35
– Ну, что же, друзья мои, – начал Борис, – когда они остались в гостиной втроем. – Вы, видимо, хотите задать мне один вопрос: когда же я вернусь к делам. Отвечаю: никогда. – Он с усмешкой посмотрел на их лица. – Переубеждать меня не надо. В сущности, зачем я вам? Вы молодые, сильные, здоровые люди. Можете сами построить свою жизнь. В то время, как я решил полностью изменить свою. А для этого я хочу использовать некоторую часть нашего общего капитала. То есть, я выхожу из игры.
– Борис, это твои деньги, – растерянно сказала Маша.
– Маша, девочка, – терпеливо начал объяснять Борис, – когда я уезжал, то думал, что еду на тот свет. Но оказалось, что я еще покопчу этот. Ты знаешь, что я все перевел на твое имя. Стало быть, теперь у меня своих денег нет, – он развел руками и засмеялся.
– Не говори ерунды, – вспыхнула Маша.
– Борис, ты все хорошо обдумал? – вступил в разговор Андрей.
– Да, я все обдумал. Считай, что у меня произошла переоценка ценностей.
– И чем же ты намерен заняться, если не секрет?
– Пока секрет. Боюсь сглазить.
– Ну, что же, – Андрей пожал плечами, – в конце концов, тебе решать; дело твое и деньги твои.
– Борька, ты скажи, что надо подписать, я подпишу, – тихо сказала Маша.
– Эй, вы чего загрустили? Я вам такое дело оставляю, причем, без всякого контроля! Все в своих руках. Живите и радуйтесь!
– Мы радуемся, – улыбнулся Андрей.
– Кстати, о радостях: когда ваша свадьба? – спросил Борис.
– Весной, – поспешно ответила Маша.
– Все-таки весной?
– Да, мы так решили.
– Андрей, а ты почему не настоял, чтобы свадьба состоялась раньше? – не унимался Борис.
– Маша так хочет, было бы нехорошо по отношению к ней, к ее убеждениям давить…
– Ну, весной, так весной! Ладно, ребята, глядите веселей!
Счастливые люди слепы и, по-своему, эгоистичны. Борис был счастлив. Может быть. Поэтому он не замечал Машиной грусти и безразличия Андрея. Если бы заметил, то, наверное, нашел бы слова, убедил бы, ускорил свадьбу, заставил бы двух не любящих друг друга людей, спать в одной постели. Но он не заметил, не придал значения тому, что Андрей ни разу не взял Машу за руку, а она ни разу не улыбнулась ему той загадочной улыбкой, которой умеют улыбаться только влюбленные женщины и только для своих мужчин.
Борис думал о том, как бы поскорее пробежали эти дни: уедут Маша и Андрей, вернется Рита, он примется за осуществление своего плана, перестанет заниматься ненужной суетой, а станет делать только важные для него дела. А пока он изо всех сил изображал рачительного хозяина, закатывал обеды, ездил на экскурсии, был словоохотлив, блистал остроумием, лучился довольством.
Новогоднюю ночь они провели все вместе. Получился тихий семейный ужин при свечах. На следующий день Андрей и Маша улетели. Борис даже проводил их до Аэропорта. Возвращаясь, они с Францем пели хором рождественские песенки.
36
Отец поговорил с Ритиным лечащим врачом и остался доволен. Дочь действительно изменилась в лучшую сторону, была весела, только жаловалась, что очень соскучилась. Доктор Росс поведал Соболеву старшему, что у Риты завелся подопечный, какой-то русский, видимо действительно серьезно больной человек. Так вот, доктор считает, что благодаря этому русскому, точнее, той заботе, которую девушка проявила по отношению к нему, ей удалось избавиться от депрессии.
– Давно известный в лечебной практике феномен, – объяснил доктор Росс, – больной забывает о своих несчастьях, помогая другому больному.
– Хм, – Соболев старший задумался, – влюбленность тоже может излечить депрессию, насколько мне известно.
– Любовь вообще побеждает все! – философски заметил доктор.
– Возможно, – ответил Соболев. Он не решился расспрашивать дочь об этом русском, надеясь, что она сама расскажет.
Он спросил, хочет ли Рита в Лондон. О, да, она очень хотела в Лондон! Во-первых, ей безумно надоела клиника, во-вторых, в Лондоне жили их старые друзья, а так же, Рита надеялась встретиться с кем-нибудь из однокашников. Соболев понял, что о влюбленности пока речи нет.
В Лондоне они провели довольно веселую неделю. Рита все время где-то пропадала с друзьями, успевая, при этом, водить отца на театральные премьеры, в какие-то никому не ведомые галереи и чопорные английские музеи.
Соболев старший немного успокоился. Так как Рита не заговаривала о возвращении в Москву, он предложил ей остаться в Англии.
– Может быть, тебе имеет смысл попробовать себя в искусстве? – спросил он Риту.
– Боюсь, что у меня нет никаких особых талантов, – смеясь, ответила дочь.
– Ну, не знаю. У тебя есть чутье на настоящее. Что касается выбора, тут ты всегда безупречна. Займись модой. Я знаю, у твоих друзей есть маленькое ателье, я мог бы вложить деньги…
– Папа, ты шутишь! – Рита расхохоталась, – мои друзья шьют исключительно для панков! Хороша же я буду в их тусовке. Быть спонсором модельного агентства и заниматься модой – это совсем разные вещи.
– Хорошо, хорошо, оставим этот разговор, – согласился отец.
Они бродили по узким улочкам старого города, захаживали в магазинчики, торгующие всякой всячиной, то и дело сталкивались с вездесущими японскими туристами, оснащенными мощными камерами. Сполохи вспышек были подобны фейерверкам; взрывались петарды, лопались в небе разноцветными огнями, и каждая искорка хотела быть похожей на Рождественскую звезду.
Вечером, сидя с друзьями у камина, Соболев старший вспоминал прошедший день, перебирая детали, маленькие события, слова и жесты. Слушал комплименты, расточаемые в адрес дочери, добродушной английской четой. Их взрослые дети, прихватив Риту, веселились где-то в злачных местах, это радовало Соболева, потому что дочь становилась похожей на своих сверстников.
Дочь не вспоминала о своей прежней работе. Только один раз спросила: как там ее команда. Соболев осторожно принялся рассказывать, что без Риты рейтинг программы упал, и ее пришлось временно закрыть. Но Рита отнеслась к сообщению отца равнодушно, словно программа никогда не имела к ней никакого отношения.
Для отца, для своих и его друзей Рита накупила множество подарков. И очень радовалась, когда видела, что подарок пришелся по душе. Однажды она затащила отца в спортивный магазин и долго выбирала для себя лыжный костюм. Помимо костюма она купила мужской комплект: лыжная шапочка, шарф и перчатки.
– Чем собираешься заняться после моего отъезда? – спросил отец.
– Я обещала одному человеку, что научу его спускаться с гор, – задумчиво сказала Рита.
– Это для него? – Соболев кивнул на шапочку.
– Да.
– Старый знакомый?
– Ты его знаешь, – ответила дочь.
– И кто же он?
– Шахматов.
Впервые с момента своей встречи с дочерью, Соболев напрягся.
– Пап, что такое? – Рита всегда чувствовала изменение в поведении отца.
– Да, так… в общем, не самое лучшее знакомство, я бы сказал.
– Ах, при чем здесь все ваши старые счеты! – в сердцах ответила Рита, – человек очень болен, перед этим все отступает, это все меняет, в том числе и самого человека.
Соболев, наконец, узнал, кто был Ритиным подопечным. Правда, это знание не обрадовало его.
– Хм, возможно, ты права, – согласился он. – Но, все же, я попросил бы тебя не обольщаться и быть поосторожнее с такими людьми, как Шахматов.
– Пап, я уже взрослая! – отрезала Рита.
– Конечно, – вздохнул отец.
Неприязнь Соболева старшего по отношению к Борису была скорее интуитивного, а значит, метафизического порядка. То есть она ни на чем не основывалась. Более того, Соболев раньше даже приятельствовал с Шахматовым. До недавнего времени у них были кое-какие общие дела. Правда, приятельство постепенно сошло на нет; и у Соболева осталось ощущение, что Борис Петрович из тех людей, которые, видя цель, не видят препятствий, а потому не останавливаются ни перед чем.
Рождественские каникулы отшумели. Соболев старший по просьбе дочери отвез ее обратно в Швейцарию.
37
Борис снова проводил ночи в объятиях страстной телохранительницы. Правда, Виктория теперь то и дело куда-то отлучалась, иногда она возвращалась быстро, но случалось, что она исчезала на несколько дней, после таких отлучек, Вика и Борис закрывались в спальне и что-то обсуждали. Валентина не посвящалась в предмет их обсуждений, предоставленная сама себе, она пропадала в клинике. Доктор Вейнцель даже предложил ей работу, на случай, если Валентина захочет остаться.
В одну из ночей Борис сказал разнежившейся Вике:
– Узнай у Риты ее электронный адрес.
Они лежали в полной темноте, обнявшись, Вика что-то мурлыкала ему на ухо, как сытая кошка. После этих слов она подобралась, отодвинулась от него, вытянулась, забросив руки за голову.
– Снова будем писать дурацкие послания? – насмешливо спросила любовница.
– Мы будем делать все, что я скажу!
Борис положил ладонь на ее грудь и сильно сжал. Вика напрягла мышцы и, чуть шевельнувшись, сбросила его руку.
– Не порть мой экстерьер, – зло шепнула она, – он мне еще пригодится!
На следующий день позвонила Рита и сообщила, что она вернулась.
Рита приехала навестить Бориса вместе с отцом. Борис не совсем готов был к такому повороту событий. Соболев старший мог разрушить романтический флер так искусно созданный Борисом вокруг своей персоны. К тому же, бессонная ночь давала о себе знать: лицо осунувшееся, мешки под глазами, и вообще, он был не в духе. Но, поразмыслив, Борис решил, что так даже лучше.
Встречать гостей велел Вике, а сам остался в гостиной, полулежа в глубоком кресле.
– Вам нездоровиться, Борис Петрович? – спросила встревоженная его видом Валентина.
– Немного.
– Может, доктора?
– Позднее. Сейчас лучше накрой на стол, у нас гости.
Пока Валентина суетилась, Борис еще раз тщательно все обдумал.
Вскоре Вика ввела в Риту и ее отца. Борис приподнялся с кресла навстречу гостям. Он излучал радушие. Поцеловал Ритину руку, тепло поздоровался с Соболевым, крикнул Валентине, чтобы она поторопилась с чаем.
– Вот, привезла папу, что бы он тоже поздравил вас с Новым годом, – сказала Рита.
– Очень рад, очень, Александр Дмитриевич! – Благодушествовал Борис. – Как там Лондон?
– Великолепно! – воскликнула Рита. – Я привезла вам подарок, помните, мы собирались кататься с гор?
– Ну конечно, как я мог забыть! – Борис откинулся в кресле и засмеялся. Одновременно, он быстро и внимательно глянул на Соболева. Тот задумчиво крутил в руках чашку.
– Вы когда уезжаете? – вкрадчиво спросил Борис.
– Скоро, – Соболев вздохнул и поставил чашку на стол. – Как вы себя чувствуете, Борис Петрович? Я слышал, вы хотите совсем отойти от дел?
– Дело даже не в моем желании, Александр Дмитриевич, – развел руками Борис, – к сожалению, здоровье не позволяет мне находиться у руководства компании.
– Извините мне мою настойчивость.
– Спрашивайте, пожалуйста! Какие у меня могут быть секреты!
Соболев крякнул:
– Ведь у вас, кажется, есть сестра?
– Да, Маша, Мария Петровна. Буквально перед вашим приездом, она с мужем улетела обратно в Москву. Я передал им все полномочия…
– Она замужем? – удивленно спросил Соболев.
– Свадьба назначена, – не стал вдаваться в подробности Борис.
– Вы полностью доверяете ее избраннику? – Соболев начал нервничать, оттого, что он превратил в допрос дружескую беседу с больным человеком. Но Борис, казалось, не замечал этого, он с удовольствием отвечал на вопросы, словно подгоняя собеседника: еще, еще!
– Ее избранник, можно сказать, мне сын родной. Я буквально вырастил из мальчишки великолепного специалиста. Возможно, вы с ним сталкивались.
– Возможно. Как его зовут?
– Андрей Истомин, – с самым невинным видом сообщил Борис.
Чашка, звякнув, покатилась по ковру, пачкая багровый ворс кофейной гущей.
– Простите, простите, – лепетала Рита, сползая на пол со своего стула.
– Рита, оставьте, какие пустяки, – кинулась к ней Вика.
– Рита, что с тобой? – встрепенулся отец.
Вдвоем с Викой они подняли побледневшую девушку с пола и усадили в кресло. Рита дрожала.
– Господи, Рита, вам плохо!? – Борис вскочил и бросился к ногам девушки.
– Нет, нет, нет, – шептала она, – не беспокойтесь, это усталость, я просто устала, – и она разразилась рыданиями.
– Да позовите же кто-нибудь врача! – страшно закричал Борис.
– Ну, ну, девочка, – уговаривал отец, поглаживая ее по голове.
Валентина поспешно капала успокоительное в чашку. Вика позвонила доктору, который вскоре и явился. Он сообщил, что из Ритиной клиники выехала машина. Девушка продолжала плакать, свернувшись комочком в кресле. Борис сидел у ее ног.
Прибыла машина, и Соболевых увезли.
Борис стоял у окна и смотрел в темноту. Вошла Вика.
– Что с островом? – спросил Борис.
– Можно оформлять, – ответила она.
– Счета?
– Все в порядке.
– Условия прежние?
– Да.
– Ну, так действуй, действуй!
Вика развернулась, чтобы уйти.
– Погоди, – удержал ее Борис.
– Что еще?
– Ты отправила Рите то, что я тебя просил?
– Отправила.
– Хорошо…
Вика вышла. Борис остался стоять у окна.
38
Александр Дмитриевич Соболев вынужден был задержаться, пока дочери не стало немного лучше. Он был расстроен. По всему выходило, что Риту невозможно вылечить. Что ее тонкая психика не выдерживала давления со стороны мира, поэтому кризисы, подобные последнему, будут повторяться. Дай Бог, чтобы они повторялись не слишком часто, иначе девушка повторит судьбу своей матери.
Главное же заключалось в том, что Соболев никак не мог понять, что явилось первопричиной Ритиной болезни. Он искал и не находил. Доктор Росс многословно разглагольствовал, оперируя медицинскими терминами, но, судя по всему, был так же далек от истины, как и сам Соболев. Рита молчала.
Несколько раз звонил Шахматов и вежливо справлялся о здоровье Риты. Соболев не звал его, а Борис и не настаивал.
Так прошло несколько дней. Накануне православного Рождества заехала Вика, сказала, что у них будет традиционный гусь с яблоками. И, если Рита захочет, то можно прокатиться на санях с Францем.
– Спросите у нее сами, – предложил Соболев.
Рита неожиданно проявила интерес к Викиному предложению. Вечером появился Франц с санями. Он достал где-то колокольчики и украсил кобылку лентами, очень этим гордился.
Был изумительно тихий вечер и такая же тихая, звездная ночь. Катались, пока не замерзли. Потом решено было поехать к Шахматову, забрать его, Валентину, и всем вместе отправиться к хозяйке уже известного ресторанчика, ведь это она пообещала приготовить гуся по-русски.
Рита раскраснелась от свежего воздуха, улыбаясь, слушала незамысловатые шутки Франца и светскую болтовню Вики. Шахматову обрадовалась, как старому другу. Гусь привел ее в восторг. Она даже вспомнила, как очень давно, в раннем детстве ей довелось с деревенскими ребятишками поколядовать на Рождество.
– Помнишь, папа, тогда тоже был гусь. Он был просто огромный; когда его доставали из духовки, все хлопали в ладоши. Правда?
– Правда. Мы тогда ездили к моему дядьке, – рассказывал Александр Дмитриевич собравшимся.
– Я в детстве очень любил святки, – сказал Шахматов, – мы бегали от дома к дому и пели разные святочные песни, нам давали конфеты, мелкие деньги…
– Борис, а вы помните что-нибудь из этих песенок? – спросила Рита.
Шахматов улыбнулся:
– Погодите… Сейчас… А, вот: Христос родился, в яслях повился, приходили к Богу три царя, приносили Богу три дара, дари, дари хозяин с хозяюшкой! – пропел он негромким, приятным баритоном.
– Я тоже вспомнил! – сказал Соболев и запел – Святый вечер, добрый вечер, добрым людям на здоровье!
Рита захлопала в ладоши.
– Здорово!
Мужчины заулыбались. Валентина сидела, подперев, по-бабьи, рукой щеку. Вика сказала:
– А я вот, ничего не помню. Жалко…
39
Соболев, наконец, уехал.
Выждав еще несколько дней, Борис напомнил Рите ее обещание научить его кататься на горных лыжах.