– Сейчас она замолчит…
Точно. Тявкнув еще пару раз, собака замолчала. Я принял через забор надувной матрас, затем набитый вещами рюкзак и сумку.
Хлопнула дверь, заработал мотор, машина уехала.
Усевшись на матрас, я развязал рюкзак. Пошарив внутри, быстро нашел термос, пакет с бутербродами. Мысленно поблагодарив Сашку, отпил прямо из горлышка горячего сладкого чая, уничтожил несколько бутербродов. Теперь самое главное: обмазаться детским кремом. Достал из кармана тюбик, долго втирал крем в лицо и руки.
Уже вытянувшись под пледами на матрасе, предался самым приятным теперь для себя размышлениям. Действие мази должно пройти к утру… Если оно пройдет… Что же будет, если оно пройдет? Что же будет? Алена… Наверное, это будет то, что принято называть счастьем… Именно счастьем… Скоро ее увижу… Единственное, о чем я сейчас мечтаю, – чтобы скорей прошло действие мази… А остальное все так хорошо… С этой мыслью я заснул.
Проснулся я, когда сверху вовсю светило солнце. Посмотрел на часы – уже одиннадцать. Крепко же я спал! Не разбудили ни палящее солнце, ни доносящиеся громкие голоса. Прислушался: звякнула цепь, заскрипели уключины. Кто-то сел в лодку. Осторожно потрогал щеки – как будто гладкие. Лоб, подбородок, шея – тоже. Только отросла щетина и с лица осыпается какая-то шелуха. Неужели все прошло? Жаль, нет зеркала, посмотреть. Потрогал голову. Кепка. Джинсовая… Снял было ее, но тут же вспомнил – снимать нельзя. Натянул снова. И, откинув прогретые солнцем пледы, сел на матрасе.
Минут десять сидел, подставив лицо солнцу. Утро прекрасное, и главное, никуда не нужно спешить. Из блаженного состояния вывел голод. Я натянул кроссовки, встал, сделал зарядку, позавтракал. Потом поставил этюдник, закрепил на нем лист ватмана, достал из рюкзака кисти, краски, набор фломастеров, карандаши. Что рисовать? Ладно, какая разница…
Довольно долго я добросовестно штриховал карандашом бумагу, буквально вымучивая каждую нанесенную на ватман черточку, но потом ушел в себя и заработал по-настоящему. От эскиза меня оторвали лишь необычные звуки. Вдруг понял: рядом стоит собака. Посмотрел. Вот она. Та самая, большая, мохнатая, с загнутым вверх хвостом. Стоит рядом, громко дыша. Поглядывает то на меня, то на эскиз.
Собак я не боюсь, к тому же Сашка предупредил, что отдыхающих этот пес не трогает, поэтому сказал: «Ух ты, псина… Привет», – и продолжил работу. Но почти тут же из кустов вышел невысокий крепкий старик, судя по всему, сторож. На старике была бейсбольная шапочка, когда-то красная, сейчас же выгоревшая почти добела, линялая майка-безрукавка и ношеные-переношеные джинсы.
– Доброе утро, – сказал старик.
– Доброе утро.
– Я здешний сторож, зовут меня Николай Иванович. А вы наш? Что-то я вас не припомню.
– Нет. – Я отложил карандаш.
– Понятно. А откуда вы?
– Ниоткуда. Я сам по себе.
Присев на корточки, Николай Иванович цокнул, подзывая собаку. Взял подошедшего пса за загривок.
– Значит, сами по себе. А как вы сюда попали? – Скомандовал: – Дик, место! – и пес исчез.
Сторож склонил голову набок:
– Парень, изложи, откуда ты здесь возник?
– Извините, но пришлось перелезть через забор.
Сторож подошел к этюднику, посмотрел на эскиз. Повернулся:
– Что, серьезно?
– Серьезно. Приехал порисовать. Вторую ночь здесь ночую. У вас.
Сторож перевел взгляд на матрас, примятую вокруг траву.
– Силен. «У вас». Что, места вокруг мало?
– Видите ли, тут как-то спокойней. За забором. И потом я давно уже облюбовал вашу базу.
– Это почему же?
– Колорит. Лодки, причал. Рыбаки. – Полез в карман, достал десятку: Вот, возьмите.
Сторож посмотрел на десятку, на меня. Почесал в затылке, не спеша поправил шапочку:
– Д-да. Вот что, парень, десятку свою спрячь. Пригодится. Ты вообще знаешь, где находишься?
– Знаю. База «Рыболов Сенежья».
– Что, живешь рядом?
– Да нет. Просто часто приезжаю.
– Приезжаешь и приезжай. Но отсюда уходи. У меня тут сейчас начальство. От него десяткой не отделаешься. Понял, парень? Забирай причиндалы и сваливай. Без обиды. Хорошо?
– Хорошо. Но все же возьмите! Я хочу еще прийти порисовать. А?
– Да спрячь ты свою десятку. Осенью, когда никого нет, – пожалуйста. А сейчас давай. Через двадцать минут приду, проверю – чтоб тебя уже не было. Заведующий у меня в отпуске, я один. Так что давай. Не до тебя сейчас. Все, сматывайся. – Повернувшись, Николай Иванович исчез в кустах.
Выпустив из матраса воздух, я сложил вещи в рюкзак и сумку. Вышел из ворот базы и двинулся к Сашкиной даче. Пройдя минут двадцать по лесу, увидел за деревьями знакомый высокий забор. Над забором торчала скошенная в одну сторону черепичная крыша, был виден солярий, часть мансарды. До боли знакомая Сашкина дача.
Открыв ключом калитку, я по выложенной из плит дорожке подошел к полутораэтажному коттеджу.
В доме первым делом прошел в ванную. Не без некоторого замирания остановился перед большим зеркалом. Перевел дух: черт, все в порядке! Я прежний: обычный, двадцатисемилетний. Правда, на шее, подбородке и щеках остались еще легкие покраснения. Но ясно, что они скоро пройдут, как и обещал Сашка.
К месту назначения
Мощный двигатель работал без перебоев. Трейлер шел ровно. Шитик покосился направо, на невысокого белобрысого Клюя. Тот никак не мог справиться со сном: то закидывал голову на спинку сиденья, то вздрагивал и бессмысленно смотрел вперед. За окном со стороны Клюя вот уже шесть часов подряд тянулось море, от самого Туапсе. Шитик подумал: «КамАЗ – это машина». Двигатель практически крутится без остановок с утра, от самого Белгорода. И ни одного сбоя.
Через полчаса, когда трейлер проскочил Гудауту, Клюй размяк еще больше. Шитик посмотрел на часы – пятнадцать ноль семь по московскому, или шестнадцать ноль семь по местному. Сейчас будет Новый Афон, потом перевал, и все. Конец пути – Сухуми. На условленном месте в Сухуми, на углу улицы Чачкалия и Бзыбского шоссе они должны встать и ждать, когда подойдет невысокий человек в синей футболке. Человек должен назваться Ашотом и знать их туфтовые[1] имена – Юра и Женя. Подойти к трейлеру Ашот должен сегодня, от восемнадцати до двадцати по местному времени. Если же Ашот до двадцати не появится, они должны отъехать. И, убедившись, что все спокойно, встать в тихом месте. В десять утра вернуться на ту же точку. И снова ждать Ашота. Когда он придет… Шитик усмехнулся. Когда он придет, они получат навар. Навар настолько крутой, что, получив его, каждый из них сможет делать все, что захочет. Надолго забыв о своих бедах.
Еще минут через сорок, уже на перевале, Шитик решил: перед Сухуми, сразу за виадуком, надо дать Клюю кофе. Иначе до встречи с Ашотом он так и не очухается. Кофе в стоящем под сиденьем термосе был для них драгоценностью, они берегли каждую каплю. В термосе оставалось не больше чашки, но теперь уже беречь кофе не нужно. Клюя можно понять – он вел машину с утра. А перед этим спал часа два, не больше. Шитик вспомнил: когда он показал Клюя Крыжу, тот сразу одобрил выбор. В чем, в чем, а в людях Крыж разбирается. Клюй, хоть никогда не нюхал зоны и не водился с ельней[2], показал себя молодцом. И в дороге, и там, под Смоленском. Крыж наверняка похвалил бы их. Похвалил бы… Черт… Шитик выругался. Единственный человек, которого Шитик боится, – Крыж. Ведь то, что Крыж стал Вадимом Павловичем, из всей ельни знает только он один. Только он, Шитик. И все.
За виадуком Шитик трясанул Клюя за плечо:
– Клюй! Эй, Клю-у-уй! Очнись! Подъезжаем!
Клюй не реагировал. Лишь после того, как Шитик тряхнул изо всех сил, ошарашенно выпрямился:
– А? Что? Что случилось?
– Ничего. Просто подъезжаем. Кончай кемарить.
– А-а… – Помедлив, Клюй с силой потер ладонями лицо. – Что, Сухуми?
– Сухуми. Возьми термос, допей кофе. Возьми, возьми. Иначе не очухаешься.
Встряхнув головой, Клюй взял термос. Посмотрел на Шитика:
– Сам-то будешь?
– Зачем, я свежий. Пей все.
– Угу… – Клюй отвинтил крышку, вылил в нее остатки кофе. Чуть притронулся к теплой жиже губами, смакуя. – Место не пролетим?
– Не пролетим. Нам нужно к морю, на Бзыбское шоссе. А там, считай, мы на месте. По уговору должны встать точно перед поворотом на улицу Чачкалия.
Они уже въехали в город. По обеим сторонам дороги потянулись дома частного сектора, с балюстрадами и хорошо обихоженными дворами. Место, где они должны были остановиться, оба знали лишь по карте. Как раз допив кофе, Клюй кивнул:
– Указатель «Бзыбское шоссе».
– Вижу… – Шитик повернул на Бзыбское шоссе, сбавил скорость. Они поехали совсем медленно, около пятидесяти в час. Клюй завинтил крышку, поставил термос под сиденье. Пригнулся к ветровому стеклу:
– Шитик… Впереди справа какой-то указатель. Кажись, стоянка такси. Может, это то место?
– Может. – Шитик сбавил еще. Трейлер теперь еле полз. – Смотри внимательней. Встать надо точно. Справа на углу – белый дом.
– Смотрю. – Клюй застыл, вглядываясь. – Справа белый дом! Видишь?
– Вижу. И указатель вижу. Тормозим. Вон улица, слева магазин «Продукты».
Свернув к тротуару, трейлер прошел по инерции несколько метров и застыл перед поворотом направо на неширокую улочку у ограды небольшого белого дома. Вглядевшись в табличку на угловом доме с противоположной стороны улочки, Шитик выключил мотор. Среди надписей на трех языках он разобрал русскую, которая извещала, что это и есть «ул. Чачкалия». Они остановились точно на условленном месте.
Теперь надо ждать, не выходя из кабины, – таким был уговор. Ждать человека в синей майке, который назовется Ашотом.
Проверка
Азизов и Вадим Павлович сидели в условленной по предварительному договору квартире, уединившись в небольшой комнате. На столе перед ними стояло блюдо с только что испеченным и уже разрезанным хачапури, кофейник и две крохотные чашки.
Вадима Павловича Азизов видел третий раз в жизни. Впервые они встретились два месяца назад, дважды: сначала для общего знакомства, потом для точного уговора. Кроме того, несколько раз переговорили по телефону, в том числе вчера и позавчера. Вчера, при их последнем телефонном разговоре, Вадим Павлович, уточнив детали, пообещал приехать в Сухуми сегодня днем, чтобы вместе с Азизовым встретить «товар». Первую часть обещания Вадим Павлович выполнил, явившись сюда около двух часов назад. Теперь они вместе ждали «товар», приканчивая третий кофейник.
От еды Вадим Павлович отказался. Что касается Азизова, он страдал тяжелой формой сахарного диабета, поэтому ел много и часто. Азизову только что исполнилось пятьдесят пять. Он был толстеньким коротышкой, круглоголовым, с полуседой шевелюрой и иссиня-черными восточными глазами навыкате. В жизни Азизова давно уже интересовало только «дело». Да еще, пожалуй, еда. Поскольку умение разбираться в людях тоже входило в «дело», сейчас, при третьей встрече, Азизов перебирал все, что помогло бы выявить истинную суть Вадима Павловича. Да, постепенно он приходил к выводу: похоже, это блатняк[3]. И совсем не исключено, что не просто блатняк, а вор в законе. Хотя и выглядит мирнее мирного: лет под шестьдесят, лысоватый, обрюзгший, с постоянно опущенными подслеповатыми глазами. Впрочем, внешность Вадима Павловича Азизова особенно не интересовала. После первой встречи с этим человеком Азизов убедился: ему можно доверять. Вадим Павлович знал тех, с кем он имел дело раньше. При этом знал многое о нем самом. Но главное, «дело», которое они с Вадимом Павловичем обговорили, его вполне устраивало. И сейчас это дело должно подойти к концу. Должно, подумал Азизов. Это еще не значит, что оно на самом деле подойдет к концу.
Посмотрел на гостя:
– Может, все же кусочек хачапури?
Вадим Павлович покачал головой:
– Не хочу. Вы ешьте.
– Ну, смотрите, – Азизов взял кусок хачапури, теплого, истекающего маслом. Помешал ложечкой кофе, сделал глоток, и в это время зазвонил телефон. Азизов сделал еще один глоток, снял трубку:
– Слушаю?
– Роберт Арутюнович, это я… Ашот.
Азизов хорошо знал голос говорившего, это был один из самых верных его подручных. Отлично понял Азизов и причину заминки, настоящее имя Ашота было Дереник. Но для Вадима Павловича и его людей Дереник должен был стать Ашотом.
Азизов положил хачапури. Сказал:
– Да, Ашот, слушаю. Что там?
– Вроде, они приехали. Стоят там, где договорились.
– Точно они?
– Вроде. Стоят на условленном месте. Ну, а там… Я ведь не знаю, какой должен быть номер.
– А у этих какой?
– Московский. Шестьдесят шесть пятнадцать.
– Подожди, не вешай трубку… – Посмотрел на Вадима Павловича: – Какой у них номер?
Вадим Павлович усмехнулся:
– Что, приехали?
– Кажется, да.
– Номер прицепной фуры шестьдесят шесть пятнадцать. Эм-ша. Спросите, сколько там человек. И как выглядят.
– Сейчас… Ашотик, сколько людей в кабине?
– Двое. Обоим лет под тридцать, один блондин, волосы длинные, второй потемней, лысоват.
– Понятно. – Азизов опять посмотрел на Вадима Павловича: – Номер, какой вы сказали. В кабине сидят двое. Обоим лет под тридцать, один блондин, второй потемней. Лысоватый. Они?
Вадим Павлович помолчал, изучая пол. Шевельнулся:
– Они. Но сделаем, как договаривались. Не будем спешить. Надо на них посмотреть.
– Понял. – Бросил в трубку: – Ашотик, приезжай за нами. Хорошо?
– Хорошо. Буду через пять минут.
Вместе с Вадимом Павловичем Азизов вышел на улицу. Через пять минут они сели в затормозившую у тротуара белую девятку. За рулем сидел смуглый крепыш, мускулистый торс обтягивала синяя футболка.
Крепыш обернулся к Вадиму Павловичу:
– Здравствуйте. Меня зовут Ашот.
Глаз Вадим Павлович так и не поднял, только что-то буркнул. Азизов, поймав быстрый взгляд Ашота, тихо, как в пустоту, сказал:
– Ашот, ты Гизо звонил?
– Он ждет. Едем туда?
– Едем.
Ашот мягко тронул ручку скорости. Через несколько минут белая девятка въехала на улицу Чачкалия со стороны моря. Остановилась у углового дома, того самого, с другой стороны которого стоял трейлер.
Азизов кивнул:
– Приехали. Нам сюда.
Азизов вышел из машины первым, за ним Вадим Павлович и последним Ашот. Тройка двинулась к калитке, оказавшейся открытой. За ней стоял хозяин, человек лет сорока.
– Здравствуйте, гости дорогие, здравствуйте. Роберт Арутюнович, вы знаете, куда. Проходите.
Все трое поднялись по узорной деревянной лестнице, вошли в дом, прошли коридором мимо нескольких комнат и остановились наконец в небольшом помещении. Из-за зашторенных окон в помещении было темно, но, судя по всему, это была спальня.
Азизов посмотрел на Вадима Павловича, предупредил:
– Учтите, окно прямо перед машиной.
Вадим Павлович осторожно отогнул край шторы. Кабина стоящего у тротуара трейлера оказалась совсем близко. Вгляделся – оба водителя сидят, закинув головы на спинку сиденья. Лица выражают примерно одно и то же: бесстрастное ожидание с легкой примесью настороженности.
– Они? – спросил Азизов.
– Они. – Вадим Павлович прикрыл штору. – Действуем, как договорились. Условия помните?
– Разумеется. Они не узнают, что вы здесь. Мы поедем сейчас к Ашоту. А Ашот подвезет их минут через десять к своему гаражу. У него гараж рядом с домом. Из окна виден. В общем все, как и договаривались. Устроит?
– Устроит.
– Ашот, из кабины пусть не выходят. Понял?
– Поезжайте, Роберт Арутюнович. Я их привезу.
Сдача товара
Шитик посмотрел на часы. Пока все нормально, они ждут не больше получаса. Хотя, конечно, лучше если бы Ашот пришел как можно скорее. Если до восьми вечера он не появится, придется искать стоянку. Это не так просто в незнакомом городе. Разумеется, вдвоем они не пропадут. Клюй парень ушлый. Он же, Шитик, готов ждать хоть несколько дней, лишь бы все кончилось по уговору. «Готов ждать, – повторил Шитик про себя. – Готов ждать». Полез в карман за «Столичными» и увидел идущего к трейлеру человека в синей футболке. Откуда он появился, Шитик не заметил. Клюй напрягся, переглянувшись с Шитиком.