Он смотрит на меня, явно не понимая мой ответ, а потом задает вопрос: «Ну, ты же москвичка…» – «Да, москвичка…» – «Так война же скоро кончится…» – «Да, – говорю, – я понимаю». – «И чего ты, москвичка, поедешь на фронт? Оставайся здесь работать», – говорит он так убедительно. «Хочу войну закончить на фронте. Вот кончится война – вернусь в Москву…» – «Ну ладно, я подумаю! И потом скажу», – задумчиво произнес он.
На следующий день утром буквально только вошла в кабинет – звонок: «Козина, к Абакумову!»
Иду и думаю: сейчас, наверное, скажет: уматывай, чтоб я тебя не видел, а то мешаешь сосредоточиться! Только вошла в кабинет, а он мне и говорит: «Ну вот что, я подумал и решил: будешь работать у меня. Мне такая стенографистка нужна. Станешь моей личной стенографисткой».
В кабинете находился еще один генерал. Это был, как потом выяснила, его заместитель по кадрам Иван Иванович Врадий. Абакумов и говорит ему: «Оформи ее моей личной стенографисткой и имей в виду, я ее наказывал. Сделай так, чтобы в личном деле этого следа не было». Врадий молча кивнул и покинул кабинет.
Мне тоже надо было уходить. Но Абакумов вдруг заметил: «Видишь, – он указал в конец своего длинного кабинета, – там стоит столик? На нем телефон. Вот это твое рабочее место. Будешь приходить и здесь начинать работать – независимо, здесь я или не здесь. Садишься и работаешь».
Вот и весь разговор! Потом каждый день я приходила, садилась и работала.
– Работы, наверное, много было?
– Нет, наоборот: раза два он мне продиктовал, и все. Но приходила я на работу всегда точно, в утреннее время. Трудилась я полный рабочий день, как все машинистки: в 19:00 все заканчивали. И я тоже работала в таком режиме. Он меня никогда не задерживал. А ведь шеф, бывало, покидал кабинет в 5–6 утра! Абакумов был очень внимательный человек к оперативному составу, к своим подчиненным. И подчиненные его за это уважали – видно было, чувствовалось. Сама обстановка в Центре такая была – уважительная.
– Как у вас в памяти запечатлелось известие о завершении войны?
– Было утро 2 мая. Сижу, работаю. Вдруг на моем столе зазвонил телефон правительственной связи «ВЧ». Мужской, знакомый голос стал диктовать «шапку»:
«Начальнику Главного управления СМЕРШ
генерал-полковнику т. В. С. Абакумову
Спецсообщение.
Сегодня, 2 мая 1
945 года, Германия капитулировала.
Передал Сиднев».Он, наш бывший руководитель Карельского фронта, меня узнал по голосу, а потом спрашивает: «Козина, как ты попала на Лубянку?»
Я коротко ему рассказала. После того начались звонки. Именно на этом месте я познакомилась с моим будущим мужем Алексеевым, начальником секретариата у Сиднева. Что касается отношений с Абакумовым, то они все время были чисто служебные. Он работает, и я работаю.
– Чем объясните такое благожелательное отношение к вам?
– Думаю, как совестливый человек, он решил пожалеть меня за наказание, явившееся результатом взрыва эмоций. А, как известно, холерики быстро остывают. Ничего другого не было.
Вспоминаю еще один забавный случай. Абакумов подписал приказ о премировании многих работающих машинисток. Мы, в знак благодарности, решили сброситься и купить ему букет. Задумали – сделали. Он, конечно, был удивлен и тронут. Наверное, первый раз в жизни женщины ему дарили цветы…
* * *
Кроме работы в аппарате у Абакумова, стенографисток активно привлекали следователи. Только прикомандированных со всех фронтов их, помню, было девяносто три. Бывало так: в 9 вечера у 4-го подъезда стоит автобус, спускаюсь, еще две стенографистки, следователи, и нас везут в Лефортово, там расходимся по кабинетам, где будет происходить допрос. В пять утра все заканчивают. Автобус довозит нас до метро – и все разъезжаемся по домам. В 10:00 надо прибыть на рабочие места…
Приезжаю на работу, и тут же в нее включаюсь. Надо расшифровать тексты, которые записала. Допрашивали следователи предателей, карателей, шпионов, военнопленных.
Вот так между работой мы с Алексеевым расписались. Он мне предложил ехать к нему на 1-й Белорусский фронт. Тогда я и сказала Абакумову о своем желании.
«Ну и зачем тебе туда? Ты же москвичка, что ты там будешь делать?» – «Да вот я выхожу замуж…» – «Ну и что… И кто он, как фамилия?» – поинтересовался Виктор Семенович.
«Алексеев». – «Это тот, что у Сиднева работает, секретариатом руководит?» – «Да!..» – «Ну, хорошо. И зачем ты туда поедешь? Мы его сюда отзовем, найдем ему рабочее место – и служите Родине на здоровье, и женитесь на здоровье». – «Я же в коммуналке живу, – пожаловалась я. – У нас одна комната… сестры, мама. Куда же?» – «Дадим жилье – квартиру дадим!» – «Разрешите, я в отпуск поеду? Я только в отпуск съезжу – и все». – «Ну ладно, скажи в кадрах, что я разрешил…»
Вот таким был Абакумов. Был очень заботливым человеком.
Представляете, знал, что некто Алексеев служит у Сиднева и на какой должности. Вот память! А что касается отпуска, то он у меня затянулся на полгода.
Как-то приезжает Абакумов в Германию и у Сиднева спрашивает: «Кайтесь: кто украл и прячет мою стенографистку? Ведь полгода уже прошло… Хватит, хватит!»
По приезде из Германии Абакумов возглавил МГБ. Нас с мужем направили в Московское управление, а потом мы переехали в Великие Луки.
Об аресте своего шефа я узнала из газет…
В завершение нашего разговора скажу вам: Виктор Семенович любил и людей, и свою работу, и вообще любил жизнь!
Женщина-метеор…
Капитан государственной безопасности в отставке Федосья Федосиевна Борисова, сотрудница СМЕРШа НКО СССР, бывший старший оперуполномоченный Особого отдела Краснознаменного Балтийского флота.
Впервые имя этой женщины я услышал из уст своего первого оперативного начальника генерал-майора Николая Кирилловича Мозгова при его выступлении в День чекиста во Львове – в Особом отделе КГБ СССР по Прикарпатскому военному округу. Повествуя о фронтовых буднях во время службы в Особом отделе, а потом в СМЕРШе на Балтфлоте, он вспоминал некоторые операции и оперативников, участвовавших в них.
Рассказывал он и о женщине – старшем оперуполномоченном на Балтике Федосье Федосиевне Борисовой. Потом, годы спустя, он подарил сослуживцу по Прикарпатью книгу «Чекисты Балтики» с его воспоминаниями «Тревожные дни на Ханко». В этой книге упоминалось и имя Борисовой. Ей был посвящен отдельный материал.
Говоря о ее деятельности, характере, географии службы, он назвал сотрудницу военной контрразведки «женщиной-метеором». На самом деле, это была очередная мадонна СМЕРШа, исколесившая по местам службы почти всю страну.
Родом она была с Украины. Родилась в образованной и большой семье с восемью детьми. Отец – Федосий Третьяченко, был учителем в большом селе Старая Буда Киевской области. В конце 20-х годов на Украине жилось несладко. И люди срывались с родной земли и отправлялись за счастьем в Сибирь. Уехала осваивать Алтайские земли и семья учителя. Любимой дочери Федосье было всего десять лет.
Это было время свирепствования на Алтае остатков белогвардейских банд. Они расправлялись с учителями, военными, коммунистами и вообще со сторонниками советской власти. Вот как вспоминала наша героиня тот период.
Банда Шишкина орудовала днем, налетала откуда-то из леса, наводя ужас на местных жителей и оставляя после себя кровь, трупы, слезы… Черная слава бежала впереди них. Бандиты прошли рядом с селом Егорьевкой, в котором учительствовал отец Федосьи.
Первым бандиты схватили локтевского судью Василия Муромцева. Привязали за ноги к хвосту коня и погнали. Бился живой человек о дорогу, об ухабы да камни. В кровавое месиво превратилось его лицо. В таком виде он и принял смерть мученика. И братьев его убили эти звери. А секретарю райкома комсомола Павлу Локтеву голову шашкой срубили. Откуда такая ненависть лютая бывает у людей? Наверное, оттого, что они превращаются в такие моменты в звероподобные существа.
Отец в тот период в Змеиногорске оказался. Совещание там проходило учителей и директоров школ. Бандиты откуда-то узнали об этом. Налетели, ворвались в здание, арестовали педагогов и заперли в тюрьму. Расправа готовилась чуть позднее. Но нашлись смелые люди. Из Рубцовки на конях поскакали в Усть-Каменогорск, где красные стояли. Успели предупредить, и красноармейцы разгромили банду. Заключенных освободили. Так отец остался живым, но от стресса стало сердце болеть, и в 1931 году его не стало.
И вот тут-то Феня заточилась на человеческой подлости. Она вспомнила, что за две недели до нападения банды приезжал к ним инспектор школ. Принимал его отец дома – накормил, напоил. Говорили о школьных делах. Отец партийным был, инспектор знал это. А оказалось, что этот человечишка был с бандитами заодно. И совещание-то учительское собрано было по его указанию. А может, он сам и был этим Шишкиным.
Когда красные освободили арестованных, отец рассказывал, как «инспектор» на коне прискакал с бандой. За одной лошадью труп локтевского судьи весь в крови волочится, а «инспектор» гарцует на своем коне да показывает, кого из учителей брать. Увидев отца, пообещал ему: «Вечером расстреляем».
Сегодня по вине партийного руководства СССР мы, лишенные Большой Родины, которую предали и разломали, часто от них самих, перекрасившихся под либералов-рыночников и их последователей, слышим, что Советам власть досталась легко – она, мол, валялась на дороге. Глупость все это. Слишком прост и слеп тот человек, который думает, что советская власть нам даром досталась, вроде подарка новогоднего. Нет, за нее жизнями заплачено!
* * *
Эти кровавые картины из детства постоянно будили мысли девушки: как дальше строить свою жизнь? Природа ее не обидела: высокая, сильная, красивая, общительная, с ямочками на щеках…
Когда разгромили банду, поплакала Федосья, ее чаще называли Фенечкой, по погибшим товарищам, а потом вытерла покрасневшие глаза жесткой ладошкой и дала себе жесткий обет:
«Нет, распускаться нечего. Слезы – слабость наша. Иной раз, проливая слезы, мы ими обманываем не только других, но и себя. Слезы – оборонительная жидкость. С врагом бороться – силушка и знания нужны. Только слабость не прощает, только бессилие не забывает».
А после этих слов она посвятила себя общественной работе. Выбрали Феню членом райкома комсомола города Локоть. Потом она стала заведующей женотделом в райкоме партии. Окончила юридические курсы. Стала нотариусом, членом суда, увлеклась стрельбой. По призыву общественного деятеля В. С. Хетагуровой к девушкам уехала строить Комсомольск-на-Амуре. В Хабаровске работала в аппарате управления НКВД оперуполномоченным – боролась с сектантами, расхитителями, бандитами.
Вскоре вышла замуж за коллегу – оперуполномоченного Борисова, которого вскоре перевели в Ленинград. Он был коренным жителем Северной Пальмиры.
В июне 1940 года Федосья Борисова тоже оказалась в Северной столице. Война застала сотрудницу НКВД внезапно, как и всех советских людей. За каких-то полгода голодной блокады Федосья Федосиевна потеряла свою монументальность, сбавила вес. Еще бы: голодала, как все, прыгала по крышам, сбрасывая или туша на месте зажигалки, обслуживала «Дорогу жизни». Помогала чем могла родственникам мужа. Одним словом, метеор, а не женщина, – везде успевала.
Потом с нею познакомились работники Особого отдела Краснознаменного Балтийского флота (КБФ). Забрали ее на Ленинградскую морскую базу КБФ. Предложили работу по обслуживанию морских госпиталей. На первый взгляд объекты слабые в смысле разведывательных устремлений гитлеровских спецслужб, но старший оперуполномоченный Федосья Борисова нашла сферу приложения своего богатого опыта и на этих объектах.
Как-то через агентуру она получила сигнал, что один из медиков с высшим образованием стал проводить с врачами странные беседы по склонению их к измене Родине. Нужно было перепроверить эти сведения. И вот уже на ее столе лежат несколько мелким почерком исписанных донесений. Она читает, и кровь приливает к щекам: «Как же можно так себя вести в годину тяжелейших испытаний?! На нас напал враг, а не мы на него. А этот тип твердит: люди, бегите из страны, потому что Германия нам родная страна, она добра желает. Что он не видит, что фашисты сделали за несколько первых месяцев войны? Нет, он настоящий враг!» Она еще раз перепроверила эту информацию. Факты подтвердились. И только после этого материалы с делом, назовем его «Предатель», стали достоянием Особого отдела НКВД Ленморбазы КБФ…
А вот другой случай, когда сотрудница военной контрразведки предотвратила идеологическое разложение среди медперсонала одного из оперативно обслуживавшихся госпиталей.
Один санитар стал активно распространять сведения антисоветского содержания с призывами бросать оружие и сдаваться немцам. Сначала медперсонал считал его чуть ли не больным на голову, но потом выяснилось, что он вполне здоров и обиделся на власть за отсидку в тюрьме – обворовал магазин…
Всяких историй за время блокады было много.
* * *
В 1943 году, как известно, особые отделы приобрели новое название – СМЕРШ. Федосья Борисова стала старшим лейтенантом. Госбезопасность тоже на плечи «положила» погоны. 18 января 1943 года силами Ленинградского и Волховского фронтов блокада была прорвана, а через год она была полностью снята.
Госпитали пошли вслед за фронтами загонять фашистского зверя в берлинское стойло. На многое пришлось насмотреться мадонне СМЕРШа. Были и казусы.
Так, развернули госпиталь в Койвисто (ныне – Приморск. – А.Т.) и стали принимать раненых с островов Биорки, Тюрисари, Пейсари. Госпиталь так и шел за армией, за частями, личный состав которых отбивал острова у противника.
Сотруднице СМЕРШа доложили, что среди раненых есть иностранец. Заинтересовалась Борисова этим человеком.
На раненом одежда окровавлена, изодрана, ее сразу выбросили. Ночью подобран на поле брани почти без сознания. Подходит врач к чекистке и говорит:
– Этот тип, наверное, вашу службу заинтересует. Он, очевидно, не немец, а финн. Посмотрите, поговорите.
– А откуда известно, что он финн? – спрашивает Федосья Федосиевна Борисова.
– Говорит не по-нашему и не по-немецки, впрочем, и на финский язык его речь очень мало похожа.
Сотрудница СМЕРШа решила сама поговорить с ним. Зашла в палату, присела у кровати. Пыталась заговорить с ним. Странные слова человек произносит. Решила подождать несколько дней, понимая, что не только лекарства, но время – лекарь. Зашла снова в палату и спрашивает его:
– Ты сам-то откуда будешь?
На лице появилась маска осмысленности. И вдруг он отвечает:
– С Урала! С Урала я буду!
Оказалось, свой боец был. Просто от болевого шока стал заговариваться…
Летом 1944 года Борисова трудилась в администрации госпиталя для выздоравливающих офицеров. Приходилось работать и с военнопленными.
Вели себя со слов Федосьи Федосиевны последние послушно – отвечали на все поставленные вопросы. Эсесовцы были высокомерны, но спесь с них быстро сбивали разоблачениями их участия в конкретных преступлениях.
Как рассказала Елена Серебровская, побывавшая у Федосьи Борисовой дома в Северной столице: «…она не одинока. Чуть ли не на каждом этаже многоквартирного дома есть у нее знакомые, друзья. У одних она, случается, посидит, покараулит дошкольника. Другие забегут к ней: “Чего вам купить в молочном магазине? Рощинский творог привезли, и сметана свежая…”»
Простыми, земными людьми были сотрудницы СМЕРШа.
Это сегодня некоторые болтуны и Иваны, не помнящие родства, хотят их сделать зверьми, существами не от мира сего.