«Он будет жить, жить! – пронеслось в голове у девушки, но вслед за этим пришла другая мысль. – Да его не казнят, но разве можно жалкое существование в тюрьме тяжелобольного человека назвать жизнью?»
Прошло какое-то время пока толпа так же как Лилианна переваривала сказанное. Но вот она снова зашумела, закричали женщины, заплакали потерявшие отцов дети, послышались мольбы и проклятия доведенных до отчаяния людей. Кто-то из женщин тихо плакал, прижимая к себе ребятишек, кто-то громко рыдал. Пожилая старуха в поношенной черной одежде стоящая невдалеке от девушки, с душераздирающим криком упала на колени. Она сбросила в пыль черный видавший виды платок и, схватившись обеими руками за волосы, стала выдирать тонкие седые пряди. Ни кто из стоящих рядом людей не попытался ее остановить, только меленькая девочка лет десяти присела рядом с бабушкой. Лилианна ринулась вперед, что бы ни видеть этой сцены, не слышать почти звериного воя старой женщины. Налетев на широкую спину какого-то крупного мужчины, девушка застыла. Оглушенная этим открытым проявлением горя она боязливо оглядывалась вокруг. Представить такие сцены в Англии было невозможно. Лилианну с детства учили сдержанности. Ей говорили, что никогда нельзя прилюдно показывать свои чувства. Это нехорошо, это неприлично. В Испании все было по-другому. Люди не стесняясь, показывали окружающим как они возмущены приговором, как скорбят о близких. Почему-то в душе Лилианны шевельнулось чувство вины перед доном Диего за свою сдержанность, за то почти холодное спокойствие, с которым она приняла приговор. Девушке отчаянно захотелось убежать, укрыться, побыть одной. Но толпа не спешила расходиться. Люди напряженно чего-то ждали.
«Ну, конечно! После заседания суда из здания Правительства должны будут вывести заключенных», – сообразила Лилианна.
Вот чего ждут сотни людей, вот из-за чего с самого утра на площади томятся женщины и дети. Не прошло и десяти минут, как вдалеке послышался шум, цоканье лошадей, бряцанье оружия. Справа на площадь въехала длинная кавалькада крытых повозок, со всех сторон окруженная конвоем французских солдат. Заскрипели высокие стальные двери, по лестнице потянулась длинная процессия закованных в цепи заключенных. Толпа ринулась вперед, стараясь поближе подойти к крыльцу. Лилианна, со всех сторон прижатая телами, даже и помыслить не могла о каком-то сопротивление. Но французские солдаты, соорудив живую стену стали окриками и штыками отгонять людей от крыльца. Послышались выстрелы, крики. Толпа, подобно огромной волне отхлынула назад. Лилианна испугавшись, что ее просто затопчут, спряталась за широкой спиной, стоявшего перед ней мужчины. Он был невысок, но крепок с короткой бычьей шеей. Упершись ногами в землю, стиснув кулаки он, подобно скале, оставался недвижим, людские волны лишь обходили его с боков. Лилианна от страха сжалась в комок, прижавшись щекой к его теплой твердой спине. Выглянув вперед, она вдруг поняла, что неожиданно для себя оказалась в первых рядах. Мужчина, молча, пропустил ее вперед. Девушка с замиранием сердца смотрела на бесконечную вереницу заключенных. Их лица были уставшими и бледными, одежда грязна и измята. Но глаза всех этих людей были обращены к толпе. Они до последнего пытались высмотреть любимые лица, услышать знакомое имя. Конвоиры то и дело подгоняли их окриками и пинками. Как скот, до упора загружая их в накрытые тентом повозки. Но вот произошла какая-то заминка. Двое солдат выволокли из дверей какого-то человека. Его голова была опущена, грязные длинные волосы висели, закрывая лицо. Ноги волочились по ступенькам, как у тряпичной куклы. Если бы не черный, вышитый камзол, лохмотьями свисавший с исхудавшего тела, Лилианна никогда бы не узнала в нем дона Диего. Как же горько было видеть этого знатного гордого человека, в подобном жалком и унизительном состоянии. Девушка ринулась вперед, пытаясь пробраться сквозь строй французских солдат, но крепкие мужские руки стиснули ее плечо, не давая наделать глупостей. Лилианна стала кричать по-испански и по-английски, но дон Диего так ни разу и не поднял опущенной головы.
Лишь выбравшись из душной толпы, Лилианна вздохнула свободно. В этом узком переулке все еще хорошо было слышно толпу, однако было пустынно и прохладно. Прислонившись спиной к нагретой за день стене двухэтажного здания девушка поняла, как она устала. Ноги гудели, поясница ныла, было такое чувство, что она побывала в драке. На теле наверняка наберется больше десятка синяков и ссадин. Единственное желание, которое было у девушки, это поскорее прийти домой и принять ванну. Даже объяснения с доньей Кончитой ее уже не пугали. Лилианна резко обернулась на шум. Перед ее глазами разыгралась неприятная сцена. В переулок с криком вбежала та самая молодая испанка в ярко желтом платье. Только сейчас ни у кого не повернулся бы язык назвать ее красивой. Платье было измято, порвано, длинные пряди выбились из прически висели вдоль спины. Лицо было грязно, глаза опухли от слез. Тоненькую фигурку сотрясали рыдания. Пожилой мужчина, один из тех, кто весь день простоял около кареты, пытался вразумить спутницу, но она кричала и билась в его руках, подобно пойманной птице. Лилианна молча, побрела прочь. Теперь ничего кроме жалости к молодой испанке она не испытывала. Воспитание, полученное в доме матери и тети научили ее сдержанности, и теперь Лилианна была благодарна им за это. Все-таки не так уж и плохо было уметь держать себя в руках, не показывать окружающим этот совсем не привлекательный лик горя.
«Ну, наконец-то!» – с облегчением вздохнула Лилианна.
Уже битый час она плутала по темным извилистым улицам и если бы не случайный прохожий, ей бы до рассвета не найти дом дона Айседора. А ведь раньше она так гордилась своим умением хорошо ориентироваться в незнакомых местах. Но этот поздний час, навевал на девушку ужас и страх, и лишь желание поскорее вернуться заставляло Лилианну идти вперед. Подойдя ближе к дому, девушка застыла. На крыльце, у самой двери стояли два французских солдата. Лилианна робко поднялась по лестнице.
– Куда? – по-испански, но с сильным акцентом спросил один из солдат.
– Мне в дом надо!
– Дом арестован. Вы хозяйка?
– Нет, я… я здесь гостила, – заикаясь от страха, пробормотала девушка.
– Уходите. В дом никого пускать не велено, – замахал на нее рукой другой солдат.
– Но мне надо! Там мои вещи и я…
– Проваливай! – прикрикнул на Лилианну солдат.
Девушка со страху бросилась наутек, напрочь забыв о ступеньках. Она наверняка разбила бы себе нос, если бы не французский офицер, успевший подхватить ее у самой земли.
– Вы в порядке? – вежливо поинтересовался он.
– Да, спасибо.
– Вы хотели пройти в дом?
– Да, то есть, нет.
– Вы донна Родригес де Сальваро маркиза де Бранчифорте, принцесса Пьетраперция?
– Да. Как вы узнали? – пролепетала Лилианна, в смущении отряхивая пыльный подол.
– Я вас ожидал. Донья Сальваро, прошу вас проследовать со мной до кареты.
– Я арестована?
– Нет. Мне приказано. Доставить вас в одно место.
– Я не поеду, – замотала головой Лилианна.
– Не волнуйтесь, вам ничего не угрожает. Один важный господин хочет побеседовать с вами.
– А если я не поеду?
– На вашем месте я бы согласился. Это всего лишь дружеское приглашение. Пока что дружеское, – после значительной паузы произнес мужчина.
Лилианна вздохнула и покорно пошла к карете. Выбора у нее все равно, в общем-то, не было.
Жозеф
Девушка так устала, что убаюканная ровным хором экипажа задремала. Проснулась она от вежливого покашливания спутника. Карета остановилась возле маленького двухэтажного домика. Учитывая тишину, нарушаемую лишь трелью какой-то ночной птицы и обилие зелени можно было догадаться, что это уже окраины Мадрида и судя по заброшенному садику и обветшалым стенам – не самые респектабельные. Дом был погружен во тьму и навевал на Лилианну панический ужас. Ей так и казалось, что сейчас из двери вылетит приведение или какой-нибудь жуткий монстр и проглотит их. Если бы не рука мужчины, крепко державшая ее за локоть, девушка бы пустилась назад к карете. Войдя в дом, Лилианна ахнула. Жалкое жилище вдруг как в сказке превратилось в прекрасный дворец. Пол холла был отделан дорогим мрамором, обшивка диванов и кресел даже в полутьме сверкала вышитым золотыми нитями рисунком. Рассмотреть что-то еще было сложно. Лишь свет от большого двухъярусного канделябра, находящегося в руках лакея освещал полутемную комнату. Спутник девушки, невысокий офицер после вежливого поклона пошел к двери. Видимо его миссия на этом была закончена. Лилианна вздохнула и зябко поежилась. В полной тишине она последовала за лакеем наверх. Войдя в комнату, девушка на несколько секунд зажмурилась. После темного коридора яркий свет буквально резал глаза. Но вот любопытство взяло верх и Лилианна стала озираться вокруг. Не менее десятка серебряных канделябров были расставлены на столе, на полках и на камине. Комната была небольшой, но она была обставлена с почти кричащей роскошью. Ноги по щиколотку утопали в роскошном ковре. От позолоченной изящной французской мебели рябило в глазах. Из-за огромного обилия маленьких шелковых подушечек, разбросанных на кушетке, креслах и полу, девушка подумала о том, что это был будуар какой-то дамы или приемная, а может…
Лилианна так увлеклась, что не услышала шума открывающейся двери. Она даже вскрикнула от неожиданности, когда кто-то вежливо кашлянул у нее за спиной. Обернувшись, девушка увидела невысокого мужчину. Его строгий, темный камзол не очень-то сочетался с обстановкой этого дома. Однако в уверенных движениях, с которыми мужчина вошел, в его жестах чувствовалось, что именно он является хозяином все этого великолепия.
– Добрый вечер, мадам. Хотя если быть точным, то скорее доброе утро. Присаживайтесь. Вы, наверное, устали. Сейчас принесут вино и фрукты.
– Но возможно вы захотите перекусить что-то более существенное? – вежливо спросил незнакомец.
– Нет, нет спасибо, не стоит беспокоиться, – робко пролепетала Лилианна и села на самый краешек кушетки.
Ее руки тряслись и она поспешила спрятать их в складках темного платья. Снова наступила неловкая пауза. Мужчина с интересом рассматривал спутницу, она же так и не посмела поднять глаза выше его начищенных до блеска сапог. Тишину прервал приход слуги, с подносом заставленным фруктами, закусками и фужерами. Пустовавший целый день желудок громко заурчал. Лилианна покраснела и потупилась. Мужчина лишь улыбнулся. Он кивком приказал слуге поставить поднос рядом с ее кушеткой.
– Я не успел сегодня поужинать и жутко проголодался. Надеюсь, вы простите меня, если нашу беседу мы начнем с небольшого десерта, – спросил мужчина, беря с подноса несколько маленьких облитых глазурью пирожных.
Лилианна благодарно кивнула. Она чудесно понимала, что его мнимый голод лишь повод выйти из этой неловкой ситуации и разрядить обстановку. Теперь и она сама без стеснения сможет немного поесть. Девушка сразу схватила горсть винограда и отправила несколько спелых ягод в рот. За ними последовали малюсенькие пирожки с капустой и пирожное. Лилианна так проголодалась, что на четкое соблюдение этикета просто не было сил. Насытившись, она промокнула губы салфеткой. Хотелось пить, но к неизвестному вину девушка притронуться побоялась.
– Кто вы и для чего вы меня пригласили. Я арестована? – наконец спросила Лилианна, почувствовав, что немного смелости она все-таки наела.
– Ну что вы! Вы даже не задержаны. Мне просто хотелось с вами поговорить, но ваш цербер, дон Айседор, слишком уж яростно оберегал ваш покой.
– Я просто гостила в его доме.
– Конечно. И прогулки по городу в круг ваших развлечений не входили.
– Мне было незачем…
– Жена арестанта сидит дома, не высовывая носа на улицу!? Редкая выдержка. Жены же других заключенных часами досаждали властям своими требованиями и претензиями, – от его издевки Лилианна потупилась.
– Дон Айседор все делал сам.
– Да, и делал с размахом. Вся знать встала на поддержку инвалида.
– По-вашему это плохо!? Вам чуждо милосердие? – с вызовом спросила девушка.
– Ну, что вы. Оно мне не чуждо. Ведь помиловали же вашего мужа. Но в политической борьбе за ширмой милосердия зачастую скрывается что-то совсем другое.
– Вы чудовище! Милосердие в любой своей форме угодно Богу! – с жаром выкрикнула Лилианна.
Но тут же поежилась. А может он еретик или упаси бог сектант?
Пустынный дом на окраине. Девушка от страха вжалась в кушетку. Мужчина, заметив ее страх, рассмеялся.
– Не бойтесь, дитя мое. Я не ем маленьких девочек на завтрак и не собираюсь вас арестовывать. Хотя следовало бы.
– Хотя следовало бы? – шепотом переспросила Лилианна.
– Донья Сальваро, давайте говорить начистоту. Конечно, никто не утверждает, что вы принимали участие в заговоре, однако, живя все это время рядом с мужем и лично принимая гостей, вы крепкими канатами связаны со всей этой шайкой.
– Я не виновата! Я лишь исполняла свои обязанности.
– Так говорили многие женщины на допросах.
– На доп…
– Разве вы не знали, что многих жен пришлось допрашивать наряду с мужьями, особенно знатных дам, хозяек поместий и салонов?
– Нет. Меня никто не вызывал. Дон Айседор…
– Если бы вас вызвали официально дон Айседор ничего не смог бы сделать. Но вас решили не трогать.
– Спасибо. Но почему?
– Узнать, кто был в вашем доме, смогли и от слуг, вы же нужны для другого.
– Я нужна? Но для чего? Я никого не знаю, ни имен, ни фамилий. Я ничего не знаю, и не знала! – испугано залепетала девушка.
– Это пустое. Вряд ли кто-то решит, что вы англичанка, оторванная от семьи, выданная замуж за старика будете ярой сторонницей заговорщиков. Однако зачем ваш муж втянул вас в эту скверную историю совсем не понятно. Уж он-то знал, что при наихудшем раскладе вас, как и его ждут тюремные нары.
– О, нет! – после его слов Лилианна совсем упала духом, слишком уж свежи были ее воспоминания об английской тюрьме. – Прошу вас, я ни в чем не виновата!
– Возможно это так, а может и нет! Как вы относитесь к законному королю?
– Я!? Не как, то есть я не против, то есть я не оспариваю законность его прав.
– Значит, вы не откажитесь оказать ему небольшую услугу?
– Я!? Ему!? Да что я могу для него сделать!?
– Стать его любовницей. Возможно фиктивной.
– Что!? – до Лилианны плохо доходил смысл сказанного.
Она вытаращила глаза на незнакомца. Но тут же успокоилась. Ну, конечно! Это же шутка. И этот странный визит, и этот дом все это чья-то шутка. Наверняка это друзья дона Диего ее проверяют или же дон Айседор решил немного попугать ее, наказывая за самовольное бегство из дома.
– Мне стать любовницей этого кастильского коротышки, дона Пепе Бутылки? Ничего умней, вы придумать не могли? – рассмеялась Лилианна.
Но смех застрял на ее губах. Лицо незнакомца стало жестким. Глаза уже не улыбались.
– Я употребляю вино не больше, а может и меньше ваших хваленых испанцев. А что касается моего роста, я на пол головы выше вас.
– Вы!?
– Простите донья Лилианна, что так и не представился. Иосиф 1 Наполеон.
– Король Жозеф, – побелевшими губами прошептала девушка.
Она вспомнила монеты с изображением Наполеона. Профиль чуть другой, но явно похож. Перед глазами промелькнули зарисовки в газетах, карикатуры, над которыми Лилианна вместе с доном Айседором смеялась вечерами. Какая же она дура! И черт ее дернул назвать его этим смешным прозвищем. Брови короля были нахмурены, рот сжат в тонкую линию. Теперь ей точно не избежать тюрьмы. Хотя если она ему нужна. Если он хочет сделать ее своей любовницей…
– Простите, сир. Я не хотела вас обидеть. Это вырвалось случайно. Я подумала, что это шутка.
– Это не шутка. Мое предложение остается в силе.
– Но почему, ваше величество? Вы влюблены в меня? – как-то невпопад спросила Лилианна.
– Ну что за детский лепет, дитя мое? Увы, я имею удовольствие видеть вас впервые. Конечно, вы интересная молодая девушка и я буду несказанно рад, если вы примете мое предложение, тем более, если вы согласитесь скрепить его белее тесными узами. Но принуждать вас к близости я не буду.
– Тогда я вообще ничего не понимаю! – растерянно пробормотала, сбитая с толку девушка. – Если я вам не нравлюсь, вернее, нравлюсь, но не сильно, почему бы вам не выбрать какую-нибудь другую молодую женщину?
– Давайте расставим все точки над «и». То предложение, которое я вам делаю, носит исключительно деловой характер. Мне нужна молодая, симпатичная знатная женщина, которая смогла бы сыграть роль моей официальной любовницы. Вы как нельзя лучше для этого подходите. Вы не испанка, поэтому вы вряд ли являетесь ярой противницей французского господства на этой земле, да и немыслимые испанские законы не могут быть применены к вам со всей строгостью.
– Вы хотите сказать, что мое английское воспитание, дает вам право делать подобные предложения!? – воскликнула Лилианна, возмущенная словами короля.
– Я ничего подобного не говорил. Просто то, что испанцы никогда не простят своей женщине, они б… более снисходительно отнесутся к чужой. И это без сомнения будет вам на руку.