А ведь параллельно с этим Женя провела очередной эфир, готовила следующий, устраивала папу в больницу на обследование, разыскивала отказниц, чьи данные ей предоставила Светлана Игнатьевна, встречалась с Володей, пару раз ходила в театр с Платоном[4] и даже ремонтировала с ним крышу у себя на даче. Точнее, ремонтировал он, а Женя стояла внизу, задрав голову, и время от времени спрашивала, не нужна ли помощь.
С Платоном все было странно. Выбор для себя Женя вроде бы уже сделала. С Володей их связывали по-настоящему близкие отношения. Он был ее мужчиной, он сделал ей предложение, они регулярно встречались. Но вот почему-то с ее родителями он так и не познакомился, хотя она с его сестрой и мамой прекрасно общалась.
А Платон наоборот. Вот уже полгода он за ней терпеливо и галантно ухаживал, бывал у нее дома, еще чаще у ее родителей, и даже на даче. Почему-то так выходило, что за помощью она всегда обращалась к нему. Перевезти холодильник, починить крышу, сходить за компанию в гости или на скучный прием, встретить Женькиных дальних родственников на вокзале и отвезти их к ее родителям. У Володи никогда не находилось времени для подобных мероприятий, он был слишком занят работой. А вот Платон, хотя и был большим начальником, но совершенно не задавался и легко соглашался на все. Причем в начале их знакомства Женя ни о чем таком его не просила, просто так выходило, что он становился случайным свидетелем ее телефонных разговоров и сам предлагал помощь, безвозмездную, ненавязчивую, совершенно бескорыстную. И девушка очень быстро привыкла к тому, что у нее есть Платон, готовый в любую минуту подставить плечо, выручить. И все, что требовалось в ответ от Жени, и даже не требовалось, а с благодарностью принималось, это совместный поход в театр или на концерт, исключительно приличный, с хорошими местами и элегантной публикой, или на выставку, респектабельную, получившую положительные отзывы в прессе.
Жене временами казалось, что она ведет себя с Платоном недопустимо, нечестно, потребительски, бессовестно использует его. И даже несколько раз принимала решение объясниться с ним и больше не морочить человеку голову, даря несбыточные надежды. Но каждый раз происходило какое-то происшествие, отодвигавшее объяснение на неопределенное время. Надо ехать в отпуск, некуда деть кота с попугаем. Послезавтра родители переезжают на дачу, а там насос сломался и никак не найти мастера. И так далее до бесконечности. Стыд и позор, и никакого выхода.
В тот день Женя собиралась заехать к родителям на чай и заодно пригласила в гости Платона. Просто так. Без всяких просьб, чтобы сделать человеку приятное. Идти с пустыми руками было неудобно, к тому же гость был ее, и Женька решила заскочить в «Перекресток» за тортиком. Она как раз вышла из магазина и направлялась к пешеходному переходу, когда буквально столкнулась с Леной Матвеевой. Вид у бывшей одноклассницы был отнюдь не цветущий. От недавнего благостного оптимизма не осталось и следа. Лена здорово похудела, была бледная, волосы кое-как в хвост собраны, под глазами фиолетовые синяки, наверняка не высыпается, тяжело с маленьким ребенком одной справляться.
«Мама отдельно живет, а приходящий муж и отец – тот еще помощник», – сочувственно подумала Женя, но с Леной своими мыслями делиться не стала, а радостно улыбнулась ей навстречу.
– Ленка! Привет! Поздравляю тебя! – бросилась она к Матвеевой с распростертыми объятиями. – Ты извини, что я раньше не позвонила, замоталась совсем. Мне в роддоме сказали, что ты уже родила, и я все позвонить собиралась, поздравить. Ну как вы справляетесь, молоко есть?
– Нет, – сухим, неприязненным голосом проговорила Лена, выбираясь из Женькиных объятий. – И молока нет, и ничего нет.
– На смесях сидите? – сочувственно спросила Женя, пытаясь придумать что-то подходящее случаю, какое-нибудь умное замечание.
– Не сидим. Некому сидеть, – произнесла Лена, отворачиваясь и собираясь уйти.
– В каком смысле? – нахмурилась Женя, понимая, что начинает сердиться. В конце концов, недосып – не оправдание для хамства, и, по большому счету, она вообще может не интересоваться ни кормлением, ни прочими Лениными странностями, и вообще, не она первая возобновила знакомство.
– В том, что малыш умер, – бросила одноклассница ей в ответ, не оборачиваясь, и быстро зашагала прочь.
– То есть как? – ошарашенная ее словами Женя несколько секунд стояла неподвижно, а потом бросилась за Леной вдогонку. Зачем, она и сама не знала. Большинство нормальных, тактичных людей оставили бы несчастную в покое и не стали бы бередить свежую рану, но Женька, видимо, окончательно утратила это прекрасное, высоко ценимое в интеллигентном обществе качество. Потому что, догнав Матвееву, схватила ее под руку и, приноровившись к ее шагу, продолжила тяжелый разговор:
– Лена, что случилась? Как это произошло, когда? Неужели ничего нельзя было сделать?
– Он вскоре после родов умер, – обреченно проговорила одноклассница, даже не пытаясь вырваться, и было непонятно, почему она так покладиста, то ли у нее нет сил избавиться от Женьки, то ли тема уже не причиняет ей острой боли.
– А что случилось, почему? Что врачи сказали? Или роды были тяжелые? – суетливо спрашивала Женька, пытаясь вспомнить все, что знала о процессе деторождения.
– Просто внезапная младенческая смерть, – тем же неприязненным тоном сообщила Лена. – Такое бывает, и никто не знает почему.
– Это тебе в роддоме сказали? – подозрительно уточнила журналистка, готовясь завтра же мчаться в роддом и выяснять диагноз, отдавать под суд, разоблачать и наказывать. Кажется, на почве работы у нее уже начала развиваться мания мирового заговора, или синдром? В общем, что-то патологическое.
– Мне это Дима сказал, он принимал роды, – торопливо проговорила Лена и наконец-то стряхнула с себя Женину руку.
– Дима? – Женя и не думала оставить Матвееву в покое. – А он-то как это перенес? Вы не расстались?
– Нет, – коротко ответила Лена, пятясь от Женьки. – Мне идти надо, – резко бросила она и торопливо, почти бегом рванула в сторону дома.
Догонять ее во второй раз Женя не стала.
Весь вечер она думала о судьбе бывшей одноклассницы и о постигшей ее утрате, даже с родителями и Платоном поделилась. Как-то так получалось, что Женя могла поделиться с ними одними и теми же проблемами, мыслями и чувствами, а вот с Володей все было иначе. Ему она доверяла свои самые сокровенные секреты, но зато часто не рассказывала о повседневных переживаниях. Почему так?
А на следующий день Женю постигло еще одно потрясение. Проходя теперь уже по хорошо знакомому коридору роддома, она стала свидетелем весьма примечательной картины. Дверь уже знакомого Жене кабинета, в котором вел прием доктор Дмитрий Александрович Синельников, кандидат медицинских наук, распахнулась, и высокий симпатичный доктор вышел из кабинета, бережно, почти по-родственному поддерживая под локоток беременную блондинку в голубых кедах и белом просторном платье, примерно на пятом месяце беременности. Девица на вид была не старше Жени и вела себя с ним как со своей собственностью. Сунула доктору в руки сумку, порылась в ней и, тыкая в Синельникова розовеньким пальчиком, дала ему какое-то задание, тот кивал и соглашался. Потом доктор Дмитрий Александрович проводил барышню до лифта, он что-то заботливо ей втолковывал, держа в руках ее объемную сумку, а перед тем как посадить в лифт, осторожно чмокнул в висок и, улыбнувшись, подтолкнул к дверям. Двери закрылись, и доктор, стерев с лица улыбку, рабочим деловым шагом вернулся в кабинет и вежливым, но лишенным излишней теплоты голосом пригласил в кабинет следующую пациентку.
«Вот сволочь! – глядя вслед доктору, недобро улыбнулась Женя. – А у него, оказывается, жена есть, и тоже беременная, вот почему он на Ленке не женился! Сразу с двумя, негодяй, крутил и обеим умудрился ребеночка сделать, только у Ленки сын умер. Повезло поганцу, алименты платить не придется». И Женя рванула вдогонку за докторской женой, дабы открыть той глаза на собственную «неотразимую» половину – пусть знает, с кем живет! Но тут же притормозила.
– Ой!
Что это она делает? Девица-то беременная, не дай бог, еще выкидыш случится, или она с ним развестись решит, и ребенок без отца останется. Может, лучше Лене все рассказать? Женя размышляла, стоя на площадке лестницы. Нет. Той тоже бед хватает, пусть уж лучше они сами разбираются. И Женя, развернувшись на сто восемьдесят градусов, направилась в архив.
А потом Лена погибла. Точнее, была убита каким-то наркоманом из-за небольшой суммы денег, прямо у себя в подъезде.
И узнала Женя об этом опять-таки случайно.
Глава 3
У Жени как раз в самом разгаре была битва со старухой Сапуновой. Женя уже выяснила к тому времени факт присвоения ею чужого наследства и пыталась вынудить старую ведьму отдать чужое по-хорошему, и тут ей требовалась поддержка всех возможных союзников. Например, участкового. А заручиться поддержкой участкового было проще всего, обратившись к «любезному другу» майору Суровцеву[5] из районного следственного комитета.
– Петр Леонидович! – врываясь в знакомый кабинет подобно порыву ветра, с порога провозгласила Женя. – Тут такая история, вы не представляете! Не человек, а настоящее чудовище! – плюхаясь на стул возле майорского стола, делилась она, совершенно не обращая внимания на самого майора и прочих присутствующих.
– Ну что ты за человек, Потапова? – как всегда, устало поинтересовался майор, который уже давно и точно знал, что она за человек, и все равно по привычке начинал любой разговор с ней с этой дежурной фразы.
– А что? – завертела головой Женя, пытаясь понять, чем в очередной раз не угодила ворчливому майору.
В кабинете оказалось подозрительно много народу, на который поглощенная собственными проблемами Женя не обратила никакого внимания.
– Мне сейчас некогда заниматься твоими глупостями, у меня убийство, – многозначительно и тихо проговорил майор, косясь на сидящую напротив Жени пожилую женщину и стоящую за ее спиной родственницу, дочь, наверное, потому что обе женщины были определенно друг на друга похожи. Они обе плакали, но та, что помоложе, старалась держаться и обнимала за плечи пожилую. Ее лицо показалось Жене смутно знакомым.
– Простите, вы случайно не Таня, не сестра Лены Матвеевой? – неуверенно спросила она, пытаясь поймать взгляд молодой женщины.
– Что? – вздрогнув, та взглянула на Женю, попыталась сообразить, о чем ее спрашивают, и согласно кивнула. – Да, я. А вы кто?
– Я Женя Потапова, мы с Леной вместе в школе учились.
Таня была Лениной старшей сестрой, сводной, от первого мужа Лениной мамы, была она старше Лены лет на десять, рано вышла замуж и жила отдельно. Женя видела ее несколько раз в жизни, но отчего-то запомнила. Наверное, потому, что Лена ею очень гордилась, считала ее модной, крутой и успешной.
– Мм, – протянула Таня без всякого интереса и выражения.
– А у вас что-то случилось? Неприятности? – участливо спросила Женя, не обратив внимания на весьма сдержанную реакцию Лениной сестры.
– Так, Потапова, выйдем-ка на минутку, – поднимаясь из-за стола и хватая Женю за предплечье, проговорил майор Суровцев и потянул ее на выход.
– Это твои знакомые? – спросил он, когда они вышли в коридор и майор плотно прикрыл за собой дверь.
– Ну, да, сестра одноклассницы, а это, кажется, Ленкина мама, – запоздало сообразила журналистка. – А что у них случилось?
– Одноклассницу твою сегодня в собственном подъезде убили, – проговорил Суровцев, глядя мимо Жени в конец коридора. – Так что сделай одолжение, прояви человечность и не лезь сейчас к людям, им не до тебя. Мне, кстати, тоже. У меня допрос идет, а ты лезешь с глупостями. Все ясно? – пристально посмотрел ей в глаза майор. – Иди, в другой раз поговорим.
– А как ее убили? – схватила майора за руку Женя, не давая ему скрыться в кабинете.
– Ножом ударили. Несколько раз, – устало проговорил Суровцев.
Впрочем, он всегда говорил усталым голосом. У Жени даже создалось впечатление, что майор Петр Леонидович Суровцев родился очень усталым, изнуренным пессимистом и никогда не ведал радостей в жизни. Но сейчас ее волновал не усталый майор, а погибшая Лена.
– А вы знаете, что у нее недавно новорожденный ребенок умер? – зачем-то спросила она, по-прежнему держа майора за руку.
– Нет. Но к нашему делу это отношения не имеет, – отмахнулся тот от Жени и скрылся в своем кабинете, плотно прикрыв дверь и, кажется, даже щелкнув замком.
Женя брела домой и вспоминала счастливую Лену, такую, какой она встретила ее в роддоме. Кругленькую, с пухлыми щечками и расплывшимися губами, но со счастливыми сиянием глаз. И потом, бледную, потухшую, с неживыми глазами и неизжитым горем на сердце.
Бедная она бедная. И за что на одного человека столько бед свалилось? Как сглазил кто, позавидовал счастью. А может, это докторская жена узнала о беременной любовнице и навела порчу? Или кто-нибудь из ее родных, мать, например?
В сглаз и порчу Женя верила, и в экстрасенсов тоже. Во-первых, ученые уже научно доказали и наличие ауры, и души в человеческом теле, и энергетические посылы, и воздействие молитвы на воду. Например, во время чтения молитвы «Отче наш» кристаллы воды обретают идеальную структуру, а когда играет тяжелый рок, разрушаются, и когда матерные слова произносят – тоже. А человеческое тело на восемьдесят процентов состоит из воды. Вот и делайте выводы.
А еще она любила передачу «Битва экстрасенсов», хотя ей и удавалось посмотреть ее крайне редко, и искренне верила в то, что видела на экране.
Дойдя до собственного дома, Женька вдруг поняла, что просто не в состоянии сегодня оставаться одна, и позвонила Володе. Жених сразу же пообещал приехать, потому что Женька вместо рассказа о погибшей однокласснице пообещала ему голубцы на ужин. А домашнюю стряпню адвокат Скрябин обожал больше всего на свете, кажется, даже больше Женьки, хотя и считал ее непревзойденным кулинаром.
– Да, не повезло девушке, – сидя с Женькой в обнимку на диване, посочувствовал Володя. – Во сколько, говоришь, ее убили?
– Понятия не имею. Я не успела спросить, Суровцеву тогда не до меня было. Наверное, завтра зайду, поинтересуюсь, – прижавшись к Володе, поделилась девушка. – Как думаешь, найдут они убийцу?
– Вполне вероятно. Если это было ножевое ранение, да еще и в парадной, возможно, ее хотели просто ограбить какие-то отморозки, она начала кричать или сопротивляться, и они, занервничав, убили, – поделился своими соображениями Володя, целуя невесту в макушку.
– Прекрати мне эти ужасы рассказывать! – возмутилась Женя, выбираясь из его объятий. – Нечего сказать, умеешь ты утешить.
Володя слегка улыбнулся, сгреб Женьку в охапку и принялся утешать по-настоящему, так, что она действительно обо всем забыла и уснула счастливая, в крепких надежных объятиях сильных, горячих рук. И проснулась утром счастливая и спокойная, и даже на работу опоздала.
В вестибюль телестудии Женя влетела на всех парусах, не глядя по сторонам, да и на что там, собственно, глядеть? На облупившиеся после недавней покраски стены, результат ударного труда бригады гастарбайтеров? На плакаты столетней давности?
Охранник возле турникета еще издалека завидел несущуюся к проходной Женьку и дружески ей заулыбался, звезда все-таки.
– Опаздываете, Евгения Викторовна? – издалека пробасил здоровенный детина в нелепом сером костюме в клеточку, дежуривший сегодня на проходной. – А вас тут ожидают.