– Мне на руку!? Да как вы смеете, я жена испанского гранда!
– Вы жена испанского изменника! – повысил голос король. – К тому же англичанка! Мне что, стоит напомнить о том, что Франция и Англия воюют!? Или что ваш муж находить в тюрьме?
– Вы его посадили…
– Нет, сударыня! Это он, заведомо зная к чему приведут его действия, втянул в нее сотни людей, в том числе и вас! Подняв мятеж против короля, против власти он подписал себе смертный приговор. Однако я помиловал его, в том числе и в угоду вам. И только от вас зависит, как долго он пробудет в тюрьме и в каких условиях он будет находиться!
– Вы, вы шантажируете меня этим!?
– Я просто доходчиво все объясняю.
– А если я откажусь, вы бросите меня в ту же тюрьму!?
– Ну, что вы. Моя французская кровь никогда бы не позволила мне поступить столь не галантно с дамой. Дверь не заперта. Вы абсолютно свободны.
– Я…я могу уйти? – робко спросила Лилианна.
– Конечно. В любой момент. Вот только куда?
– Простите?
– Куда вы пойдете? Все имущество вашего мужа конфисковано. Дом дона Айседора закрыт. Родственников в Испании у вас нет. И даже если вам удастся взять у кого-нибудь небольшую сумму, этих денег едва хватит на дорогу до порта и вряд ли хватит на билет. Ну, даже если у вас получиться пересечь океан, то хотелось бы надеяться, что у вас в Англии найдутся богатые родственники, которые примут вас, нищую, с долгами. Вас и замуж-то выдать не смогут, так как вы еще не вдова.
После его, брошенных с пренебрежением слов, в комнате надолго воцарилась тишина. Каждый думал о чем-то своем. Лилианна взвешивала все и так и эдак, понимая, что она попала в западню. Что бы она ни сделала, что бы ни сказала, все будет ни хорошо, ни правильно. Можно попытаться найти дона Айседора и с его помощью уехать. Но получиться ли это и хватит ли сил бросить больного дона Диего умирать в тюрьме? Вдруг она сможет помочь? Голос короля вывел девушку из задумчивости.
– Что вы решили? Время позднее. Давайте не будем затягивать с ответом.
– Я…я принимаю ваше предложение.
– Хорошо. Это разумное решение. А теперь идите отдыхать. В соседней комнате уютная спальня.
– Спальня!? А вы…
– Не волнуйтесь. Я дал слово ни к чему вас не принуждать. К тому же мне давно пора удалиться.
– Я буду жить здесь?
– Нет, конечно. Вы поселитесь в вашем доме и будете жить там.
– В моем доме? – переспросила Лилианна.
– Разве вы не знали, что у вашего мужа недалеко от Базилики Сан-Франциско-эль-Гранде есть большой красивый особняк?
– Нет. Я не бывала прежде в Мадриде, – смутившись, пролепетала девушка.
– Что же. Пора вам вступить в права хозяйки. Возможно, вы захотите что-то обновить или благоустроить.
– Обновить? Но у меня нет денег.
– Не волнуйтесь. У вас будет достаточно средств на ремонт и многое другое. Вы сможете тратить свободно. В разумных приделах, конечно. Обживитесь, присмотритесь. Я хочу, что бы уже через месяц вы начали выезжать в свет.
Мадрид
Уже на следующее утро девушка робко постучала в двери, озираясь вокруг. Дом находился практически в центре города, однако стоял в конце узкой улицы и казался забытым и заброшенным. Особняк был построен еще несколько веков назад и с тех пор был много раз перестроен. Он стоял как сказочный великан в окружении сада. Деревья и кусты, видимо давно не знавшие рук садовника, разрослись. Кроны высоких каштанов доходили до самой крыши. Дом не походил на уютное гнездышко и подавлял своей мрачностью и массивностью. Последнюю ступеньку старой, кое-где рассыпавшейся лестницы, Лилианна преодолела с трудом. Она совсем не чувствовала себя хозяйкой этого большого дома. Да и как слуги должны принять госпожу, прибывшую без предупреждения, да еще без вещей, без слуг, без кареты. Несколько долгих минут Лилианна стояла возле двери, не в силах в нее постучать. И если бы не кучер, с любопытством поглядывающей на нее, девушка бы, наверное, просто убежала прочь. Но вот тяжелые двери открылись, и почтительный дворецкий низко склонился перед новой хозяйкой этого дома. Оказывается, еще вчера вечером экономка была предупреждена о ее приезде и горничные хаотично заканчивали уборку первого этажа. Лилианна сдержанно поприветствовала слуг. Выдавить улыбку она так и не смогла. Вежливо отказавшись от небольшой экскурсии по дому, девушка сразу попросила проводить ее в спальню. Лишь присев на краешек огромной, застеленной темно-коричневым бархатом кровати Лилианна почувствовала, как трясутся ее руки. Эта спальня, расположенная на первом этаже, была темной и неприветливой. Массивная мебель из крашеного дуба казалось, придавливала девушку к полу, а задрапированные темно серым шелком стены грозили того и гляди обрушиться ей на голову. Разросшиеся за окном деревья, едва пропускали свет. Эта комната была так похожа на спальню дона Диего в Лондонском особняке и навевала на Лилианну такие страхи, что уже через несколько минут новая хозяйка горько плакала, уткнувшись в подушку, чувствуя себя маленькой брошенной и одинокой. Лишь после обеда Лилианна осмелилась выйти из комнаты. Отказавшись от компании экономки, она, молча, ходила по дому, рассматривая дорогой, но суровый интерьер, присущий многим старым испанским особнякам. Жить здесь будет тяжким испытанием. Дому так не хватало изящества, воздуха, света.
Утром, одев выстиранное и отглаженное платье, Лилианна решила выйти на улицу. Она чудесно понимала, что ей как воздух необходима новая одежда, новое белье и обувь. Под строгим взглядом старой экономки, девушка терялась и попросить ее сделать покупки не осмелилась. Один за другим Лилианна обходила магазины, она могла часами разглядывать то одно, то другое. Но стоило хозяйке или хозяину подойти к девушке с расспросами, как Лилианна в страхе убегала прочь. Лишь поздно вечером, набравшись сил, горе покупательница дрожащей рукой положила на прилавок пару тонких лайковый перчаток. Маленькая улыбчивая старушка, работающая в лавке, с недоумением посмотрела на посетительницу.
– Господи надо же заплатить! – наконец догадалась Лилианна.
Со страху она абсолютно обо всем забыла. И начала судорожно рыться в небольшой сумочке, висевшей на руке. И наконец, Лилианна высыпала на прилавок небольшую горсть золотых монет. Однако по лицу продавщицы девушка сразу поняла, что это слишком много и, сделав вид что ошиблась, с улыбкой сгребла их назад в сумочку, оставив на столе лишь одну из них. Но судя по горстке сдачи даже этого было много. Взяв заветный кулек, девушка медленно, задрав нос, направилась к выходу, хотя больше всего на свете ей хотелось приподняв длинные юбки опрометью бежать до дому. Душа пела, а ноги сами пускались в пляс. Облегчение, радость, гордость сменяли друг друга. Никогда в жизни Лилианна не чувствовала себя такой свободной, смелой и уверенной в своих силах. Еще в Лондоне, разглядывая шикарные витрины магазинов, девушка мечтала зайти туда с высоко поднятой головой и, выбрав самую дорогую вещь, небрежно высыпать пригоршню золотых монет на прилавок и удалиться под изумленным взглядом притихшей толпы. Только сейчас, получив сдачу, Лилианна поняла, насколько она богата. И как ценен маленький сундучок с золотыми монетами, подаренный королем. Раньше она редко задумывалась о ценности денег. Ни каких-то дорогих вещей, одежды или лошадей, а именно самих денег. И если в Англии девушка представляла разницу между несколькими су и золотой монетой, то в Испании она знала только название местных денег, и ни разу живя в гасиенде не держала их в руках. Придя домой Лилианна закрыла на щеколду дверь и высыпала содержимое сундучка на широкую кровать. Девушка долго перебирала пальчиками золотые монеты, любуясь их блеском и красотой. На следующее утро донья Родригес де Сальваро маркиза де Бранчифорте, принцесса Пьетраперция в сопровождении двух крупных лакеев и одной молоденькой горничной, в большой открытой коляске, нанятой накануне, поехала за покупками.
– Что же, возможно жить в Мадриде будет ни так уж и плохо! – подумала Лилианна, оглядывая ворохи кульков, свертков, коробок и коробочек, заваливших большую кровать.
Теперь-то девушка наизусть выучила сложную денежную систему Испании: 4 реала составляют 1 песету; 10 реал это 1 эскудо; 10 эскудо равен 1 дублону Изабеллы, золотому. Теперь в сундучке помимо золотых дублонов были и серебряные испанские пиастры. Было что-то завораживающее в желтоватом и беловатом блеске этих монет.
Прошел месяц, с тех пор как донья Сальваро перебралась в дом мужа. Весь этот месяц Лилианна прожила как в розовой дымке. Безудержный подъем, начавшийся после первой покупки, захлестнул девушку с головой. Она как изголодавшийся странник, волею судьбы попавший на пир никак не могла насытиться этим прекрасным чувством свободы. Задыхаясь в доме мужа, девушка дни напролет проводила в погоне за новым платьем, сумочкой, веером. Она была удивлена, узнав, что за эти годы мода не стояла на месте и то, что носили великосветские дамы в Лондоне перед свадьбой, уже никто не одевал. Наряду с греческой модой начинает появляться римская, турецкая.
– Роскошь и любовь к новому дошли до такой крайности, – услышала однажды Лилианна разговор двух матрон, – что дама, одетая по-римски, стыдится принимать гостей своих в комнате, убранной во французском стиле. Когда хозяйка одета гречанкою, тогда и мебель непременно должна быть греческая, когда она в турецкой шали, тогда мягкие диваны покоят ее прелести и богатые восточные ковры лобызают ее ноги.
Лилианна решила не отставать от великосветской моды и пустилась «во все тяжкие». Она буквально сметала с прилавок дорогих магазинов понравившиеся вещи, нисколько не заботясь о том, что по городу уже поползли слухи о чрезмерном, немыслимом мотовстве жены дона Диего.
Тем более что моде Франции, а значит и испанского двора, перестали подходить простота и скромность «греческих» одежд. Тяжелые шелка и бархат Лиона теперь плотно укрыли недавних «нимф и богинь» Наполеоновского двора. Император восстановил красный и синий, цвета королевской власти. Тяжелые ткани расшивались массивным античным орнаментом, эта вышивка золотым каскадом окружала тяжелые трены и подолы придворных платьев. Головы модниц венчались драгоценными диадемами, чалмами и тюрбанами. Очень Лилианне понравилось то, что бальные платья получили съемные шлейфы, которые можно было быстро снимать, чтобы принять участие в танцах. Мужская мода была не менее роскошной. Мужчинам полагались форменные мундиры, присвоенные тому или иному учреждению, где они служили. Самые модные и состоятельные надевали бархатные и атласные кафтаны, богато вышитые шелками. И пусть Лилианна еще не выезжала в свет, однако витрины магазинов и женские журналы многое могли поведать внимательной моднице. Упряжка, итальянская мебель, чешский хрусталь, испанские зеркала, русские меха, драгоценности. Аристократия недоуменно оглядывалась вслед, завидев ее инкрустированную золотыми бляхами коляску.
– Откуда у жены арестанта, лишившегося всего своего состояния такое количество шальных денег? – спрашивали вокруг.
Но, увы, недолго. Как только Жозеф Бонапарт впервые, по-хозяйски переступил порог старинного особняка, уже ни у кого не возникло вопросов, чьи деньги с такой легкостью тратит донья Сальваро. Тихий шепот, липкие взгляды стали преследовать девушку буквально на каждом шагу. Даже поездки по городу стали для Лилианны неприятной необходимостью. Возбуждение и эйфория резко сменились упадком сил. Теперь хозяйка особняка могла сутками не вылезать из душной спальни. Непереносимая летная жара еще больше выматывала Лилианну. Окруженная непониманием и осуждением даже в собственном доме, девушка превратилась практически в узницу своей комнаты, комнаты которую Лилианна так ненавидела до сих пор. Частые визиты короля стали сущим испытанием для девушки. Вечера в компании Жозефа тянулись медленно и не доставляли удовольствия ни хозяйке дома, ни ее венценосному гостю. Порой Лилианне казалось, что только изысканный ужин, щедро разбавленный дорогим французским вином, приводит короля в этот дом. Но это впечатление быстро рассеялось, после одного неприятного инцидента. Однажды вечером, выпив чуть больше обычного, Жозеф вдруг неожиданно набросился на девушку. Король уже не раз намекал «фаворитке» о своем желании «укрепить связь», однако Лилианне удавалось обходить острые углы, вовремя менять тему или отшучиваться. Разомлевший после ужина и вина Жозеф галантно принимал условия игры. Именно поэтому его грубое нападение стало полной неожиданностью для девушки. Ни следа от галантности и сдержанности не осталось, когда Жозеф вдруг подобно голодному зверю набросился на девушку. Лилианна и охнуть не успела, как оказалась на полу. Неожиданность была столь велика, что первые несколько секунд тело находилось как будто в ступоре. Лишь почувствовав, что задыхается под тяжестью навалившегося на нее мужчины, Лилианна стала бешено сопротивляться. Она пускала в ход коленки, кулаки, отпихивала, колотила, уворачивалась, но в Жозефа как будто дьявол вселился. Услышав как трещит ткань тонкого муслинового платья, девушка вцепилась когтями в щеку насильника. Видимо острая боль привела мужчину в чувства. Он охнул, на мгновение застыл, а потом, оттолкнувшись рукой, перекатился на спину. Обретя неожиданную свободу, Лилианна притихла. В полной тишине было слышно только их прерывистое дыхание. Немного успокоившись, девушка привстала на локте и стала внимательно наблюдать за королем. В том, что нападения больше не последует, она не сомневалась. Жозеф лежал на спине, тяжело дыша. Широко открытые глаза смотрели в потолок и казались неживыми. Лицо и шею покрывали крупные капли пота. Вдруг Жозеф резко выдохнув воздух сел. Лилианна от неожиданности шарахнулась в сторону. Не глядя на девушку, король тяжело, с усилием встал. Казалось, каждое движение дается ему с трудом. Подойдя к столу, Жозеф схватил бутылку вина и стал жадно пить ее прямо из горла. Допив остатки, он с силой швырнул ее в камин. Лилианна взвизгнула, когда острый осколок стекла, отскочив от каминной кладки, порезал обнаженную ногу. Жозеф в два шага пересек комнату и, наклонившись, внимательно посмотрел на маленькую ранку, из которой тонкой струйкой стекала кровь. Лилианна вдруг остро почувствовала, что ее нога обнажена до самого бедра и стала судорожно прикрывать ее остатками платья. Жозеф хмыкнул, как будто ее скромность была для него забавной.
– Я не хотел тебя пугать, просто все накатило. Неужели тебе совсем не хочется попро…
– Нет! Вы дали слово! – слишком быстро и слишком громко выкрикнула девушка.
– И я его сдержу! Хорошо. Пусть все останется как есть, – сказал король и никак не пояснив сказанное, вышел из комнаты.
Лилианна еще долго сидела на полу и размышляла над произошедшей сценой. Сколь ни мал был ее опыт общения с мужчинами, но даже она понимала, что попала под горячую руку. Видимо и в самом деле на него многое накатило. Жозеф хотел снять накопившееся напряжение, выплеснуть на кого-то злость и агрессию. Никакой влюбленностью здесь и не пахло. На месте девушки могла оказаться служанка или какая-то другая более доступная женщина.
После инцидента Жозеф несколько недель не приходил в дом к донне Сальваро. Лилианна уже вздохнула свободно, втайне надеясь, что после неприятной сцены у короля пропадет к ней интерес. Но получив ароматную карточку с приглашением на званый вечер от какой-то графини, поняла, что ее чаяниям не суждено сбыться. Выход в свет в роли королевской содержанки приводили Лилианну в ужас. Лишь представив липкие презрительные взгляды и шепот за спиной, девушку начинало трясти. На два дня, Лилианна, которая никогда раньше не болела, слегла с приступом сильной головной боли. В следующий раз перед самым балом было «случайно» испорчено платье. Увы, всех этих хитростей надолго не хватило, и девушка прибегла к одному из главных оружий женского пола, к слезам. Однако уговоры и мольбы быстро надоели Жозефу и он с суровой решительностью потребовал от девушки выполнения своего долга. Лилианна хорошо понимала, что за богатство и свободу нужно платить, однако старалась как можно дольше отодвинуть этот день.