Свою книгу Масса начинает с Ивана Грозного, затем переходит к царствованию Фёдора Ивановича и возвышению Годунова. Бориса он рисует злодеем, но считает, что на злодейства его подталкивала жена. Но страной Борис правил успешно, и народ был им доволен. Масса описывает историю первого самозванца. Он считает, что за Лжедмитрием стоит Рим: папа «вознамерился надежными и быстрыми средствами одолеть и присовокупить эту страну именем Димитрия, сына покойного великого князя». По мнению Массы большой потерей для России было убийство сына Годунова, юного царя Фёдора, «который поистине был юный витязь и писаный красавец» и подавал надежды стать хорошим царём. Масса – талантливый писатель, и страницы о последних днях самозванца, написаны удивительно сильно.
Автор ходил на Красную площадь и видел тело Дмитрия. Он осмотрел тело и убедился, что это царь, которого он много раз видел. Масса верит обвинениям в его адрес и считает, что под началом папы царь принес бы миру большие несчастья: «Нет сомнения, когда бы случилось все по его умыслу и по совету иезуитов, то он сотворил бы много зла и причинил всему свету великую беду с помощью римской курии, которая одна была движительницею этого». Масса описывает войну Шуйского с Болотниковым, победу Шуйского и «водяную казнь» пленных болотниковцев. Затем он переходит к появлению нового Дмитрия и новой осаде Москвы. Когда Масса уже плыл домой морем, он получил известие, что московиты под началом Скопина, вместе со шведами, освободили Москву. Автор заключает книгу с надеждой, что гнев Божий пройдёт и мир снизойдет на Московию.
«Московская хроника. 1584–1613» Конрада Буссова интересна в первую очередь тем, что автор провел в России большую часть Смутного времени – с 1601 по 1611 гг., и служил всем царям и самозванцам. Выходец из Люнебургского герцогства в Германии, Буссов избрал военную карьеру. Он долго жил в Лифляндии и служил полякам, а затем – шведам в должности «королевского ревизора и интенданта». В 1601 г. Буссов предложил Годунову сдать русским Мариенбург (Алысту) и Нарву. Попытка не удалась, и Буссов осенью 1601 г. переселился в Москву, где получил от Годунова поместья и должность офицера иностранных наёмников. Буссов сражался против Лжедмитрия I, но когда тот пришел к власти, стал преданно ему служить.
Убийцу «Дмитрия», Шуйского, Буссов возненавидел и осенью 1606 г. отъехал в занятую Болотниковым Калугу. Он остался в Калуге и после поражения Болотникова, продолжив борьбу против Шуйского на стороне Лжедмитрия II. После его убийства Буссов в 1611 г. перешел к королю Сигизмунду и вместе с поляками участвовал в подавлении восстания в Москве. Осенью 1611 г. он покидает Московию и селится в Риге. Там он написал книгу, используя собственные записи и сведения, полученные от русских и живших в Москве немцев. В подготовке книги Буссову помогал зять – пастор Мартин Бер, внесший в текст церковную образованность и знание латыни. В книге Буссова восхваляются немецкие наёмники. Самые интересные страницы посвящены Лжедмитрию I, Болотникову и Лжедмитрию II.
1.5.2. Польские «конкистадоры» о Смуте
Поляки ли польские «конкистадоры»? О роли поляков в Русской Смуте сложились мифы, нередко противоречивые. К их числу относятся суждения о национальной принадлежности интервентов. В русских хрониках встречаются названия «литва» и «поляки», но чаще «поляки». «Поляками» их именуют дореволюционные и западные историки и литераторы. Советские историки предпочитали громоздкое название «польско-литовские интервенты». Сами польские авторы осторожно писали, что в походах на Россию участвовали граждане Речи Посполитой. Зато современные белорусские и украинские историки и публицисты, всячески подчеркивают, что в Смутное время вовсе не поляки, а белорусы и украинцы разбили русских под Клушином и взяли Москву.
Действительно, среди интервентов преобладали уроженцы восточной части Речи Посполитой, т. е. Великого Княжества Литовского – Белоруссии и Литвы, и юго-восточных земель Королевства Польского – Украины. У большинства «поляков» – равно гетманов[20] и простых солдат деды, а нередко и отцы, считали себя «рускими» или «руськими» и исповедовали православие. Но сами они, чаще были католиками и общались по-польски. Иными словами, «поляками», разорявшими Россию, были люди Западной Руси, сменившие этнос. Называть их белорусами и украинцами, как это делают белорусские и украинские публицисты, значит, выдавать желаемое за действительное. Люди эти осознавали себя польскими или литовскими рыцарями. Главным для каждого являлось бесспорность его шляхетства,[21] а кем были благородные предки – западнорусскими боярами, выходцами с коронных польских земель, ордынцами, приезжими немцами, не имело особого значения.
Язык у шляхтичей Литвы и Украины был польский, хотя все с детства свободно говорили на местном «руском» диалекте. Жили и развлекались они на польско-шляхетский манер: охота и турниры перемежалась застольем и балами, где паны в кунтушах[22] и ярких жупанах[23] и панёнки в платьях европейской моды танцевали полонез и кадриль. Вопросы чести решались на дуэлях: саблей шляхтичи владели с детства. По праздникам «рыцарство» с женами и дочерьми собиралось на службу в великолепные барочные костёлы. Там завязывались знакомства и вспыхивали страсти. Эта яркая жизнь кипела в замках и фольварках, разбросанных среди бесчисленных деревушек, где «хлопы» упорно ходили молиться к своим бородатым попам. В глазах шляхты, местная православная культура была мужицкой, а культура московитов – варварской. Стремление западнорусского дворянства стать дворянством польским объясняется не только привилегиями и «свободами» польской шляхты, т. е. выбором по расчёту, но желанием жить по-польски «красиво», т. е. выбором эстетическим.
Польский выбор во многом был решением женщин, желавших блистать на балах и свободно общаться с людьми своего круга. Не последнюю роль играло образование дворянских детей в школах, руководимых иезуитами. За спиной учителей иезуитов стояли знания Европы, намного превосходящие возможности православного образования даже в его продвинутой западнорусской форме. Ополячивание западнорусского дворянства было добровольным, т. е. прочным: оно началось с XVI в. и в XVII в., в основном, завершилось. Хотя часть шляхты сохранила православие, по лояльности она ничем не отличалась от соседей католиков. Вместе они выступали во всех предприятиях, в победах и поражениях.[24] Русские современники Смуты, не вникали в этнические тонкости и называли завоевателей «поганой литвой», и ещё чаще – поляками.
Польские свидетели и участники Смуты. Среди поляков – очевидцев и участников Смуты, можно выделить две группы авторов. Одни больше писали о Лжедмитрии I – от его появления в Польше вплоть до гибели. К числу авторов, писавших о первом самозванце, относятся С. Борша, Я. Велевицкий, С. Немоевский, Н. Олесницкий, А. Госевский, А. Рожнятовский – автор «Дневника Марины Мнишек», и М. Стадницкий. Другие писали преимущественно о поздних событиях Смуты. К их числу относятся: Б. Балыка, С. Бельский, И. Будило, С. Жолкевский, Н. Мархоцкий, С. Маскевич, Я. Сапега.
Пересказывать дневники и записки нет необходимости, но следует кратко сказать об авторах. Кроме ксендза Яна Велевицкого и мещанина Божко Балыки, все авторы были шляхтичами, некоторые из знати Речи Посполитой, в частности, гетман Станислав Жолкевский (позже, великий коронный гетман), послы Николай Олесницкий и Александр Госевский, троюродный брат великого канцлера Литвы Ян Пётр Сапега. Все они имели достоинства и недостатки, типичные для «рыцарства» Речи Посполитой: гордые и независимые, жаждущие денег и добычи, но готовые на подвиг ради чести и славы, склонные к хвастовству, но беззаветно храбрые. Все они склонны преувеличивать победы и замалчивать поражения, уверенные в полном своём превосходстве над полчищами московитов.
Наиболее объективен гетман Станислав Жолкевский, победитель под Клушином и устроитель присяги бояр королевичу Владиславу. Он отдаёт должное достойному противнику – Михаилу Скопину-Шуйскому. Но даже Жолкевский предвзят, когда дело касается его личных побед: в описании битвы под Клушино он завышает численность армии Дмитрия Шуйского и преуменьшает свои силы. Победа гетмана над впятеро (а по его словам, вдесятеро) сильнейшим противником легла в основу мифа о военном ничтожестве русских.
1.6. Исторические персонажи Смутного времени
Портреты персонажей Смутного времени живописали несколько поколений историков – от Н. М. Карамзина до Р. Г. Скрынникова. Не следует думать, что «историзм» портретов означает близость к оригиналу. Учёные пользовались доступными им источниками, обычно неточными или предвзятыми, и воссоздавали исторические персонажи соответственно своим пристрастиям. Дело в том, что о героях Смуты пишут на основании намеренных свидетельств. Понятие предложил французский историк Марк Блок, разделивший исторические источники (свидетельства) на намеренные и ненамеренные.[25] Как пример намеренного свидетельства Блок приводит «Историю» Геродота, а как пример ненамеренного – древнеегипетский погребальный папирус. Намеренные свидетельства создавались с расчётом в чем-то убедить современников или потомков. К их числу относятся летописи, хронографы, мемуары, дневники, беллетризованные письма, литературные произведения. Ненамеренные свидетельства люди оставляли в ходе жизни. Это предметы материальной культуры и письменные документы. К числу документов относятся разрядные книги, челобитные, деловая переписка, судебники. Для установления истины ненамеренные свидетельства надёжнее намеренных, хотя и здесь случаются фальсификации.
Намеренные свидетельства всегда содержат элементы мифологии, нередко придуманные авторами. Работая с ними, т. е. имея в качестве источников мифы, историк создаёт свою версию событий, по сути, новый миф, который принято называть нарративом.[26] Нарративами являются исторические портреты героев Смутного времени, хотя историки стараются подкрепить свою версию документами. На основе нарративов историков пишутся художественные произведения, которые далеко не всегда отстоят дальше от истины, чем версия историка. Художественное произведение, если оно талантливо, становится частью национальной мифологии, что произошло с пьесой А. С. Пушкина «Борис Годунов». Ниже даны исторические и литературные портреты наиболее известных персонажей Смутном времени.
1.7. Борис Годунов
Современники о Годунове. В истории России нет правителя, которому приписали столько низких преступлений как Годунову. По словам современников, коварство и тайные убийства Бориса были хуже тиранства. Если перечислить, что о нём писали и говорили, то получится длинный список. Путь цареубийцы Борис начал, тайно умёртвив вместе с Богданом Бельским царя Ивана. При царе Фёдоре Годунов сослал в Углич царевича Дмитрия; сослал и повелел удушить князя Ивана Мстиславского; князя Ивана Шуйского заточил в монастырь и тайно удушил; умертвил в тюрьме князя Андрея Шуйского; обманом заманил в Россию племянницу Грозного – Марью Старицкую и сослал в монастырь, а её дочь приказал убить. Устроил убийство царевича Дмитрия и, чтобы отвлечь народ, поджег Москву и навел на столицу крымского хана.
Ослепил отравленным вином царя Семёна Бекбулатовича. Уморил доброго царя Фёдора вместе с дочерью Феодосией, своей племянницей. Родную сестру Ирину (в иночестве Александру) отравил, чтобы не прокляла за убийство мужа. Обманом и насилием захватил престол. Заточил пятерых братьев Романовых и троих из них тайно уморил. Преследовал многие славные боярские роды. Вконец опостылел всем: «чиноначальникам земли» – за то, что разорял и избивал их, крестьянам – за отмену «Юрьева дня», духовенству и купцам – за потворство чужеземцам. Он же, Борис, уморил жениха своей дочери, а когда появился самозванец, то не смог его вынести и отравился сам.
Те же современники восхваляли разум Годунова и стремление к благу государства. Князь Иван Хворостинин писал, что Борис, хоть и «лукав нравом», зато «боголябив», борец с мздоимством и укротитель лихоимцев. Старец Авраамий Палицын отмечает, что он был «разумен в царских правлениях». Иван Тимофеев обличал Годунова, но воздавал должное его правому суду и миролюбию. Одним словом, по словам русских современников, Годунов был худородный выскочка, запятнанный убийствами членов царской семьи и знатных бояр, но как правитель, он был мудр, справедлив и много сделал для России.
Не отставали от русских жившие в России иностранцы. Они признавали коварство Годунова и считали, что беды, свалившиеся на Россию, в последние годы его царствования – это Божья кара за грехи. Как пишет Конрад Буссов, Борису пришлось узнать, что хитрые уловки не помогут ему перед Богом, и хотя все его начинания были разумными, ни одно не кончилось добром: «Заключённые им союзы… ни к чему не привели, все труды и старания, которые он с великим разумением положил на улучшения в стране, мало кем ценились, неслыханно обильная милостыня, которую он раздавал во время длившейся несколько лет… дороговизны, не спасла бедный народ от сильного голода и мора в его стране, и люди гибли тысячами».
Иностранцы признают ум и способности Бориса. Исаак Масса размышляет о причинах его успешного правления: «Могут подумать, каким образом Борис, не умевший ни читать, ни писать, был столь ловок, хитер, пронырлив и умен. Это происходило от его обширной памяти, ибо он никогда не забывал того, что раз видел или слышал; также отлично узнавал через много лет тех, кого видел однажды». Хвалит его правление и Буссов: «… он многие неисправные дела привел в полный порядок, многие злоупотребления пресёк, многим вдовам и сиротам помог добиться справедливости».
Начало карьеры Бориса. Борис Фёдорович Годунов родился в 1552 г. в семье помещика средней руки из обедневшего рода костромских бояр Годуновых. Происхождение Годуновых от ордынского мурзы Чета скорее всего миф. О самом татарском мурзе известно из «Сказания о Чете», составленном в Ипатьевском монастыре в начале XVII в. Монахи явно хотели угодить царю княжеской кровью ордынского предка. Слова Шуйского из пушкинского «Бориса Годунова» – «вчерашний раб, татарин, зять Малюты», не могли тогда прозвучать, ибо иметь в роду знатных ордынцев считалось почётным.
После смерти отца Борис воспитывался дядей, Дмитрием Ивановичем Годуновым, и ещё подростком попал ко двору Ивана Грозного. Дядя получил там чин царского постельничего. Жизнь при дворе царя Ивана, где сменялись фавориты, кончавшие на плахе, сделала из юноши искусного дипломата. Образования он не получил, хотя, вопреки мнению современников, умел читать и писать. Скрытность и навыки ведения интриг позволили Годуновым пережить все смены переменчивых симпатий Грозного, но они же сослужили с Борисом в расцвете его карьеры злую шутку – никто не верил в его искренность и благородство.
Борис служил в ведомстве дяди и как он был опричником. Важным шагом в его карьере была женитьба на дочери всесильного опричника Малюты Скуратова. Брак этот ввёл Бориса в круг лиц близких к царю. Смерть Малюты и отмена опричнины, казалось, должны были положить конец процветанию Годуновых, но они сумели вывернуться: Дмитрий Годунов сосватал царевичу Фёдору племянницу, Ирину Годунову. Вскоре у Годуновых возник местнический конфликт,[27] и царь их поддержал. Обидчик Бориса, боярин Тулупов, был посажен на кол, а Борис получил за «бесчестье» его вотчину. Это была первая кровь на Борисе. Когда Грозный умер, Борис передал вотчину в монастырь.