– Я пришел, потому что вы сказали, что можно в любое время, если будут вопросы.
Роза Яблонен была смущена. Она бы с удовольствием позволила этому красивому и странному мужчине сидеть возле печки, но это было как-то неприлично. Странно, что она его совсем не боялась, хоть и говорят, что он сумасшедший. Но все-таки надо было его как-то выдворить, нельзя ему тут засиживаться. Что хозяева внизу подумают?
– Увидимся в рабочее время… Например, в магазине или в кафе, на улице или в лесу… только не здесь.
– Значит, надо мне идти…
Тяжело вздохнув, Хуттунен надел кепку и бросил прощальный взгляд. У Розы Яблонен не оставалось сомнений: мельник влюблен, иначе почему он был такой грустный?
– До свидания, Хуттунен. Увидимся в более подходящем месте.
Его грусть немного развеялась. Он схватился за дверную ручку, вежливо кивнул и распахнул дверь. Дверь ударилась обо что-то тяжелое и мягкое. На лестнице послышался громкий вой и что-то грузно покатилось. Оказалось, что жена Сипонена все это время стояла, прильнув к двери чердака, и слушала, о чем говорит мельник с квартиранткой, а когда дверь открылась, ударив ее в ухо, она потеряла равновесие и покатилась по крутой лестнице. Хорошо еще, что жена Сипонена была толстая, как бочка, и мягко скатилась по ступеням на пол. Сипонен ее поднял – из уха текла кровь, она орала так, что стекла дрожали.
Прибежал Лаунола.
Мельник и председательша спустились вниз.
Хозяйка ревела на полу.
Сипонен гневно взглянул на Хуттунена и закричал:
– Черт тебя принес среди ночи к мирным людям, еще и жену мою убил!
– Да жива еще твоя жена, – успокаивал работник. Хозяйку перетащили в комнату, уложили на кровать.
Покончив с этим, Хуттунен ушел. Он сел на велосипед и на всех скоростях помчался на мельницу.
Сипонен, стоя на крыльце, кричал ему вслед:
– Если моя баба не оправится, будешь мне платить за утерю кормильца! Судиться с тобой буду!
Собака Сипонена лаяла еще долго.
Глава 6
Неделю Хуттунен смотрел на пустой огород, не решаясь показаться в деревне. Но тут его одиночеству пришел конец.
Председатель огородного кружка приехала на мельницу, дружески поздоровалась и принялась щебетать про свои грядки. Ростки салата уже показались, скоро и морковка пойдет, уверяла она. Взяла с Хуттунена деньги за семена и дала инструкции, как пропалывать и рыхлить почву.
– Самое главное тут – аккуратность.
Счастливый мельник приготовил ей кофе с баранками.
Разобравшись с огородом, Роза Яблонен вернулась к теме его последнего визита.
– Мы должны серьезно поговорить о вашем поступке.
– Этого больше не повторится, – пообещал пристыженный мельник.
Роза сказала, что и первого раза было больше чем достаточно: жена Сипонена не встает с кровати, даже свой коровник забросила. Сипонен вызывал врача.
– Доктор Эрвинен осмотрел ее со всех сторон, народ созвали – такая толстуха, одному никак. Ухо прописал промывать, наложил повязку. Дверная ручка попала прямо в ухо, наверное, в нем все дело. Доктор туда кричал и сказал, что слух есть, хотя жена Сипонена притворяется глухой. Направил ей фонарик в глаза, очень близко, и вдруг как закричит в больное ухо! Эрвинен сказал, что барабанная перепонка у нее так и подскочила, значит, слух где-то там есть, но муж не верит. Потом мы все вместе кричали ей в ухо, заглядывали в глаза, но так ничего и не добились. Сипонен сказал, что из-за тебя его жена оглохла и тебе это дорого станет.
Хуттунен умоляюще взглянул на председательшу, надеясь, что плохие новости на этом закончились, но она продолжала:
– Доктор Эрвинен считает, что жена Сипонена должна встать с постели и начать работать. А та жалуется, что у нее отнялись все конечности, и продолжает лежать. Она всем говорит, что парализована и что больше никогда не встанет с кровати. Ну, раз она так решила, тут уж Эрвинену нечего сказать. Он ушел, бормоча, мол, хочет – пусть лежит хоть до Судного дня. Сипонен пригрозил, что найдет врача получше, который обнаружит у его жены паралич, и тогда Гунни пусть только попробует не раскошелиться!
Вон оно, значит, как повернулось, думал Хуттунен. Жена Сипонена славилась на всю округу как самая ленивая и толстая, а теперь у нее появился прекрасный предлог валяться в кровати. Лаунола, пронырливый тип, конечно, подтвердит всё, что хозяева прикажут.
Председатель призналась, что рассказала Хуттунену об этом, потому что не считала его виноватым, и к тому же он ей нравился.
Может быть, пора перейти на “ты”?
– Только будем на “ты”, когда мы одни, чтобы никто не слышал, – попросила она.
Мельник пришел в неописуемый восторг. С того момента председатель называла его не иначе как Гуннар.
Хуттунен подлил ей кофе. Тогда председательша подняла главный вопрос – о его раннем визите.
– Гуннар, могу я тебе задать очень личный вопрос? Такое щекотливое дело, о нем много в деревне толкуют.
– Спрашивай, я не рассержусь.
Ей было трудно начать. Она отхлебнула еще кофе, разломила баранку, взглянула в окно, хотела, было, поговорить про огород, но решила все-таки задать вопрос.
– В деревне поговаривают, что ты не такой, как все…
Хуттунен смущенно кивнул:
– Знаю… Они считают меня помешанным.
– Ну да… Вот я вчера пила кофе у жены учителя, и там мне рассказали, что у тебя не все дома… Что ты можешь быть опасен, и все такое. Жена учителя сказала, что однажды ты ни с того ни с сего схватил в магазине весы и спустил их в колодец. Это, наверное, все выдумки, нормальные люди так не поступают.
Хуттунену пришлось признаться, что он действительно спустил весы Терволы в колодец.
– Пусть ручку покрутит – достанет.
– А еще рассказывают про динамит, и еще… Это правда, что ты зимой воешь?
Хуттунену стало стыдно. Пришлось сознаться и в этом.
– Ну, бывает, подвываю… Но я не со зла.
– А еще говорят, что ты изображаешь разных зверей… и глумишься над деревенскими, над Сипоненом и Гнусиненом, над учителем и Терволой… Это тоже правда?
Хуттунен признался, что, бывает, на него находит, и просто необходимо выкинуть что-нибудь эдакое.
– Как будто в голове стучит. Но так я не опасен.
Председательша молчала. Ей было грустно. Она смотрела, как трогательно мельник разливает кофе.
– Давай я тебе помогу, – промолвила она и взяла его руку в свою. – Ужасно, когда человек воет от одиночества.
Хуттунен закашлялся и покраснел. Председатель огородного кружка поблагодарила за угощение и стала собираться.
Хуттунен встрепенулся:
– Подожди, не уходи, разве здесь тебе не хорошо?
– Если в деревне узнают, что я к тебе захаживаю, меня уволят с работы. Сейчас мне точно пора.
– А если я брошу выть, ты придешь ко мне еще?
Хуттунен начал торопливо говорить, что если она боится встречаться у него на мельнице, то почему бы им не встречаться в другом месте, например в лесу? Он пообещал подыскать подходящее место, где они могли бы иногда видеться, не вызывая подозрений.
– Но это должно быть надежное место, – сомневалась она. – И не слишком далеко, а то я заблужусь. На мельницу я могу приходить только дважды в месяц, как к другим огородникам, а то начнутся сплетни. Союз огородников этого не потерпит.
Хуттунен обнял ее. Роза не сопротивлялась.
– Не такой уж я дурак, чтоб не понять, – прошептал он.
Для дальнейших встреч мельник предложил Леппасаари, островок, поросший ольшаником, в километре от деревни, если идти вдоль реки. Хуттунен уверял, что туда никто не сунется, это красивое укромное местечко, и совсем недалеко.
– Я сделаю мостик через ручей, чтобы тебе не надо было надевать резиновые сапоги.
Председательша пообещала завтра же прийти туда, если Хуттунен пообещает больше не создавать себе проблем.
Хуттунен дал слово быть человеком.
– Я буду тихо сидеть тут в Суукоски и не выть, даже если очень захочется.
Председательша напомнила ему, как важно каждый вечер поливать саженцы, потому что лето выдалось сухое и солнечное. И ушла.
Счастливый Хуттунен остался на мельнице, посмотрел на серые стены и подумал: не покрасить ли ее? Например, в красный.
Глава 7
Во дворе мельницы, в столитровом котле Хуттунен варил, помешивая на среднем огне, красную охру. Он был счастлив и полон энергии, предвкушая завтрашнее воскресенье, когда он встретится с председательшей огородного кружка.
Хуттунен заранее соорудил из двух бревен мостик через ручей. В ольшанике он построил шалаш, пол устелил травой. Комары туда не залетали – женщины не любят, когда их комары кусают. Роза Яблонен наверняка обрадуется, думал счастливый мельник.
Красная охра с ржаной мукой дали красивый темно-красный цвет. Краска была готова, значит, в воскресенье мельница засияет по-новому. Вышло совсем недорого: мука у Хуттунена была своя, а охру и купорос пришлось купить.
Во двор въехал на лошади Гнусинен. В телеге лежала дюжина мешков с зерном, а сверху восседал сам упитанный фермер. Мельник обрадовался, что сосед привез ему на молотильню прошлогоднее зерно.
Хуттунен подбросил дров в огонь, на котором кипел котел, и помог Гнусинену привязать коня.
– Ишь ты, маляром заделался? – поинтересовался Гнусинен, пока они таскали мешки с зерном. – Я прочел тут на воротах кладбища, что твоя мельница снова на ходу, и вот притащил, что осталось… Раз есть своя мельница, надо пользоваться. Даром, что ли, вода под ней течет!
Хуттунен включил мотор, развязал мешок и высыпал первую порцию зерна.
Мельница наполнилась ароматом свежей муки.
Они вышли во двор, Хуттунен угостил гостя куревом, а сам подумал: все-таки дельный у него сосед, этот Гнусинен, не то что Сипонен и его ленивая баба.
– Хороший у тебя мерин, – похвалил Хуттунен, показывая расположение.
– С норовом, а так ничего.
Гнусинен кашлянул. Хуттунен сразу понял, что сосед не только за мукой приехал. Неужели новости от Сипонена привез? Или от Терволы? Или от учителя?
– Так, между нами… Мы же соседи, хочу тебя, Гунни, предупредить. Хороший ты мужик, нет к тебе претензий… Одна в тебе беда. Тут в общественном комитете поговаривают, я ж председатель…
Хуттунен затушил папиросу, зарыл бычок, насторожился: к чему это он клонит?
– Как тебе объяснить… Многие на тебя жалуются. Пора бы тебе бросить это вытье и прочие выходки. Даже в комитет на тебя написали.
Хуттунен сурово взглянул на соседа.
– Говори прямо, чего они хотят?
– Я же сказал. Ты должен перестать выть. Куда это годится – взрослый мужик с собаками соревнуется! Прошлой зимой и вот весной – всей деревне не давал ночами спать. Моя жена всю весну глаз не сомкнула, тебя все слушала, и дети плохо учиться стали. Дочь двойки стала приносить. Вот что значит не спать по ночам, а летом пропадать на мельнице и слушать твои дурацкие сказки.
– Ну весной я не так часто выл-то, – оправдывался Хуттунен. – Всего-то пару раз по-настоящему…
– Ты оскорбляешь людей, паясничаешь, издеваешься. Вот и учитель Коровинен жаловался. Ладно бы ты только зверей изображал, так ты еще и динамит в воду швыряешь.
– Да это же шутка была!
Гнусинен распалился, с пеной у рта он набросился на мельника:
– Шутка! А сколько ночей я из-за тебя просидел без сна, слушал, как ты подвываешь у себя на мельнице, вот так, узнаешь?
Подняв руку и повернув лицо к небу, Гнусинен завыл. От его пронзительного крика даже конь встрепенулся.
– Вот так ты всю округу на уши ставишь. Совсем с ума сошел! А эта твоя “пантомима”? То ты медведь, то ты лось, то какая-нибудь чертова змея, то журавль… Посмотри ты хорошенько, подумай, по-людски это?
Гнусинен заходил по двору, переваливаясь, словно медведь, рычал и махал руками, вставал на четвереньки, ревел, так что его конь от испуга стал рвать удила.
– Это был медведь, узнал? А вот это кто, угадай! Сколько раз ты его показывал!
Гнусинен поскакал вокруг котла с краской, фыркал и бил копытом, точно олень, тряс головой, рыл землю, нагибался, делая вид, что ест ягель. Потом из оленя он превратился в лемминга: поджал губы, встал на задние лапки, злобно фыркая в сторону Хуттунена, забился под телегу.
Хуттунен наконец не выдержал:
– Хватит, идиот! Тоже мне мужик, не можешь как следует зверя изобразить! Если я медведя и показывал, то не так бездарно и неуклюже.
Гнусинен перевел дух и заставил себя успокоиться.
– Я это к тому, что если ты не бросишь свои глупости, комитет свяжет тебя и отправит в психушку в Оулу. С доктором Эрвиненом я уже говорил. Он сказал, что у тебя не все дома. Что ты маниакально-депрессивный сумасшедший. Ворвался ночью и лишил жену Сипонена слуха. Припоминаешь? В магазине украл весы и бросил в колодец. Терволе теперь приходится крупу на глаз вешать, сколько скандалов из-за этого.
Хуттунен разозлился. Кто дал Гнусинену право приходить сюда, на мельницу, жаловаться и угрожать? Фермер чуть было не схлопотал по толстой морде, но мельник вовремя вспомнил предупреждение Розы Яблонен.
– Забирай свою муку, зерно и проваливай! Не буду тебе ничего молоть. И чертову клячу свою убирай с моего двора или будешь ее из реки вылавливать!
– Смелешь то, что я тебе прикажу, – ответил Гнусинен с ледяным спокойствием. – Есть еще в мире закон, ты у меня узнаешь. Может, у себя на юге тебе такое сходило с рук, но у нас не пройдет. Я тебя предупредил, повторять не буду.
Хуттунен бросился в дом, остановил мельницу. Смолотую муку развеял по полу. Затем взвалил на спину тяжеленный мешок с зерном, выбежал на мост, снял с пояса нож и вспорол его. Зерно посыпалось в реку, а за ним полетел и мешок. Такая же участь постигла остальные мешки.
Гнусинен испугался, отвязал своего мерина и помчался к трассе, откуда закричал мельнику:
– Это была твоя последняя шутка, Гунни! Ты испортил пять мешков отборной пшеницы, я этого так не оставлю!
По реке плыли мешки. Хуттунен пренебрежительно плюнул в их сторону. Мельница безмолвно глядела на все это действо, во дворе дымилась охра. Хуттунен зачерпнул ковшом темно-красную краску и побежал за Гнусиненом. Тот стегал коня изо всех сил, конь встал на дыбы и поскакал галопом, колеса телеги так и взвизгнули.
Грозные крики Гнусинена эхом разносились под топот копыт:
– Найдется и на дурака управа! Вязать подлеца!
Течение унесло зерно. Усталый, Хуттунен вернулся на мельницу. Сгреб рассыпанную на полу муку пером глухаря и выбросил из окна в реку.
Глава 8
Полицейский Портимо, старый служака и старший деревенский констебль, благодушно крутил педали видавшего виды велосипеда, направляясь на мельницу в Суукоски.
Подъехав к мельнице, Портимо заметил, что Хуттунен начал малярные работы. Одна стена была уже выкрашена. У другой на стремянке стоял сам мельник и красил серые стены красной краской.
Гунни дома, значит, не зря приехал, лениво думал Портимо.
Он прислонил велосипед к южной стене мельницы, к той, что еще не была покрашена.
– Ты, вижу, начал обживаться, – крикнул он Хуттунену, который спускался с лестницы, держа банку с краской.
Достали папиросы. Хуттунен дал полицейскому прикурить. Чертов Гнусинен наверняка уже нажаловался, что он выкинул зерно в реку.
Сделав несколько затяжек, мельник спросил:
– По делу или просто в гости?
– Я бедный полицейский, зерна у меня нет. Вот по делу Гнусинена приехал.
Докурив и обсудив покраску, полицейский Портимо приступил к официальной части. Он достал из кошелька и протянул мельнику счет. Хуттунен прочитал, что должен Гнусинену пять мешков зерна, принес карандаш и деньги, заплатил и расписался.
Деньги были небольшие, но все-таки он сказал:
– Не зерно – одна шелуха. Даже свиньям не скормишь. Все там, в реке.
Полицейский Портимо пересчитал деньги, убрал вместе со счетом в кошелек, со значением посмотрел на реку.
– Смотри, Гуннар, не возгордись. Когда пристав-то наш услышал про эти мешки, сказал, что тебя надо арестовать. Я его немного успокоил, нашли компромисс. Гнусинен дело тебе говорил. Про твои эти дурацкие выходки.