– Как звать-то тебя, несчастный?
– Михайло Шутов. А что?
– Челобитную на беззаконие купца, князя, наместника подавал?
Бывший купец удивленно усмехнулся.
– Кому?
– Царю! – ответил Ургин.
– Эка ты завернул, добрый человек. Где мы и где царь? Кто же мне тут позволил бы челобитную на самого наместника подать? Все под ним. А сам поехал бы в столицу, так дальше ближнего леса не ушел бы. Прибили бы люди того же Ростова.
– Но он бежал в Литву!
– И это тебе известно?
– Известно!
– Он бежал. Почему, никто не ведает. А наместник-то и людишки его в городе остались. Да и Лука, будь трижды проклят весь его род, теперь высоко поднялся. Не у меня одного земли да торговлю отнял.
Вперед выступил Петр Лемех.
– Чего же ты, узнав, что купец Марин уничтожил твою семью, не убил его тут же? Испугался? Конечно. На паперти с протянутой рукой сидеть покойней, нежели мстить обидчику! Какой же ты после этого мужик?
– А ты, воин, не лайся, не разобравшись.
– Я тебе что, пес какой, чтобы лаяться? – возмутился Лемех.
Его прервал Ургин:
– Угомонись, Петр. Помолчи. – Князь посмотрел на Шутова. – А ты отвечай, почему простил разбойникам убийство семьи?
– Простил? Как же! Такое не прощается. После похорон собрал своих работных людей и повел их к Марину. Только до подворья мы его и дошли. Стража наместника разогнала людей, а меня связали да затащили во двор Луки. Он приказал собак спустить. Те так меня потрепали, что еле оклемался. Раздеться да показать, что со мной изверги сделали? Живого места на теле нет. Показать?
Ургин мрачно сказал:
– Не надо. Верю! Значит, за Луку стража наместника вступилась?
– Не она, я этого ирода удавил бы.
– Но сейчас Ростова нет, наместник сменился, в городе учрежден суд. Почему ты права свои не отстаиваешь?
– Видать, издалека ты приехал, добрый человек. Бояре меняются, а все как было, так и остается. Это в Москве да в ближних к ней уделах порядок, а тут закон другой, боярский. За ними сила.
– Еще посмотрим, за кем сила. А ты-то чего у паперти в пургу сидел? Жить негде?
– Есть изба недалече, но жить не хочется. Прошлой ночью супруга приснилась, да так, будто и не сон был, а явь. Спросила меня Анюта: «Что ж ты, Миша, маешься-то на этом свете? Иди ко мне, к детишкам. У нас хорошо». Проснулся, и так худо мне стало, сил нет. Весь день вино пил, а под вечер решил, пойду к храму, помолюсь, да и останусь. Ночи холодные, усну и не проснусь. А тут вы, так и не сказавши, кто такие будете и что вам в городе надобно.
– А мы как раз к Луке Марину и направляемся.
– Так вот кому я жалился! Что ж, коли вы друзья Марина, так не дайте греху случиться, убейте!
Ургин спрыгнул с коня, подошел к Шутову.
– Ты не понял, Михайло. Я князь Ургин, прислан из Москвы. Нужен мне Лука Марин, чтобы доставить его к государю. Эта собака не только пред тобой виновата, но и пред самим царем.
– Да ты что? – От удивления Шутов раскрыл рот.
– Покажешь, где его подворье?
– Так оно тут, рядом. Вон третий дом за высокой городьбой, справа.
– Вижу. Охрану Марин держит?
– Какую охрану? Так, двое работников время от времени обходят усадьбу. Зачем Марину стража, коли, если что, его наместник защитит? А ты и вправду князь Ургин?
– Да.
– Дмитрий Михайлович?
– Что, слыхал?
– Приходилось. А верно, что ты вхож к самому царю?
– Верно.
– Тогда, может, и за меня заступишься?
– Что, пропало желание помирать?
– Жить хочу, коли так все обернулось. Не иначе Аня меня к храму привела, чтобы я с тобой встретился. Только вот что, князь, охраны у Марина нет, но есть стража наместника. А в ней побольше ратников, чем у тебя.
Ургин усмехнулся.
– О чем ты, Михайло? Наместник не подчинится царскому посланнику? Да государь с него за это голову снимет.
– Ага! Если этот наместник следом за Ростовым к немчинам не убежит.
– А ведь Шутов прав, князь, – проговорил Ушатов. – Наместник не станет ждать царского суда. Сбежит гаденыш. Хотя, конечно, еще неизвестно, кто кого возьмет – стража местная нас или мы ее.
– Нам ли отступать, Ефим?
– Так я ничего! Мне не впервой бой принимать.
– Послушай, князь! – подал голос Шутов. – Я думаю, надо народ поднять. Тогда наместник ничего сделать не сможет.
– Бунт устроить?
– Не сейчас, а коли Марин успеет человека за помощью к наместнику послать и стража против вас выступит. А мужиков я быстро подыму. За царского-то посланника князя Ургина!
– Думаю, обойдемся без этого. Но ты давай с нами. Придется пехом, лишнего коня у нас нет, но тут недалече, заодно и согреешься.
– Да обо мне не беспокойся, не отстану.
Ургин вскочил на коня.
– Третий дом справа. Действуем жестко. Вперед!
Отряд Ургина подъехал к массивным воротам усадьбы купца Марина. От конников не отстал и Шутов, державшийся чуть в стороне.
Ургин приказал Белому:
– Стучи, Лешка, да погромче!
Белый ударил в ворота.
Изнутри послышался недовольный голос:
– Это кто тут шумит? Ополоумел, не знаешь, чей дом?
– Знаю, – ответил Ургин. – Открой, гости к хозяину приехали.
– Что за гости еще?
– Открой ворота, узнаешь!
– Я открою, но коли что не так, то собаки у нас злые. Разорвут в клочья.
Ургин взглянул на Лемеха.
Петр без слов понял команду князя и кивнул.
Ворота приоткрылись, Лемех схватил работника купца за ворот тулупа и вытащил на улицу. Увидев четверых воинов на конях, а поодаль Шутова, парень струсил.
– А… кто вы?
Дмитрий нагнулся к нему.
– Я же сказал, гости к хозяину.
– Так надобно доложить Луке Авдеевичу. Он вроде еще спать не ложился. Недавно выходил во двор.
– Не надо никому ничего докладывать. Пусть наш приезд станет подарком для Луки Марина.
– Но…
Со двора раздался голос второго работника:
– Митяй, ты чего за ворота вышел? Али полюбовница прибежала?
– Нет, скажешь тоже, Степан, – ответил Митяй, глядя на клинок, который приставил к его груди Петр Лемех. – Какая полюбовница?
Ургин проговорил:
– Сделай так, чтобы Степан тоже вышел.
Парень кивнул и крикнул:
– Степа, поди сюда!
– Чего это?
– Да тут мужик какой-то подъехал, говорит, родственник твой.
– Чего? Какой еще родственник? Откуда?
– Из Кержача.
– Какого еще Кержача?
– А я знаю! Твой родственник, ты и разбирайся!
– Что за напасть?
Ушатов и Белый спрыгнули с коней, встали у ворот.
На улицу вышел бородач с дубиной в руке.
– И где тут?..
Но договорить он не успел. Белый ударом кулака сбил его с ног, скрутил веревкой и заткнул рот кляпом. Митяя привязали к Степану.
Белый поднялся.
– Все в порядке. Пусть сторожа немного отдохнут.
– Не замерзнут? – спросил Ургин.
– В этаких-то тулупах? Да и мы, надеюсь, долго не задержимся. После в сарай их оттащим.
– Узнай у молодого, Леша, кто, кроме Марина, сейчас в доме.
– Ага!
Ратник Ургина склонился над парнем, быстро с ним поговорил, поднялся и доложил:
– А мы вовремя заглянули к купцу. Он с утра семью к родителям жены отпустил и сейчас, коли верить Митяю, сидит в доме один. Работники разошлись. Будут утром, да и то, если пурга угомонится.
– Не врет Митяй?
– Нет, князь! Я его предупредил, что отрежу глупую башку. Он испугался, аж затрясся. Поклялся, что правду сказал.
Подошел Шутов.
– Князь, тут их оставлять не след. – Он кивнул на Митяя и Степана. – Мало ли кто пойдет по улице. Увидит их, развяжет. Они сразу за помощью побегут.
Ургин отдал команду:
– Лешка и Ефим, занесите сторожей во двор. Да ворота прикройте. Коней тоже внутрь и на привязь.
Как только закрылись ворота, Ургин приказал:
– Лемех, остаешься здесь, Ушатов за дом, в сад. Белый со мной!
Шутов, находившийся рядом, попросил:
– Князь, позволь пойти с тобой!
Ургин внимательно посмотрел на него и сказал:
– Пойдем! Но гляди, Михайло, бросишься на купца, я сам рубану тебя саблей. Марин нужен нам живой! Ты понял меня?
– Понял, князь. Я только в глаза его посмотрю, когда он поймет, что пришло время отвечать за преступления.
Ургин с Алексеем Белым и Михаилом Шутовым вошли в дом. Купец Лука Марин сидел в горнице за столом, пред ним стояла чаша. Марин был пьян.
Он поднял осоловевшие глаза и рявкнул:
– Что за черт? Кто такие?
– Встречай гостей, Лука Авдеевич, – ответил Белый.
– Каких гостей? Кто позволил вам зайти в дом? Эй, стража!
– Ты не ори, купец, нету у тебя стражи, и нам позволения спрашивать не надо.
Дмитрий вышел вперед.
– Я князь Ургин, царский посланник. Пришло время, купец, отвечать за все свои преступления. Особенно за участие в убийстве царского наследника младенца Дмитрия. Уж за него царь с тебя, собака, по полной спросит. Да и за убийство семьи Шутова.
Только сейчас Марин увидел соседа, вышедшего из-за спины князя. Он побледнел, сразу же протрезвел, дико, по-звериному зыркнул на пришедших, почуял, что за ним пришла смерть. Мозг купца пронзила мысль о бегстве. Удастся вырваться из подворья, значит, поживет еще, а не выйдет, так все одно не жить. Царь не простит ему убийство Дмитрия.
Он опустил глаза.
– Твои обвинения, князь, напрасны. Все скажут, что когда погиб царевич, я был здесь, в городе. Князь Ростов прислал ко мне своего человека, чтобы оповестить Старицкую о гибели младенца. За это с него и спрашивайте. Я всего лишь выполнил просьбу вельможи, о заговоре ничего не знал. Да и насчет семьи Шутова я ни при чем. Он сам спьяну подпалил подворье. Вот и погорело все. Погибли его жена, сын и дочь. По тому делу велось следствие, и виновником был объявлен Шутов. Его земли я получил по закону. Так что напрасны твои обвинения, князь Ургин.
– Это все ты в Москве расскажешь. Собирайся, поедешь с нами!
– А наместник о вашем приезде знает?
Ургин повысил голос:
– Ты плохо понял меня, пес? Сказал, собирайся, на Москву поедешь, там с тобой разбираться будут! – Дмитрий повернулся к Белому и тем самым совершил ошибку.
Оправдываясь, купец незаметно, медленно вытянул саблю из ножен, прислоненных к скамье. Когда Ургин с Белым на мгновенье отвлеклись, он опрокинул пред собой стол, вскочил и занес саблю над Дмитрием.
Михайло Шутов крикнул:
– Князь! – Он бросился на Марина и принял на себя удар.
Белый же развернулся и врезал купцу кулаком прямо в физиономию. Марин сбил лавку, отлетел к печи и завалился на бок. Тело его пробила судорога.
Ургин бросился к Шутову, но помочь Михаилу уже не мог никто. Из рассеченной шеи на пол стекала черная кровь. Шутов хотел что-то сказать, но не смог. Кровь пошла ртом.
Князь поднялся.
– Погиб Михайло, Лешка.
– Если бы не он, то удар Марина достался бы тебе, князь.
– Да! Оплошали мы, Лешка.
– Кто же знал, что купец на драку решится и что у него под столом сабля?
– Брать его следовало без разговоров, вязать да выталкивать из дома. Это моя вина, что погиб Шутов.
– Не вини себя, князь. Михайло сам искал смерти и погиб как воин. Теперь встретится на небесах со своей женой Анной и с детишками.
Ургин вдохнул, нагнулся к телу Шутова.
– Спасибо тебе, Михайло. Прости!
Дмитрий закрыл ему глаза, поднялся и приказал Белому:
– Вяжи собаку Марина и выталкивай во двор. Я пойду дам команду, чтобы сани нашли да запрягли коней. Не тащить же эту тварь на себе!
– Да, князь.
Ургин дошел до двери, и тут Белый окликнул его.
Дмитрий повернулся.
– Что?
– Тут тоже вроде промашка вышла.
– Ты о чем?
– Да Марин-то мертв.
– Что?
– Угу! Видать, ударился башкой обо что-то. Волосы все в крови.
– Да что же это такое? Были два свидетеля, и тех потеряли. Ладно послушник, но Марин!.. Его мы обязаны были брать живым.
– Что ж поделать, князь. – Белый вздохнул, осматривая свой пудовый кулак. – Так уж вышло. Но правду-то мы узнали.
– Узнали, Лешка, мы многое, да только подтвердить ничего не сможем. А государю нужны доказательства. Опять враги царя уйдут от возмездия. В этом наша вина.
– Ничего, рано или поздно попадутся. Княгиня Старицкая не успокоится, покуда жива. Она ненавидит Ивана и только сына своего видит на престоле. Значит, и дальше будет строить козни государю. Но сколько ниточке не виться, а конец все одно наступит.
– Ладно, делать нам здесь нечего. Надо уходить.
– Михаила Шутова оставим?
– Не в лесу же его тайно хоронить.
– Так обвинят Михаила в убийстве Марина.
– Ему уже все равно. Но правда дойдет до людей. Те же Митяй со Степаном расскажут, как все было, и похоронят Шутова по-христиански.
– Может, дом обыщем, князь? Глядишь, и найдем чего-нибудь интересное.
– У нас нет времени. За ночь надо уйти как можно дальше.
Вскоре они покинули Вологду, соединились с людьми, оставленными за пределами города, и двинулись в обратный путь.
По возвращении в Москву князь Ургин, не заезжая домой, направился в Кремль. Стража пропустила его во дворец. Дмитрий вошел, низко поклонился и заметил незнакомого человека малого роста, находившегося при царе.
Иван вышел навстречу Ургину.
– Ну, здравствуй, Дмитрий.
– И тебе, государь, здравствовать, – ответил Дмитрий.
– Да ты проходи, присаживайся.
Иван сел в кресло, Ургин – на скамью.
– Как поездка на Соловки?
Дмитрий посмотрел на незнакомца.
Царь сказал:
– Это дворянин Григорий Скуратов-Бельский, за малый рост прозванный Малютой. Его мне князья Захарьины представили, посоветовали взять на службу. Интересные вещи поведал мне Малюта. Оказывается, благочестивый наш протопоп Сильвестр – желанный гость княгини Ефросиньи Старицкой. Встречаться с ней он старается скрытно. После таких разговоров Сильвестр собирает ближних бояр из Избранной рады, чаще всего Алексея Адашева да Андрея Курбского. Раньше он общался и с князем Семеном Лобановым.
Ургин спросил:
– И откуда это известно Малюте? Он что, следил за Сильвестром? По чьему, позволь узнать, государь, велению?
– Малюта следил не за Сильвестром и даже не за княгиней. По своей воле. Он имеет обиду на людей Старицких. Они в свое время при попустительстве князя Андрея надругались над его сестрой. Княгиня при этом тоже присутствовала. Насильничали девицу двое. Один помер, другой жив и по сей день служит у Ефросиньи. За ним охотился Малюта. Отомстить хотел. Свидетелем встреч Сильвестра с княгиней он стал случайно. Я прав, Малюта?
– Да, государь! Только ты не сказал о том, что говорил поп, выходя от княгини во время твоей болезни.
– Скажи, Малюта!
– Мол, теперь уже как Бог даст! Владимиру Старицкому князю надо держаться крепче. Царь при смерти, бояре младенцу и опекунам его, Захарьиным, служить не желают. Но если Владимир примет царский титул, то будет другое дело. Потом он еще что-то сказал, но я того не слышал. Напоследок княгиня спросила: «А ты-то сам, Сильвестр, пойдешь за сыном?» Поп ответил, что пойдет. Новому царю свой митрополит нужен.
Царь поднялся.
– Ты слышал, Дмитрий? Получается, что Сильвестр и взаправду заботится не о судьбе государства, а о своем положении.
– Прежде ты не верил в предательство Сильвестра, а сейчас послушал этого человека? – Ургин указал взглядом на Скуратова.
– Да, Дмитрий. Удивляешься? Я еще не знал Малюту, когда то, что ты сейчас слышал, мне подтвердил сам сын Ефросиньи, князь Владимир Андреевич Старицкий.
– Князь Владимир? – еще более удивился Ургин.
– Да! Я пригласил его во дворец. Сам он на престол не метит. Слаб для того, чтобы управлять государством, понимает, что бояре не дадут ему быть полновластным правителем. Мы поговорили. Владимир просил прощения за то, что отказывался присягать наследнику. Я простил. Более того, выдал ему грамоту, в которой князь Владимир объявляется опекуном царевича и законным наследником престола в случае его смерти. Та же грамота дает ему неприкосновенность. Видел бы ты, как радовался Владимир. Я попросил его лишь об одном, чтобы он, в случае нового заговора Ефросиньи, сообщил о нем. Владимир согласился не раздумывая, услышал о том, что я обещаю прощение и его матери, и тут же поведал мне о ее тайных встречах с князем Лобановым-Ростовским, Ростовым, Сильвестром. Он уличил протопопа в двуличии, сознался, что Сильвестр действительно обговаривал с Ефросиньей собственное положение при вступлении на престол ее сына. Вот почему я поверил Малюте.
– Если так, то это другое дело, – сказал Дмитрий.