В том, что речь ее обречена на освистание, Ася не сомневалась. Если еще получится у нее эта речь, если язык от страха к зубам не прилипнет или вообще не отнимется. Вот когда будет позор!
«Но это не мой позор, – злорадно подумала Ася. – Это Стерлядь перед толпой облажается! Вот когда умрет от стыда она и ее Игорек!»
Как только мысль уперлась в супруга, мгновенно возник вопрос: чей теперь Игорек? Стерлядь вроде как его себе забрала, но Александра-то мужа не отдавала. Следовательно, сама собой актуализировалась исконно женская проблема: мой муж подлец – верните мужа!
Александра решала эту проблему в традиционном ключе: быстро подсчитала в уме прегрешения Игоря, помножила их на достоинства Стерляди, разделила все на свои обиды и согласно женской логике (самой правильной в мире) вынесла идеальный вердикт: «Такой негодяй, как мой Игорь, должен достаться мне, а образованной Стерляди он – слишком жирно».
Далее шли вариации на эту же тему – без них, все вы знаете, абсолютно нельзя.
– Этот подлец унизил родную жену, – бегая по комнате, Александра мазохистки сыпала соль на рану, – превратил меня в домохозяйку, заставил драить плиты и унитазы, а сам, знай, в Лондон Стерлядь таскает».
Казалось бы, чем плохо, если теперь от всех этих «благ» вкусит и Стерлядь? Очевидно же: как только она станет женой домостроевца Игорька, так сразу же с Лондоном и распрощается, потому что проследует к плитам и унитазам. Чем плоха эта месть?
Но Александру такая месть не устраивала. Ей хотелось какой-то другой. И сразу нашлись аргументы подстать желаниям.
«Игорь Стерлядь свою развлекает! – ужаснулась она. – Стесняется глупой жены! Не хочет брать меня в Лондон!
А Стерлядь! Если хорошенько подумать, чем она лучше? Даром, что образованная, дурней меня все равно. С чем она собиралась выступать на конгрессе? О чем взялась рассуждать? О роли домохозяек? Что бы в этом она понимала?!»
Ася в бешенстве остановилась и прошипела, сжав кулаки:
– Ах, она сучка! Пристроилась к простачку Игорьку, прикинулась домохозяйкой, ездит с мужем моим, на конгрессах речи толкает, будто я эту роль сыграть не могу! А Игорь! Балда! Как он мог познакомить с важными сэрами какую-то Стерлядь?! Будто нет у него для этого приличной родной жены!
И вот тут-то до Александры дошло окончательно, что не Стерлядь пристроилась к Игорю, а наоборот: он сам пристроился к Стерляди. Да-да, Сыр Генри ясно сказал, что без него обойтись вполне можно, а вот без нее (то бишь без Стерляди) совершенно нельзя – все ждут гениальной речи!
Александра прозрела горестно и бесповоротно: «Выходит, муж мой альфонс! Вот почему он мне изменяет! Без Стерляди он не может меня прокормить!»
Прозрение не перечеркнуло решимости вернуть Игорька. Как мы уже знаем, нет силы, способной эту решимость перечеркнуть. Обманутая жена должна вернуть мужа в лоно семьи, а уж как дальше с ним поступить – это вопрос сто десятый.
На первый взгляд, лозунг странный, не правда ли. Но в хаосе женских мыслей есть стройный порядок, который униженных и обманутых только к победе ведет. Этот хаос-порядок безошибочно все устремляет в единственно правильный курс.
«Бедная Стерлядь! – загоревала вдруг Александра. – Этот кобель обманывал и ее! Несчастная женщина, небось, и не знала, что тащит на себе и Игорька, и его жену! Пока я у плиты прохлаждалась, Стерлядь пахала на нас, не покладая рук и языка не жалея. Слыханное ли дело, первой выступить на целом конгрессе!»
Асю продрал мороз.
«Возможно, и последняя шубка моя куплена на деньги все той же трудяги Стерляди, – предположила она и ужаснулась: – И я же еще хочу ее погубить, свою благодетельницу! Нет, я должна…»
Стук в дверь оборвал эту небесполезную мысль. На пороге выросла горничная и удивленно спросила:
– Госпожа Ушакова, вы еще не в кровати?
«С чего я должна оказаться в кровати среди белого дня?» – подумала Александра, переходя в спальню и послушно укладываясь на кровать.
И тут ее осенило: «А может быть наша Стерлядь больна? Как бы об этом спросить?»
Горничная тем временем вручила Александре три подушки: большие, пуховые.
– И что я должна с этим делать? – растерянно осведомилась она.
– Как «что»? Одну подушку под голову, две – под ноги, – удивленно ответила горничная и, удаляясь, наконец пояснила: – Чтобы ступни от каблуков отдыхали.
«Слава богу, наша Стерлядь здорова», – успокоилась Ася и торопливо воскликнула:
– Послушайте, я хочу вас спросить…
– О чем?
– О конгрессе.
У горничной любезная улыбка мгновенно сползла, а брови взметнулись к челке.
– О конгрессе? – поразилась она.
– Да.
– Вы?! Меня?!
Изумление горничной было таким, словно Александра позволила себе выйти за рамки неприличий.
«Так таращит, зараза, глаза, будто я матюкнулась», – сердито подумала Ася и промычала:
– Ну-у… Э-э… Не-ет, вижу, вы что-то не то подумали. Э-э, как бы вам так сказать, чтобы вы меня правильно поняли…
– Я правильно вас пойму, как бы вы ни сказали, – любезно заверила горничная.
– В таком случае, мне бы хотелось знать, что будет, если я откажусь от конгресса? – воскликнула Ася и от страха перестала дышать.
Горничная, бестолково захлопав глазами, спросила:
– Как откажетесь?
– Наотрез!
– Но я ведь уже отпросилась с работы, чтобы послушать вас, – промямлила горничная. – И как же будут без вас открывать? Вы член Совета конгресса.
«Хорошо, что лежу, – подумала Ася, – иначе, упала бы. Замертво».
– Что-то мне нехорошо, – призналась она. – Можно глоток воды?
– Конечно-конечно, пожалуйста.
Горничная суетливо метнулась к графину и, наполнив стакан минеральной водой, заботливо поднесла его Асе со словами, полными горечи:
– Вы уж, душа наша, не болейте, пожалуйста. Жизнь у женщин такая плохая, что одна надежда на вас. Вы уж откройте конгресс, как положено, и скажите уж вашу чудесную речь. Всем так хочется вас послушать. Всем женщинам хочется знать как надо действовать против этих грязных скотов.
– Против кого? – простонала в ответ Александра.
– Против мужчин.
– Ах, да.
Горничная, сложив руки на сердце, опять попросила:
– Вы уж откройте конгресс.
Александра, сделав глоток из стакана, откинулась на подушку без сил.
– Хорошо, я приду, – пообещала она и устало спросила: – А когда этот конгресс открывается?
– Ну и дела! Вы не знаете? – изумленно воскликнула горничная и сообщила: – Завтра! Завтра конгресс!
Глава 9
«Завтра! Завтра конгресс!»
Александра вскочила с кровати и заметалась по комнате, приговаривая:
– О, боже! Завтра! Завтра конгресс, а я абсолютно не в курсе!
Горничная удивленно промямлила:
– Уж вы-то знаете все. Вам ли не знать.
– Нет, положение мое таково, что я должна знать гораздо больше!
– Да что же еще вы хотите знать?
– Все! Все о конгрессе! Что пишут? Что о нем говорят?
– Ах, это, – успокоилась горничная, кивая на телевизор. – Включите канал новостей. Нынче и пишут и говорят только о вас.
Александра призналась:
– Я английского не понимаю.
– Понятное дело, а электронный переводчик здесь для чего? Только наденьте наушники…
Горничная взяла в руки пульт, включила нужный канал и, бросив «смотрите», вышла из номера.
Александра надела наушники и прилипла к экрану. В «Новостях» действительно много говорилось о предстоящем конгрессе. Электронный переводчик переводил бестолково, но главное было ясно: современное общество волнует это событие. Одних оно всего лишь смешит, другие (их правда меньше) серьезно к нему относятся. Но все без исключения ждут выступления председателя Совета конгресса, широко разрекламированного прессой и телевидением как будущая сенсация.
«Боже мой, – заныло у Аси под ложечкой, – кто же там председатель? Если я член Совета, то должна бы близко знать того господина. Хотя бы в лицо. Не вышло бы хуже, чем с Сыром Генри».
Когда же Александра увидела крупным планом не чье-нибудь, а свое лицо, да еще следом услышала сообщение, что она председатель и есть, ее прошиб пот. Тут же выяснилось, что Ушакова кумир домохозяек, что у нее по всему миру фанатки, что Лондон бурлит желающими послушать ее «живьем»…
Тут уж Ася нешуточно разозлилась: «Вот так Стерлядь меня подставила! Она там тешится с моим муженьком, а я здесь за нее отдувайся? Знала бы, ни за что не поехала бы в этот ужасный Лондон…
Но что там, что там опять говорят?»
Александра надела наушники – электронный переводчик ввел ее в курс интриги. Оказывается, не все там просто в этом Совете. Если верить английскому диктору (Александре пришлось ему верить), то кое-кто был против кандидатуры госпожи Ушаковой. Кое-кому показалось, что русские домохозяйки не способны разобраться в чаяниях мировой экономики. Иные же и вообще видели в деятельности Общества чаяния Кремля. Доходило и до того, что якобы речь председателя писалась не только в России, но и всей Россией и лишь в интересах самой России. Особенно распалялся по этому поводу некий Хайлайтер. Он затеял жаркие споры…
«Впрочем, жаркие споры разрешит предстоящая речь, которую все ждут с большим нетерпением», – заверил диктор и перешел к другим новостям.
Ася опешила: «Что за речь?»
И тут ее словно током прошло: «Да моя же! Моя же речь! Точнее, речь Стерляди!»
– Боже, как я ее произнесу? – завопила она. – Я даже не знаю о чем говорить! А на карту поставлена уже честь России!
В этот миг раздался звонок. Подскочив к телефону, Александра схватила трубку – трубка молчала. Звон же не прекращался, и исходил он откуда-то снизу. Александра упала на пол и на четвереньках поползла по ковру, настраивая уши на звук и как собака ищейка идя по следу. След вел в гостиную, там ее горничная и застала в необычной и странной позе.
– Александра Ивановна, – тревожно удивилась Элиза, – Что вы ищете на полу?
Ася призналась:
– Звон ищу. Слышите, он откуда-то снизу доносится, настойчивый и упрямый. Не мину ли заложил в мой номер гнусный Хайлайтер?
Горничная прислушалась и облегченно вздохнула:
– Ах, вот оно что. Похоже, звонит ваш мобильный. Он в чемодане, похоже.
– А где чемодан?
– На полу в гардеробной.
Элиза кивнула на соседнюю дверь и сообщила:
– Я, собственно, и зашла узнать не нужно ли разобрать ваш чемодан?
– А?! Что?! – Ася, словно ужаленная, с четверенек вскочила и приняла достойную позу. – Вы собрались залезть мой чемодан?
– Ну да, – попятилась горничная, – как обычно. Я всегда разбираю ваш чемодан. А что тут такого?
– Как обычно? Обычно?! Не слишком ли часто я слышу это ужасное слово?! Неужели в обычаях этой страны позволять ковыряться в своей белье чужим, посторонним людям?
– Это в обычаях всех богатых, – изумленно промямлила горничная.
– В таком случае, богатство и глупость – одно и то же! Ха! Разбирать мой чемодан!
Александра кипела от гнева.
Элиза дар речи утратила. Она не понимала смысла претензий и не знала, что отвечать. Ее волновал только трезвон, который не прекращался. Наконец Элиза не выдержала и подсказала, кивая на гардеробную:
– Госпожа Ушакова, кажется вам все еще звонят и звонят.
Александра остыла:
– Точно, пойду поговорю. А ты, дорогуша, свободна. Свои вещи я сама разберу.
Войдя в гардеробную, Ася убедилась, что горничная права: в чемодане трезвонил мобильный. Александра его извлекла и, прижав к уху, услышала:
– Только что прочитал. Неудачная речь. Неужели вы собираетесь произнести ее перед солидным собранием?
Незнакомый мужской голос был мягким и очень спокойным, от чего Ася почувствовала себя оскорбленной.
– Что-что?! – завопила она. – Кто вы такой, что бы мне указывать?
– Я президент, – скромно признался голос.
– Президент чего? – пожелала знать Ася.
После короткой заминки последовал скучный ответ:
– Я президент того общества, к которому вы принадлежите.
Как и все мы, Александра расплывчато представляла к какому обществу принадлежит, особенно в данный момент, поэтому сердито спросила:
– Хорошо, вы президент. И чего вы хотите?
– Хочу высказать свое мнение.
– Валяйте, у нас демократия. Кому не лень, все языком своим мелют.
– Неудачная речь, – невозмутимо повторил мужской голос.
– Да откуда вы знаете? – рявкнула Ася, подумав: «Не знаю сама, что за речь придет в голову (если еще придет), а он уже не доволен».
Голос в ответ удивился:
– Откуда я знаю? Речь у меня на столе. Александра Ивановна, что вы написали?
– Что?
– «Конгломерат пауперов». «Абстиненты патриархата». «Апологеты конвергенции». По-вашему, именно так выражаются домохозяйки?
Ася вспылила:
– А по-вашему как они выражаются? Мыло, тряпка, посуда, ведро? Так знайте: я слышала эти слова. Меня вы не удивили!
Голос хмыкнул:
– Гм! Еще бы. Я не ставил задачи вас удивлять, а речь мне не нравится.
– Тогда напишите свою, а я прочитаю, слышите, вы, президент!
Голос обиделся наконец:
– Почему вы со мной так разговариваете?
– Потому, что вы мне надоели! – не стала скрытничать Ася. – Что за дела? Все меня поучают! А я привыкла свои задачи решать сама. Сама выбираю, сама покупаю, сама жарю и парю… Мужу остается только есть и хвалить. А теперь что? Все лезут, все советы дают! А у меня и без вас голова пухнет!
Голос утратил растерянность и приобрел чрезвычайную жесткость:
– Александра Ивановна, вы ведете себя вульгарно, как настоящая домохозяйка.
– Я и есть настоящая домохозяйка! А на вас, президент, не угодишь! То я слишком умна, то вульгарна! Отстаньте! – рявкнула Ася и разговор оборвала.
«Все меня учат! – мысленно снова возмутилась она. – И Сыр Генри! И рыжий Стоун! Даже Элиза! И теперь еще этот, как его, президент…»
Телефон опять зазвонил.
– Что еще? – гаркнула Ася и услышала голос, от которого у нее по спине побежали мурашки.
Этот голос был грубым, низким, зловещим, хрипловатым и, пожалуй, опасным.
– Если завтра провалите речь, три шкуры спущу, за все с вас спрошу, – предупредил он.
– Ой! За что именно? – испуганно промямлила Александра.
– За глупость и хамский разговор с самим президентом.
– С каким президентом?
Но ей никто не ответил – в трубке раздались гудки.
«Боже мой, куда я попала? – ужаснулась бедная Ася. – И что на меня возложили? Еще и не выполнила, а угрожают уже! Оказывается, моя речь недостаточно хороша. Точнее, никуда не годится. А ведь их президент не знает на что я способна. Что же будет со мной, когда он узнает? Не ровен час, точно меня пришибут!»
Осознав опасность, Александра отчетливо поняла, что не готова к конгрессу. У нее словно глаза открылись. Она-то думала, что выступать придется перед малюсенькой аудиторией (каких-то шестьсот человек), а тут уже говорится о размерах планеты. Завтра весь белый свет соберется у экранов своих телевизоров поглазеть на нее, а она и двух слов не может связать.
И за это грозятся ее покарать!
Глава 10
Грозятся ее покарать!
«Что же делать? – заметалась бедная Ася. – Как же быть? Нет трех шкур у меня. И не могу я позорить родную страну. Да и жить как-то хочется неудержимо. И совсем не хочется злить какого-то президента. Неизвестно ведь, как накажет меня тот, зловещий, если речь моя не понравится им. Где же выход из этого положения? Господи, дай мне памяти, что об этом пишут в женских журналах?
Что пишут? Из безвыходных ситуаций надо бегом выходить – вот что пишут в женских журналах!
Точно, надо срочно уйти!»
Но как?
«Лучшее средство для ухода – ноги!» – наконец решила Ася и схватилась за чемодан.
Высокий сухощавый мужчина приятной наружности не спеша вошел в паб. Взяв со стойки две пинты баварского, он расположился за столиком в дальнем углу и явно приготовился к ожиданию. Медленно потягивая пиво, мужчина искоса поглядывал на экран висящего над стойкой телевизора.
– Разрешите? – послышался голос из-за спины.
Мужчина обернулся. Яркими синими глазами на него смотрел розовощекий толстяк самого оптимистичного вида. Он уверенно держал на весу сразу четыре пинты английского эля.
– Милости прошу… – мужчина сделал неопределенный жест, демонстрируя разочарование: посидеть одному в полном покое не удалось.
– Приятно видеть соотечественника! – распознав легкий акцент, просиял толстяк.