– Чужачка…
– Всего несколько часов, и я вернусь. Обещаю.
Парень неуверенно останавливается и смотрит на меня. Не знаю, что он там видит, но неожиданно его взгляд смягчается.
– Хорошо.
– Хорошо?
– Да. Ты вправе решать сама, чего хочешь. – Его слова удивляют. Я послушно киваю и выдыхаю накопившийся в легких воздух. – Но…
– Так и знала! – бросаю я, перебив его. – Конечно, будут какие-то условия.
– Безусловно, – улыбается Макс. – Одна ты никуда не пойдешь.
– Отлично. Я как раз собиралась позвонить своему другу.
– С ним ты тоже не пойдешь.
– Это еще почему?
– Потому что я так сказал. – Максим хитро сужает глаза. – Я тебя нашел, я позволяю тебе выйти на свободу, и я за это ответственный. К тому же навыки первой медицинской помощи приветствуются. Иными словами, с тобой пойду я и только я.
– Очень смешно, – неохотно протягиваю я. – Ты ведь шутишь?
– Нет. Я абсолютно серьезно.
– Господи, но зачем я тебе? Обуза на день – это такое развлечение сейчас у золотой молодежи?
– Мне просто нечего делать.
– Так это от безысходности.
– Расценивай мое предложение как хочешь, – улыбается парень. – Итак, как человек знающий, я прекрасно понимаю, от чего бы ты сейчас не отказалась.
– И от чего же? От другой жизни?
– Нет. От еды, Чужачка. От нормальной, человеческой еды.
Хочу ответить что-нибудь едкое, но вдруг осознаю, что в этом нет смысла. Он прав. Я безумно проголодалась.
– Допустим, я согласна, – аккуратно предполагаю я.
– Допустим, я и так это знал.
– И куда мы пойдем?
– Даже не знаю. Судя по твоему виду, в ресторан нас не пустят. – Макс пристально смотрит на меня, и я вдруг вспоминаю, что выгляжу отвратительно. Кроме того, что на мне спортивные штаны и растянутый старый свитер, я не мыла голову уже несколько дней и вместо лица у меня гигантский синяк. Мне становится стыдно, и я отвожу взгляд. – Да, и в кафе тоже…
– Прекрати! – рявкаю я.
– Не любишь правду?
– А ты любишь оскорблять людей?
Парень усмехается и начинает двигаться в противоположную от больницы сторону.
– Не беспокойся, Чужачка, – ласково произносит он, и я непроизвольно поднимаю глаза, чтобы убедиться в искренности его интонации. – Ты прекрасно выглядишь.
– Ну да.
– Так и есть. Пара синяков не портят тебя. Поверь.
– С чего мне тебе верить?
– Я мужчина. Я могу отличить истинную красоту от поддельной.
– Неужели? – Я пытаюсь говорить непринужденно, хотя его слова смущают меня и заставляют краснеть. – И как же ты это делаешь?
– Давай я не буду раскрывать всех своих секретов.
Парень хмыкает, а я замечаю в нескольких метрах от нас его машину.
– Не думала, что окажусь в автомобиле так скоро, – шепчу я. Становится не по себе. Вспоминаю рыжее пятно, крик Леши и невесомость. Закрываю глаза и встряхиваю головой, надеясь избавиться от этих мыслей. Но они не уходят. В голову вдруг приходит бредовая идея: как я буду сдавать на права, если теперь столбенею при виде машин?
Максим останавливается. Он колеблется, я это чувствую, пусть и не вижу его лица. Мне внезапно становится стыдно: я опять веду себя как трусиха. Хочется скрыть страх, но я не могу этого сделать. Тело реагирует отдельно от разума, и мне остается лишь надеяться на то, что сердцебиение чуть сбавит темп в ответ на мои мольбы и просьбы.
Оно этого не делает.
Неожиданно Макс проводит пальцами по моим скулам, медленно и нежно, и я ошеломленно распахиваю глаза. Мне хочется сказать что-то, но я молчу. Смотрю в темно-синие глаза парня и не могу пошевелиться. Он изучает мое лицо, мою шею и плечи. Его интерес привлекает. Медленно парень движется по моей ключице кончиками пальцев, поднимается к подбородку, останавливается на щеке. Создается впечатление, будто он сканирует мою кожу. А затем он вдруг смотрит мне в глаза, и столько волнения и жажды в этом взгляде, что теперь я слышу биение своего сердца во всем теле, ощущаю его повсюду. Кажется, что я способна не отрывать взгляд от его глаз вечно, ведь там столько уверенности, столько храбрости. Если бы Макс был моим другом, я бы смогла на него положиться, смогла бы найти в нем опору и защиту.
Если бы Максим был моим.
– Я не позволю тебе пострадать, Лия, – шепчет он, и у меня пробегают мурашки по спине, волоски на руках, шее поднимаются, электризуются, дыхание становится тяжелым. – Со мной ты в безопасности, слышишь? Со мной ты можешь ничего не бояться.
Наши лица безумно близко. Я ощущаю его горячее дыхание, а он слышит, как я вздыхаю. На несколько секунд мне кажется, что движение вокруг остановилось и сейчас вся жизнь сосредоточена лишь здесь, в паре сантиметров между нами. Однако иллюзия покидает меня. Максим неожиданно отстраняется и растерянно выпускает меня из объятий.
– Так что… – он откашливается, – так что можешь не волноваться.
Мне так много хочется сказать ему, но я не могу вымолвить ни слова. Киваю и осторожно сажусь на пассажирское сиденье, едва парень открывает мне дверь. Он обходит автомобиль, а я до сих пор ощущаю тепло его рук на лице и испытываю такую дикую неловкость, словно сделала нечто плохое и запретное.
Он садится за руль, я боюсь повернуть голову в его сторону. Вдруг он увидит мои красные щеки или заметит пот на лбу?
– Тебе холодно?
– Немного.
Он заводит машину и включает печку.
– Скажи, когда согреешься.
– Хорошо.
Дрожащими руками пристегиваюсь. Парень нажимает на газ, и меня впечатывает в сиденье так грубо, словно в меня ударил неистовый поток ветра. Дыхание сбивается. Мы едем медленно, а мне кажется, что мы летим. Обеспокоенно смотрю по сторонам, пытаюсь наблюдать за проезжей частью, но бессмысленно. Меня до сих пор тошнит, перед глазами вертятся дома, деревья, люди, и я не могу сфокусироваться.
– Чужачка?
– М?
– Ты как?
– Все нормально. – Сглатываю и выдавливаю улыбку. – Разве не видно? Все отлично.
– Я вижу лишь панику. Успокойся. Я вожу уже пять лет. – Заметив мой удивленный взгляд, он добавляет: – Из них три года – легально.
– Максим, все хорошо.
– Поэтому ты сейчас порвешь пальцами мое сиденье?
Я опускаю взгляд на свои руки и испускаю громкий вздох. Ногти впились в чехол, словно одичавшие пиявки. Резко высвободив сиденье, я прижимаю ладони к коленям и откидываю назад голову.
– Прости, – трудно дышу. – Прости, я не хотела.
– Ничего страшного. Может, остановиться?
– Нет, не стоит.
– Если тебе плохо…
– Прекрати вести себя так, словно я инвалид и умру через несколько дней, – серьезно говорю я и смотрю на парня. – Да, мне не по себе, но это не значит, что ты должен жалеть меня или испытывать сочувствие.
– Я лишь не хочу, чтобы тебе стало хуже. Дело не в жалости, а в волнении.
– А ты не волнуйся. Я ведь не настолько слабая, чтобы умереть от бешеной скорости в сорок километров в час. Это, конечно, очень жутко и опасно. Но я переживу.
Максим усмехается и смотрит на меня как-то по-новому. Наконец я замечаю в его темно-синих глазах уважение. И мне льстит это. Ужасно льстит.
– И куда ты, Чужачка, хочешь, чтобы мы поехали?
– Ты прав насчет моего внешнего вида, – признаюсь я и стягиваю волосы в тугой хвост. – Выгляжу я так, словно только что восстала из мертвых. Пугать людей в кафе не стоит, так что обойдемся без еды.
– Я так не думаю.
– Не думаешь, что я плохо выгляжу, или не думаешь, что стоит обойтись без еды?
– Оба твои варианта. – Он подмигивает мне. – Я что-нибудь придумаю.
– И что же? Тут стоять нельзя, – умничаю я.
– Я ненадолго. – Макс паркуется и глушит двигатель.
– Ты куда? – произношу вопрос я в воздух. Максим выходит из машины, закрывает за собой дверь и скрывается за поворотом. – Отлично.
Выдыхаю и оглядываюсь: в салоне чисто, я бы даже сказала – пусто. На панели лежат диски, и я внимательно изучаю их: Nirvana, Radiohead, «Би-2». Отмечаю, что вкус у парня отменный. Будь у меня машина, музыка бы в ней играла такая же. Неожиданно я замечаю еще один диск. Он лежит дальше всех, со стороны водителя. Отстегиваю ремень и тянусь к нему. Диск нелицензионный. Наверняка выборка любимых треков. Я открываю коробку и вижу надпись: Бесстрашному.
Мной овладевает интерес, и, убедившись, что Макса еще нет рядом, я вставляю диск в проигрыватель. Через пару секунд из колонок доносится музыка. Я застываю, вслушиваясь в ноты. Мелодия кажется мне знакомой, но я никак не могу вспомнить, где я ее слышала. Напрягаюсь и чувствую легкое раздражение. Мне всегда сложно вспоминать подобные вещи, но едва начинаются слова, на меня снисходит озарение. В конце припева я очарованно повторяю за певицей:
– Такая любовь убьет мир.
«Маша и Медведи». Задумчиво смотрю перед собой и не знаю, радоваться ли мне очередному восстановлению памяти. Такое чувство, что эта песня когда-то много значила для меня, но ее грустные слова не позволяют ощутить вкус счастья.
Я переключаю трек.
С первых же аккордов узнаю Земфиру. Переключаю. В начале словосочетание: большие города, и я уже знаю, что играет «Би-2».
Данное времяпровождение очень увлекает меня. Мне так нравится угадывать мелодии, восстанавливать в каком-то смысле свои воспоминания.
В предвкушении включаю дальше и неожиданно для самой себя замираю. Почему-то ком застревает где-то в горле, а ладони мгновенно становятся мокрыми. Я недоуменно делаю громче. Еще громче. Начало песни гремит в машине, давит на меня со всех сторон, но я делаю еще громче! Еще! Внутри что-то растет, что-то пульсирует. Сердце неистово бьется, отдает во всем теле, и я придавливаю рукой грудь: боюсь, что оно вот-вот выпрыгнет. Начинается куплет, но я до сих пор не могу понять, кто поет. Слова странные: знакомые и чужие одновременно. Я напрягаюсь. Буквально слышу, как в голове вертятся мысли. Почему-то становится не по себе. Да и дышать трудно, и тело наливается свинцом. Я испуганно понимаю, что ощущаю себя загнанной в клетку. Эта машина – тюрьма, этот запах – прошлое, схватившее меня в свои когтистые пальцы. Страх. Мне вдруг становится страшно. Я обхватываю себя руками и закрываю глаза. Что происходит, что происходит?
– Хочешь оглохнуть? – В машине неожиданно появляется Максим, и я испуганно подпрыгиваю. Смеясь, он убавляет звук, и вся атмосфера безумства испаряется. Закрыв за собой дверь, парень протягивает мне бумажный пакет из «Макдоналдса». – Ужин подан.
– Вообще-то обед, – дрожащим голосом подмечаю я и растерянно киваю: – Спасибо.
– Нашла мои диски?
– Они лежали на панели, я не сдержалась и решила прослушать.
– И как?
– Ну, довольно-таки неплохо. – Мне все еще не по себе. – На диске, который я только что слушала, написано «Бесстрашному». Это ты у нас Бесстрашный?
– Да. Это прозвище мне дали в стае. Но я не люблю, когда меня так называют.
– Почему же?
– Давай договоримся: вопросы только во время трапезы. – Парень откладывает свой пакет на заднее сиденье и заводит машину. – Предлагаю остановиться в парке, здесь меня в любой момент могут оштрафовать.
– Как скажешь. – Я с любопытством смотрю на Максима и замечаю татуировку на его шее. Кобра. Хочется спросить, откуда она, но я сдерживаюсь.
На самом деле это первый человек, который отложил разговор на несколько минут, а не на несколько месяцев. Поэтому я слушаюсь и еду молча вплоть до парка. Когда мы приезжаем, Макс паркуется под огромным деревом, выключает ближний свет и глушит двигатель. Отодвинув свое сиденье чуть назад, он берет пакет с едой и принимает положение полулежа. Я бы хотела сесть так же, но мне не позволяет больная спина. Выдохнув, я прижимаю к себе ноги и откидываю назад голову.
– Не думала, что проведу выходные в твоей компании, – признаюсь я. – Очень интересный исход дня.
– Я тоже так не думал, – говорит парень и достает огромный гамбургер. – Но жизнь – вещь непредсказуемая.
– Сожалеешь?
– Это не тот случай, чтобы сожалеть.
– А какой же должен быть случай?
– Два вопроса подряд, Чужачка. – Максим жадно откусывает гамбургер и невнятно произносит: – Так не по правилам. Будем спрашивать по очереди.
– Ладно. – Открываю свой пакет и счастливо улыбаюсь. Картошка фри, чикенбургер, кусочки мяса: голова идет кругом. – Максим – ты мой герой.
– Я знал, что тебе понравится.
Я искренне улыбаюсь и пробую картошку – какое блаженство.
– Задавай вопрос, потому что я хочу задать свой. Ну же!
– Хорошо. – Парень хмурится, а затем протягивает: – Только давай договоримся: ответ не в два предложения, а полный.
– Договорились.
– Тогда вот мой вопрос: когда мы были под мостом, ты сказала, что не помнишь, как на твоем запястье появилась татуировка. Это последствия бурной вечеринки или что-то другое?
Я усмехаюсь.
– Вообще-то, я потеряла память. – Гамбургер в руках парня застывает. – Прошлым летом я упала с крыши пятиэтажного здания, а очнувшись, поняла, что не помню целый год. Врачи сказали, у меня амнезия.
– Эм. Прости. Я не знал. Наверное, с этим трудно смириться.
– Да уж. Я до сих пор не смирилась. – Почему-то меня не смутил его вопрос. Даже наоборот, стало легче, после того как я ответила. – Что ж, не все в жизни так гладко, как хочется.
– Мне жаль.
– Разве мы разговариваем для того, чтобы пожалеть друг друга? Я ведь выжила, так что жалеть меня незачем.
– Ты права. Незачем.
Я киваю и увлеченно прикусываю губу. Хочется спросить о самом важном, но я начинаю издалека:
– Как ты попал в стаю и когда это произошло?
– Чуть больше года назад, мы с братом наткнулись на группу подростков. Они развлекались, прыгая с моста в реку. Полное безумие. – Максим улыбается. – Парни привязывали себя к железному бортику и ныряли в тридцатиметровую пропасть. На удивление, мне захотелось попробовать.
– Ты просто псих! – восклицаю я. – Это же опасно!
– Я стал Бесстрашным не потому, что раздавал всем цветы, Чужачка. Естественно, было опасно, но разве меня это волновало? Я настолько полюбил такие развлечения, что собрал с братом свою собственную компанию, где люди могли совершать безумные поступки и получать от этого удовольствие. А главное – получать удовольствие без последствий.
– Шестнадцать погибших подростков – разве это не последствия? – осуждающе спрашиваю я.
– Ты ничего не знаешь, так что, прошу тебя, не делай скоропалительных выводов.
– Подожди, – меня вдруг озаряет, – ты сказал, собрал стаю с братом. Получается…
– Да. – Макс откусывает гамбургер и пожимает плечами. – Шрам, или говоря человеческим языком – Стас, мой родной брат.
Я ошеломленно выдыхаю и только сейчас осознаю, какой была слепой. Сходство в их внешности очевидно: острые скулы, прямой нос, черные угольные волосы, смугловатая кожа. Лишь глаза разные, но я уверена: присмотревшись, я бы и там нашла нечто единое. Возможно, в заблуждение меня ввела рана на лице предводителя. Она изменила не только внешний облик парня, но и внутренний. И все же, как я могла так облажаться?
– Что ж, моя очередь. – Максим не ждет, пока я приду в себя, спрашивает. – Почему тебя так интересует стая? В чем подвох?
– Подвоха нет. Я наткнулась на вас случайно, потому что хотела спасти сестру. – Я серьезно смотрю на парня. – Что ж, на самом деле ваше сборище представлялось мне рассадником отморозков, которым наплевать на свою жизнь и на общепринятые правила. Вы делаете что хотите, когда хотите и где хотите. Я считаю это аморальным образом жизни. Точней, я так считала. Но сейчас, – мне приходится придвинуться чуть ближе к Максиму, потому что сказанные мной слова являются страшной тайной, – но сейчас я понимаю, что ошибалась. Мое мнение насчет того, что в ваших телах вместо крови течет адреналин, не изменилось, но я вижу что-то еще, что-то, что жутко влечет меня. И пока я не пойму, что это, я никуда от вас не денусь.
Макс улыбается.
– Интересный ответ.
– Я хочу говорить честно, чтобы потом не было недопониманий. Скажи мне, стаю основали ты и твой брат. Так почему же бразды правления в его руках? Почему вы не командуете вместе? Возможно, тогда бы удалось избежать многих смертей и трагедий.
– Мне это не нужно.
– А Шраму нужно?
– Пойми, пусть мы и родные братья, у нас совершенно разные жизненные принципы. Я – участник, он – организатор. – Парень выдыхает. – Руководить должен один человек, и я рад, что не мне представилась эта возможность.