Поднялся князь Глинский.
– Так что, государь, вот так просто провести сорокатысячное войско по Ливонии и вернуться ни с чем?
– Князю Шестунову надо попытаться взять Юрьев, но особо в этом не усердствовать. Наш зимний поход должен заставить ливонцев уплатить полагающуюся дань и открыть путь к русскому порту.
– Надо показать им, что сейчас они имеют дело уже не с прежней Русью?
– Ты, Михаил Васильевич, знаешь, что Русь у нас одна, православная. Наши предки и прежде крепко бивали врагов. Но силу показать не мешает. Здесь ты прав.
Царь определил задачи войскам Шах-Али, Глинского и Захарьина и отпустил полководцев.
Россия начала войну с Ливонским орденом 17 января 1558 года. Еще до этого основная рать двинулась из Новгорода к Пскову. Вспомогательное войско князя Шестунова вышло к Ивангороду, построенному еще в 1492 году на крутых склонах Девичьей горы и реке Нарве, в труднодоступном месте.
Напротив него, на другом берегу реки стоял город ливонских рыцарей Ругодив. Так русские называли Нарву.
В январе 1558 года основная рать подошла к Юрьеву (Дерпту), где соединилась со вспомогательной. Войска предприняли попытку взять Юрьев, но с ходу сделать это не смогли и отступили, дабы не понести неоправданных потерь. Только гарнизоны Ивангорода и Нарвы обстреливали друг друга.
Цель первого похода была достигнута. Рать прошла по территории Ливонского ордена, заставляя местное население укрываться за крепкими городскими стенами, и вернулась на русскую землю. Наступило затишье.
В то же время небольшой отряд князя Ургина наконец-то вышел к Онежскому озеру. Он совершил длительный переход по воде, суше, девственным лесам и болотам. С берега дружина перебралась на остров, где находился монастырь.
Дорогого гостя вышел встречать сам игумен.
– Рад приветствовать тебя на святой земле, дорогой князь. – Филипп обнял Дмитрия. – Как далась дорога?
– Путь к тебе нелегкий, Филипп.
– Но как же здесь хорошо, Дмитрий! Как легко дышится!
– Да, но я к тебе по делу.
– Знаю, гонец известил. Он не сказал, какое именно дело у тебя здесь, но я и сам догадался. Ты же ради послушника Кучера приехал, не так ли?
– Так. Только не Кучер он, а Федор Курилин, холоп Ефросиньи Старицкой.
– Думаешь, он замешан в убийстве царевича Дмитрия?
– Да. Я хотел бы как можно быстрее переговорить с ним.
– Но захочет ли он того же?
– Что? – повысил голос князь Ургин. – Еще как захочет! Он у меня всю правду выложит как на духу! Уж поверь, я заставлю этого послушника выложить всю правду.
Филипп твердо ответил:
– Насилию в обители не быть! Поговорить можешь, но пытать его я не дам.
– Но ты же понимаешь, насколько важны показания Федора Курилина? Государь ждет их. Если он признается, то я повезу его в Москву. Иван выразил уверенность в том, что ты поможешь мне.
– Я помогу тебе, Дмитрий, однако насилия не допущу. Но давай поначалу людей твоих на житье определим, да и тебе не мешает до вечера отдохнуть. После молитвы и трапезы я предоставлю тебе послушника Федора.
– Людей отправляй на покой, мне же не до того. Я желаю немедля говорить с послушником.
– Вот так всегда. Как и раньше. Если князь Ургин что надумал, то своего добьется. Ладно, погоди здесь, присядь вон на лавку, я скоро. – Игумен ушел, спустя полчаса вернулся, устроился рядом с Ургиным и сказал: – Плохие новости у меня для тебя, Дмитрий.
– Что? Убежал послушник?
– Нет, в ночь захворал сильно. Мне только что сообщили об этом. С ним сейчас лекарь.
– Так идем к нему, Филипп! Неровен час помрет, и вся моя поездка окажется бесполезной. Где твой послушник?
– У себя в келье. Будешь допрашивать беспомощного, страдающего человека?
– А ты предлагаешь дождаться, пока он Богу душу отдаст? Пойми, Филипп, его показания очень важны. Возможно, только они помогут найти настоящего убийцу младенца Дмитрия. Разве будет справедливо, если преступник останется безнаказанным?
– Хорошо, князь! Пойдем, я проведу тебя в келью Федора, но поначалу сам с ним говорить буду. Потом ты.
– Согласен.
Игумен и князь прошли к двухэтажному зданию.
Келья послушника Федора Курилина находилась на первом этаже, слева в конце коридора. Филипп и Ургин подошли к ней, когда оттуда вышел лекарь, молодой мужчина крепкого телосложения.
– Что с Федором? – спросил игумен.
– Сердечный приступ, отец. Я бессилен что-либо сделать.
– Но он еще жив? – Ургин шагнул вперед.
– Да, но я думаю, что до утра не дотянет.
– А говорить он может?
– Может. В сознании. Отец игумен, Федор просил тебя зайти к нему. Исповедоваться желает.
– Вот сейчас он и исповедуется, – сказал Дмитрий. – Самое время.
– Постой здесь, Дмитрий, – заявил Филипп. – А ты, лекарь, ступай, раз помочь больному не можешь.
Игумен вошел в келью. Ургин остался в коридоре и с нетерпением ждал его возвращения.
Игумен вскоре появился и сказал:
– А теперь ступай к нему ты, Дмитрий. Федор расскажет тебе все, что знает.
– Уверен, что он будет говорить правду?
– На смертном одре не лгут!
Ургин прошел в келью, присел на лавку у изголовья послушника, лежавшего в постели.
– Я князь Ургин, посланник царя.
– Знаю, – тихо проговорил Федор. – Игумен сказал, что привело тебя сюда.
– Раз так, то рассказывай все, что тебе известно об убийстве царевича Дмитрия.
– Я служил у княгини Старицкой. Как-то вечером, перед отъездом царя с семьей в Кирилло-Белозерский монастырь, к ней тайно приехал Василий Юрьевич Ростов. О чем она с ним говорила, не знаю, только поутру приказала мне ехать с ним. Я повиновался. Князь тогда же отправил меня в Вологду. Там я встретился с купцом Лукой Мариным. – Слова давались послушнику с трудом, лицо его часто перекашивала гримаса боли. – Тот свел меня с Федотом Стоганом, человеком из окружения князя, и велел во всем ему подчиняться. Переночевал я в доме Стогана. Утром мы взяли с собой третьего коня, выехали к Сиверскому озеру и встали в лесу, недалеко от Кирилло-Белозерского монастыря. Потом появилась свита царя. Федот иногда уходил куда-то, я же все время оставался в лесу, при конях и поклаже. Потом царский струг пошел обратно. Мы с Федотом сопровождали его по берегу.
Дмитрий прервал послушника:
– Как же вы обходили дозоры дружины княжича Головина, которая тоже шла по берегу?
– Нет, она двигалась поодаль, стороной. Мы только один раз видели царских ратников, да и то небольшой отряд в пять человек. Они осмотрели берег и ушли в лес.
– Дальше!
Послушник попросил:
– Воды бы испить, князь. Сухо во рту, в груди же огонь.
Ургин подал умирающему чашу студеной воды.
Тот отпил несколько глотков и продолжил:
– Дальше было так. Во время дневной стоянки струга к нам с Федотом вышел князь Ростов. Дальше он ехал с нами.
– Его не было на струге?
– Только во время перехода от дневной стоянки судна до ночной. Не перебивай меня, князь, и так мысли путаются. Значит, струг шел по Шексне. Мы с князем Ростовым, для которого и был взят третий конь, двигались по берегу, следя за судном. Клянусь всем святым, князь, я и подумать не мог о том, что замыслил Ростов.
– А коли знал бы, то предупредил бы стражу?
– Да! Клянусь, предупредил бы.
– Ладно, одному Богу известно, как ты поступил бы. Продолжай.
– Ох и тяжко мне. Но по грехам муки.
– Ты не отвлекайся, Федор Курилин.
– Как ты узнал?..
– Это уже не важно. Что было дальше?
– Вечером струг встал. Князь Ростов о чем-то поговорил с Федотом и вышел к окраине леса. Я со стороны видел, как по сходням шли царь с царицей, нянька с ребенком на руках, двое бояр. А потом вдруг сходни рухнули. Нянька закричала, что царевич в воде. Тут началась неразбериха. Царь, вельможи, стража начали нырять, шум поднялся. Боярин какой-то вытащил младенца, передал его государю. Царь вышел с сыном на берег, к ним подскочил лекарь. Тут в лес прибежал человек со струга. Его встретил князь Ростов. Их разговор я не забуду до смерти, которую уже готов принять.
– Так о чем говорили князь Ростов и человек со струга?
– Ростов спросил у него, мертв ли младенец. Тот ответил, мол, мертвее не бывает. Князь похвалил мужика. Дескать, дело хорошо сделал, и назвал его по имени – Кузьма. Тот поинтересовался, что ему теперь делать? Ведь стражники скоро обнаружат, что его нет. Ростов ответил: «Ты должен уйти немедля». «Куда?» – спросил Кузьма. «Туда, где тебя давно ждут!» – ответил князь. Тем временем сзади к Кузьме подобрался Федот и всадил ему нож в спину. Ростов приказал Федоту оттащить тело за обрыв, нацепить на шею камень, там утопить и ехать в Вологду, к купцу Луке Марину. Он должен был послать гонца к княгине Старицкой, доложить ей, что наследника у царя больше нет. Сам же князь вернулся на струг и стал печалиться вместе со всеми. Только тогда я понял, в какую историю влип. Ведь мы же царевича убили. Страшно мне стало так, что словами не передать, но изменить ничего уже нельзя было. Оттащили мы с Федотом труп Кузьмы, камень к шее привязали, сбросили с обрыва, забрали коня князя Ростова и направились в обратный путь. Спешили, боялись, что стражники большого отряда догонят, но пронесло. Так и вернулись в Вологду. Лука оставил меня при себе, а Федот дня через два вдруг помер. Наверное, кто-то помог ему по приказу князя Ростова. Я стал ждать смерти. Бежать-то некуда было, да я и не хотел. Заслужил смерть, хоть и не желал гибели царевича и не участвовал в его убийстве. Но меня не тронули. Осенью отправили обратно в Москву. Я же потом ушел сюда. Хотел грех свой замолить, да Господь не простил меня.
– Скажи, Федор, а где в Вологде живет Лука Марин?
– На окраине, у реки. Он дом новый поставил, амбары рядом. Так было, когда я уходил. Как сейчас, не ведаю.
– А если точнее, Федор?
– В гости к нему решил наведаться?
– Ты не спрашивай, Федор, а отвечай на вопрос. Раскаяние и помощь в поимке убийц тебе Господь зачтет.
– Найти дом купца не сложно. Там недалече храм новый. От него два или три двора.
– В Вологде не один храм!
– Не один. Будешь искать, найдешь. В Вологде Луку Марина знают.
– Понятно. Ты грамотный?
– Откуда?
– Тогда я сейчас запишу твои показания, игумен их прочтет, ты вместо подписи палец приложишь.
– Ты поспешай. Чую, конец близок, а мне еще исповедоваться надо.
– Успеем.
Ургин заполучил письменные показания Федора Курилина и отправился на отдых.
Вечером того же дня, после нескольких часов тревожного сна, князь пришел в келью настоятеля монастыря и сказал:
– Завтра, Филипп, я уезжаю!
– Я даже знаю, куда ты собрался.
– И куда же?
– В Вологду, за Лукой Мариным.
– Верно. Если уж взялся за расследование, то надо довести его до конца. Коли не смогу доставить к Ивану твоего послушника, то привезу торговца. Он небось побольше знает.
– Отчего государь не приказал задержать князя Ростова?
– Тот сбежал в Литву. Видимо, почуял опасность или выполнил наказ княгини Старицкой.
– Понятно. А Федор, послушник, помер! Час назад как преставился. Исповедовался и испустил дух.
– Избавился от страданий. А ведь его вины в смерти царевича Дмитрия нет.
– Он считал иначе.
– И чего столько лет хранил в себе тайну? Вернулся бы в Москву да покаялся. Иван простил бы его.
– Не смог!
– Не смог, – повторил Дмитрий и продолжил: – Я вроде хорошо знаю царя, а не пойму, почему он Ефросинью терпит? Великая княгиня Елена быстро разобралась со Старицкими. Кого на смерть, кого в темницу. Иван же не только освободил Ефросинью и Владимира, но и вернул им все. А что он получил взамен? Стоило царю заболеть, как Ефросинья тут же подняла бояр против него и наследника. Иван опять простил ее. Неужто и на этот раз, получив доказательства вины Ефросиньи в смерти сына, тоже проявит милость?
Филипп поднялся, прошелся по келье.
– Знаешь, Дмитрий, что мне Иван сказал, когда мы наедине беседовали?
– Коли не тайна, расскажи.
– А сказал Иван, что того, кто строит козни против него и царской семьи, он не винит и казни предавать не станет. Смерти заслуживает лишь тот, кто пойдет против своей родины, изменит присяге, нанесет вред государству. Вот того он казнит, не задумываясь.
– А разве убийство наследника престола не является государственным преступлением? Разве княгиня Старицкая не замыслила воспользоваться болезнью Ивана, совершить переворот и посадить на трон своего сына?
– Но переворота не произошло. А что касаемо сына, так Иван пуще всех остальных в его смерти себя винит.
– Старицкие все одно ответят. Долго с огнем играть нельзя, сгоришь. Так и княгиня Ефросинья Андреевна. Только не станет ли слишком высокой цена ее заговорам? Безнаказанность к добру не приводит.
– Равно как и неоправданная жестокость.
– То-то и оно, что неоправданная жестокость недопустима. Тут я с тобой, Филипп, согласен полностью. Но коли карать по делу, по закону, справедливости, совести, то не только можно, но и должно. Иначе порядка не будет. А без порядка и веры Русь обречена на погибель. Таково мое мнение, и оно непоколебимо. За то стоим, Филипп, и стоять будем, покуда силы есть! Но я, наверное, тебя утомил. Пойду! Мне еще с ратниками совет держать.
– Я не устал, – ответил Филипп. – Но коли у тебя еще дела, то ступай, и Бог тебе в помощь.
– До завтра, Филипп.
– До завтра, Дмитрий.
Ургин собрал своих ратников за стеной монастыря и объявил:
– Возвращение в Москву откладывается. Послушник, ради которого мы прибыли на Соловки, скончался. Я успел с ним поговорить. Он подтвердил, что царевич погиб в результате подлого заговора. Его показания у меня. В злодействе принимал участие вологодский купец Лука Марин. Руководил же подготовкой убийства князь Ростов, который успел бежать в Литву. Купец же должен был остаться. Вот мы и захватим этого купца. Не смогли доставить государю послушника, то привезем Марина. Поэтому завтра же отправляемся в Вологду.
Спустя две недели отряд московского князя прибыл в Вологду. Ургин рассчитал путь так, чтобы небольшая конная дружина с обозом из двух саней подошла к городу затемно. Он оставил основную часть отряда в лесу и въехал в Вологду вместе с Петром Лемехом, Ефимом Ушатовым и Алексеем Белым.
В это время поднялась пурга, и улицы быстро опустели, что было на руку князю. Новый храм они нашли быстро. Возле него встретили нищего, кутавшегося в рваный тулуп, прятавшегося от ветра и снега у церковной паперти.
Заметил его глазастый Белый.
– Глянь, князь, кто-то у паперти затаился. – Он указал на темный сгорбленный силуэт у церкви.
– Веди его сюда!
Белый подъехал к храму, и вскоре пред Ургиным предстал мужик неопределенного возраста со спутанной бородой, дрожащий от холода и кутающийся в рванье.
– Ты кто? – спросил Ургин.
– Я-то местный. А кто вы такие будете? Что-то я вас тут не встречал.
Князь проигнорировал слова нищего и продолжил допрос:
– Местный, говоришь? А как до жизни такой докатился?
– Тебе до этого какое дело?
– Мы люди православные, должны помогать друг другу. Я хочу это сделать, но до того должен убедиться, что предо мной несчастный человек, а не тать, разбойник, лиходей.
– Это я-то лиходей? Еще два года назад у меня были и дом, и семья. Жена Анюта, сын Степка, дочь Лиза. Дело свое было. Из купцов я. Был. Да вот только на беду свою пошел против Луки Марина. Тот торговлю расширял вместе с князем Ростовым. Подворье мое, амбары да суда им приглянулись. Предложили продать, а цену дали низкую. Но дело даже не в ней. Все одно не продал бы, потому как дело от отца получил, а тот – от деда. Наследственное это у нас. Я и сам торговал с прибытком, думал, вырастет сын, ему все передам, сам отдыхать буду в тепле и сытости. Да просчитался. Недооценил князя и Марина. Думал, поторгуются и отстанут, ан нет! Лето в позапрошлый год выдалось жарким, сухим. То там, то здесь вспыхивали пожары, лес горел. Вот однажды ночью полыхнул и я. Вспыхнуло все сразу. И дом, и амбары с товаром, и причал, и суда. Я в отъезде был. А как вернулся, так чуть с ума не сошел. Нету ничего. Было и нету. Сгорело все. И семья. Жена Анюта, сын Степка, дочь Лиза. Все потерял. Наложить руки на себя хотел, да батюшка отговорил. А покуда я занимался похоронами, Лука Марин каким-то путем, скорее всего, чрез князя Ростова, земли мои забрал. Наместник грамоту ему выдал, что, мол, теперь он владеет тем, что было моим. Вот и стал нищим. – Мужик сплюнул на снег.