«Книга глаголемая новый летописец», обычно именуемая Новый летописец, была завершена к 1630 г. и после одобрения Филаретом стала официальной летописью династии Романовых. Новый летописец был составлен в результате совместной работы дьяков Посольского приказа и патриаршего штата. Текст летописца, содержащий 431 главу, представляет компиляцию из летописей, повестей и документов и охватывает период с 1584 по 1630 г. Новый летописец писался с целью обосновать право Романовых на царский престол. Лишь Романовы – «племя и сродство царское» могут быть наследниками «благочестиваго корени» московских царей. После смерти Фёдора Ивановича и до воцарения Михаила Романова не было на престоле по-настоящему законных царей. Годунов показан готовым на все честолюбцем. Он дважды организует заговор, чтобы убить царевича Дмитрия. Став царем, Борис жестоко преследует родственников Фёдора – Романовых. Страдания опальных Романовых описаны в подробностях, позволяющих предположить участие в их описании самого Филарета.
Составитель летописи не симпатизирует и Василию Шуйскому, отмечает сокрытие им убийства царевича Дмитрия и незаконное избрание на царство. Но он не склонен чрезмерно обвинять царя Василия. Василий не виновен в отравлении Скопина-Шуйского. Сведение Василия с царства показано как измена. Из духовенства восхваляется патриарх Гермоген и митрополит Филарет. Оба непреклонные борцы за Веру и Отчизну. Филарет готов скорее остаться в плену, чем согласиться на уступку полякам российских земель. Народ понимает, что только племянник царя Фёдора и сын великого рода боярина Фёдора Никитича Романова (Филарета) достоин Московского государства. Об избрании Михаила на престол и Филарета на патриаршество молила вся Русская земля.
Истинные и ложные цари глазами современников Смуты. Представления о сакральной природе московских царей (царями называли великих князей, начиная с Василия Тёмного) сложились в первой половине XVI в. трудами чёрного духовенства, в первую очередь, старца Спиридона, выводившего Рюриковичей из рода императора Августа, старца Филофея, утверждавшего, что Русское государство есть Третий Рим, и Иосифа Волоцкого, заявлявшего: «От вышнея Божия десница поставлен еси самодержец и государь всея Руси». Московская традиция поднимала русских царей несравненно выше византийских василевсов (императоров). Как пишет Б. А. Успенский, «в Византии наименование монарха василевсом (царём) отсылало, прежде всего, к имперской традиции – византийский василевс выступал здесь как законный наследник римских императоров. В России наименование монарха царём отсылало, прежде всего, к религиозной традиции, к тем текстам, где царем назван Бог». В Византии власть василевса существовала параллельно с властью православной церкви. В России при Иване IV царь встал над церковью и был ответственен лишь перед Богом.
Другим отличием русских царей от василевсов был династический принцип. Династии василевсов были недолговечны: история Византии изобилует дворцовыми переворотами, к власти часто приходили люди незнатные, даже не греко-римляне. Среди императоров были фракийцы, иллирийцы, готы, исавры, армяне. Московским престолом от первого князя Даниила Александровича до Фёдора Ивановича владели Рюриковичи – потомки Александра Невского и Дмитрия Донского. Богоизбранность московских Рюриковичей означала при пресечении династии национальную трагедию несравнимую с династическими кризисами в европейских странах, тем более, в Византии. В этом одна из причин Смуты.
Русские современники Смуты не сомневались в божественной природе царской власти. Одни прямо писали, что царь есть наместник Бога на земле и хранитель вверенного ему царства, другие это подразумевали, но все понимали, что без царя нет России. Поэтому было важно отличить царя праведного от неправедного, ибо с праведным царем Московское государство расцветёт, а с неправедным погибнет. Главный идеолог тех времен, Тимофеев, различает царей «истиньйшихъ и природныхъ» и царей по внешнему подобию – «чрезъ подобство наскакающихъ на царство». Истинные цари есть цари праведные и не потому что милостивы, а потому что с ними Промысл Божий. Здесь «праведный» означает не «справедливый», но «правильный». В этом смысле, тиран Иван Грозный не меньше праведный царь, чем сын его, незлобивый Фёдор.
Праведность, т. е. правильность, царей московской династии, идущей от Александра Невского, принимали все русские авторы, писавшие о Смуте. По-другому оценивали Годунова и Шуйского. Их восхваляли, пока они царствовали, позже же осуждали за узурпацию престола. Патриарх Иов, обязанный Годунову патриаршеством, восхвалял Бориса ещё до избрания царем. Остальные, писавшие после смерти Годунова, считали его царем неправедным. Василия Шуйского в годы царствования славословили, но после свержения большинство авторов сомневалось в законности его избрания. Зато про царствующего Михаила Романова все дружно утверждали, что он царь истинный, праведный, избранный по воле и мольбе всей земли.
Рассуждения о праведных и неправедных царях не следует понимать буквально. Тот же Годунов был избран «всей землей» и был почитаем в народе до наступления в стране голода. Михаил Романов, напротив, избирался с трудом: он не был достаточно родовит – не Рюрикович и не Гедиминович, слишком молод (16 лет) и вместе с матерью и изменниками боярами до последних дней находился в занятом поляками Кремле. Родовитые бояре несколько раз отводили его кандидатуру. Лишь поддержка грозных тогда казаков, престиж отца, митрополита Филарета, сидевшего в плену в Польше, и, самое главное – родство Михаила с праведным царем Фёдором Ивановичем (его дядей),[16] склонили в его сторону выборных Земского собора.
Особо следует сказать о самозваных «царях» и «царевичах», а их за время Смуты появилось больше двадцати. Все они, даже Тушинский вор, воспринимались как очередные злодеи, но расстрига или Гришка Отрепьев вызывал сложные чувства, где смешивались возмущение и ужас. Всех поражала удачливость самозванца, его венчание на царство и царствование в Москве. О «ростриге» русские авторы писали больше чем об остальных самозванцах вместе взятых, ему посвящено «Сказание о Гришке Отрепьеве». В нем видели не просто злодея, но антицаря. Если законный царь получает власть от Бога, то антицарь – от дьявола. Тимофеев пишет, что расстригу на царство «венчали бесы» по указке дьявола. От дьявола идет колдовская сила Отрепьева, игрища бесов над его могилой и необходимость сожжения трупа «из боязни гнева земли».
1.5. Европейцы о Смуте
Европейцы в России начала XVII в. В конце XVI – начале XVII вв. в России появилась масса европейцев; некоторые из них оставили дневники или написали книги. Труды европейцев, оказали влияние на русскую мифологию о Смутном времени, но не сразу, а через два столетия, когда с ними ознакомились в России. В числе первых русских, использовавших подлинники и переводы европейских современников Смуты, были Карамзин и Пушкин.
Европейцы, попадавшие тогда в Россию, делились на мирных и немирных. Одни приезжали по посольским и торговым делам, нанимались на воинскую службу, открывали мастерские. Были среди них «датцкие и аглянские и шпанские и францовские немецкие люди», «немецкие люди из шкот и цысаревы области, из голанских и борабанских земель». Всех их звали «немцами» и они искали выгод без завоевания России. В другую категорию входили поляки с «литвой». Их целью было завоевание русских земель. Первых иноземцев можно условно именовать «немцами», вторых – «конкистадорами».
Название «конкистадоры» (исп., завоеватели) не случайно. Так о себе думали многие шляхтичи. Перед походом на Смоленск (1609) Сигизмунд III, чтобы убедить шляхту в легкости предстоящей войны, прибег к услугам Павла Пальчовского, написавшего сочинение с призывом завоевания Московии. Пальчовский сравнивал шляхтичей с конкистадорами, а Россию с империями Мексики и Перу. Он писал: «Несколько сот испанцев победили несколько сот тысяч индейцев. Московиты, может быть, лучше вооружены, но вряд ли храбрее индейцев». На завоеванных землях следует устроить колонии с польскими поместьями. «Веру и злые обычаи» русских следовало к «лучшему обратить», т. е. всех обратить в католичество. В 1609 г., по просьбе Сигизмунда III, папа утвердил в качестве небесного патрона похода на Москву святого Игнатия Лойолу, основателя ордена иезуитов.
Разделение европейцев на «немцев» и «конкистадоров» условно и подвижно: наёмники «немцы» легко меняли лояльность: сегодня служат царю, завтра – самозванцу, послезавтра – польскому гетману. «Свейские немцы» сначала выступали как наёмники Василия Шуйского против поляков. После свержения царя Василия шведы превратились в «конкистадоров», таких же жестоких как поляки, но гораздо более лицемерных – черта, присущая людям протестантской цивилизации и в наши дни. И все же психологические различия между иностранцами очевидны: «немцев» интересует Россия – её история и народы; для «конкистадоров» важно описание войны с русскими. «Немцы» тоже пишут о политике и баталиям, но их интересы шире и читать их интереснее.
1.5.1. «Немцы» о Смуте
Из современников о Смуте писали англичане – Дж. Горсей (1589–1626), Дж. Уилкинсон (1605) и Г. Бреретон (1614), французы Ж. Маржерет (1607), Ж. О. де Ту (1607), итальянец А. Поссевино (1605), голландец И. Масса (1610), немцы – К. Буссов (1613), Г. Паерле (1608) и М. Шаум (1614), швед П. Петрей (1615). Наиболее интересны произведения Жака Маржерета, Исаака Массы и Конрада Буссова. Ниже кратко рассказано об этих авторах и их работах.
«Состояние Российской империи и великого княжества Московии.…» Жака Маржерета является одним из самых известных произведений о Смуте. Жак Маржерет происходил из «дворян мантии»,[17] но выбрал карьеру «дворянина шпаги». Он участвовал в гражданской войне во Франции на стороне Генриха Наваррского против Католической лиги. Затем перебрался на Балканы, служил в трансильванских и австрийских войсках, воевал с турками, перешел к полякам и в 1600 г. был принят в должности капитана на русскую службу. Во главе отряда «немцев» Маржерет участвовал в поражении войск Лжедмитрия I при Добрыничах. Позже он перешел к самозванцу и был начальником стрелков его охраны.
После гибели «императора Димитрия» Маржерет уехал на родину, где рассказал о виденном Генриху IV и в 1607 г. издал книгу. Вскоре он вернулся в Россию и оказался в Тушине, потом перешел к Сигизмунду. Вместе с поляками Маржерет пришел в Москву, где оставался до сентября 1611 г. Он отличился при обороне Кремля от восставших москвичей, был награжден Сигизмундом поместьями в России, но предпочел уехать. В 1612 г. Маржерет с группой наёмников написали Пожарскому, предлагая свои услуги. Пожарский «с товарыщи» отказал им, ссылаясь на прошлое капитана:
«… и тот Яков Маржерет, вместе с польскими и литовскими людьми, кровь крестьянскую проливал и злее польских людей, а в осаде с польскими и с литовскими людьми в Москве от нас сидел, и награбився государские казны, дорогих узорочей несчётно, из Москвы пошел в Польшу».
Пожарский был прав, отказав предателю, но это нисколько не умаляет достоинств книги. Жак Маржерет имел острый глаз, говорил по-русски и умел описать всё, что видел. А видел (и слышал) он немало. Вдобавок, капитан, возможно из-за недостатка образования, избегал модных тогда примеров из античной истории, не философствовал, а писал просто и доступно. Его книга была много раз переиздана во Франции, переведена и неоднократно издавалась в России. Труд Маржерета использовали французы – де Ту и Проспер Мериме, русские историки и писатели. Пушкин ввёл Маржерета в трагедию «Борис Годунов».
Книга Маржерета содержит любопытное описание России, но самое важное в ней – описание личности Лжедмитрия I. Автор рассказывает о приходе Дмитрия Ивановича в Россию, сражениях, переходе войска и воевод на его сторону, восстании в Москве, убийстве вдовы и сына Годунова – их удавили, «но был пущен слух, что они отравились», и воцарении Дмитрия Ивановича. Описано правление императора, которым автор искренне восхищён, приезд императрицы Марины, свадьба и убийство императора Дмитрия. Маржерет описывает внешность и благородный характер Дмитрия Ивановича. Он считает, что для христианского мира его гибель была большим несчастьем. Но он сомневается, что на площади было действительно тело императора (сам он болел, и тела не видел).
Маржерет отвергает мнение, что Дмитрием назвался беглый монах Григорий Отрепьев. Неверно и мнение иностранцев, что Дмитрий был поляк, трансильванец или даже русский, воспитанный иезуитами с целью, чтобы он стал императором. Если его воспитали иезуиты, то они научили бы его говорить и читать по-латински. Но он не знал латыни, даже имя свое писал неуверенно. Не так уж он жаловал и иезуитов: их было с ним всего трое и одного он отправил в Рим. А по-русски он говорил как нельзя лучше и лишь для красоты «вставлял порой польские фразы». Письма его на русском были так хороши, что ни один русский не мог найти повода для упреков. Непонятно и как иезуиты нашли подобного ребенка: «Я не думаю, чтобы взяли ребенка с улицы, и скажу мимоходом, что среди пятидесяти тысяч не найдется одного, способного исполнить то, за что он взялся в возрасте 23–24 лет».
Ссылаются, что он насмехался над русскими обычаями. Но ведь русские «грубы и необразованны, без всякой учтивости, народ лживый, без веры, без закона, без совести». Дмитрий же воспитывался некоторое время в Польше, свободной стране, среди знати. Он стремился к исправлению и просвещению подданных. Если бы он чувствовал за собой вину, то породнился бы с русским родом, чтобы укрепить положение. Маржерет заключает: «Его красноречие очаровало всех русских, а также в нем светилось некое величие, которого нельзя выразить словами и невиданное прежде среди русской знати и ещё менее среди людей низкого происхождения, к которым он неизбежно должен был принадлежать, если бы не был сыном Ивана Васильевича».
«Краткое известие о начале и происхождении современных войн и смут в Московии…» Исаака Массы содержит совсем иную оценку «Димитрия». Эта рукописная книга, сохранилась в списке, поданным автором в 1610 г. принцу Морицу Оранскому, наместнику Соединенных Провинций.[18] Из книг о России, написанных иностранцами, «Известие» выделяется тем, что Масса знал и понимал русских. Этому способствовало то, что ему было всего 14 лет, когда он попал в Россию (1601). Его отец торговал сукнами и послал мальчика в Москву осваивать торговлю шелком. Предки Массы – мараны,[19] переселившиеся в Италию, а затем в Нидерланды, давно стали голландцами и кальвинистами.
В Москве Масса провел 8 лет; он научился свободно говорить по-русски и завел обширные знакомства. Немало ему помогала способность «весьма ловко узнавать секреты других лиц», как отмечает граф Яков Делагарди; всё же к кремлевским тайнам он допущен не был. Питаясь московскими слухами, Масса дословно повторил их в своей книге. Масса – один из немногих иностранцев тех времен, чьи заметки написаны без неприязни к русским. Он желает Московии процветания, но считает, что стране нужен новый Иван Грозный: «…такой царь нужен России, или она пропадёт; народ этот благоденствует только под дланью своего владыки, и только в рабстве он богат и счастлив. Вот почему всё пойдет хорошо тогда лишь, когда царь по локти будет сидеть в крови». В 1609 г. Масса покинул Россию, но не раз возвращался, совмещая торговлю и дипломатию.