немного ныло левое плечо, по которому вскользь угодил чей-то кастет, чесались сбитые костяшки правого кулака. Мелкие травмы, незамеченные в пылу схватки и сразу после нее, сейчас, когда ушло возбуждение, дали о себе знать.
Не желая думать о не очень-то успешной операции и о том, что делать дальше, капитан сменил тему и принялся анализировать саму схватку. Насколько действенными были приемы в бою против нескольких противников, насколько удачно действовал он сам и его люди. Гоглидзе подставился под нож, к счастью, рана легкая. А вот Белкин вышел из схватки без повреждений. И вообще работал успешно.
Щепкин в который раз отметил, что английский бокс вырабатывает не только прекрасную реакцию, но и чувство удара. Это надо использовать в своей методике. Реакция вообще много значит в бою, равно как и техника. А это со временем вырабатывает навык, то есть правильное поведение на инстинктивном уровне. И надо бы придумать еще пару упражнений для повышения скорости реакции.
…А Диана молодец. Держалась хладнокровно, вырубила Козыря и Баклана, а потом и бандита сняла… спасительница… и смотрит так настойчиво, все ждет… жаль, нет к ней тех чувств, прекрасная была бы пара…
Он провалился в сон как-то разом, словно нырнул в омут. И спал спокойно, без сновидений, набираясь сил после трудного дня.
Встал Василий в семь часов. Выполнил гимнастический комплекс, принял душ, побрился, накоротке просмотрел записи по борьбе, сделал несколько пометок и сел завтракать.
Он планировал позвонить Игнатьеву в восемь и узнать, как идет следствие. Но подполковник позвонил сам без пяти восемь.
– Всю ночь работали, искали концы, – пробасил в трубке его голос. – И узнали кое-что интересное. Так что прошу к нам к девяти, как раз будет совещание.
– А интересное – это что? – не удержался от вопроса Щепкин.
– Ну, например, то, что ловили мы двух щук. А поймали трех.
– Не понял?
– К нам в руки попал некий Паша-Гусь – вор-рецидивист со стажем, в уголовном мире личность известная.
– А он тут при чем? – удивился капитан.
– Не знаю. С Гусем не поговоришь.
– Что, упрямый больно?
– Мертвый, – недовольным голосом пояснил подполковник. – Ночью был побег из околотка. Жандармы и полицейские открыли огонь. Гуся убили. А его сынок Миша-Храп погиб в трактире. Вот так-то! – Игнатьев помолчал, потом уже другим голосом добавил. – Словом, Василий Сергеевич, жду. Работы невпроворот.
– Буду, Владимир Андреевич, точно в срок.
Щепкин положил трубку, вспомнил убитого Дианой бандита и ее слова: «Я тебе, капитан Василий, жизнь спасла… два раза. Хоть бы спасибо сказал…»
«А поблагодарил я тогда ее плохо. Не обиделась бы, с нее станется…» – подумал капитан и посмотрел на часы. Скоро собираться.
Но планы пришлось изменить буквально через десять минут. Вновь зазвонил телефон, и в трубке прогремел голос Батюшина:
– Господин капитан, срочно в отделение!
– Здравствуйте, Владимир Петрович. Что случилось?
– Здравствуйте, Василий Сергеевич, – поправился полковник.
– Меня Игнатьев просил к девяти подъехать…
– Отставить! Я сказал – срочно в отделение! Игнатьеву я сам позвоню. Я снимаю вас с этого задания! Все ясно?
Голос у Батюшина звенел от напряжения, и Щепкин уже понял, что произошло нечто плохое. Настолько плохое, что вежливый и корректный полковник позволил себе не поздороваться и повысить голос. Что это могло быть, Щепкин не знал, но возражать начальству перестал.
– Буду через полчаса.
– Жду, – коротко попрощался Батюшин и положил трубку.
За группой Щепкина сразу закрепили автомобиль с шофером, но капитан отказался от водителя и сам садился за руль. Технику он любил и обычно правил автотранспортом с удовольствием. Однако сейчас летел по городу, то и дело давя на тормоз, чтобы пропустить груженые подводы, грузовые автомобили и растяп-прохожих, идущих по дороге. Народу на улице в этот час хватало, но все куда-то спешили и на гудки клаксона реагировали не сразу.
Адъютант Батюшина молодой подпоручик Осмысловский склонил голову в приветствии и сразу открыл двери перед Щепкиным. Капитан ответил на приветствие и шагнул в кабинет.