– Зашло солнце, а в стране дураков бурно закипела работа, – громко кто-то продекламировал на весь коридор. Офицеры лишь усмехнулись в ответ.
– А кто тут умный нашёлся?..
***
Офицеры сидели в душной накуренной канцелярии, где вонючий прогорклый запах «позавчерашнего» жженого табака, казалось, насквозь проел всё вокруг.
– Ротный наш, Несветайло, совсем забил на всё! Задолбало меня за него отдуваться и пилюлей получать! – Хашимов развалился в кресле.
– Слушай, Альяр! И что это за побоище сегодня было?
– А ты не понял? А ты своего друга Тимофеева спроси. Он там пытался, как Дон Кихот вэтраную мэлницу проткнуть своим зэлоным стручком, но его там самого чуть не обломали.
– Да он мне уже рассказал, когда ходил в общагу, китель от крови отмывал, переодевался. Он и сам ничего не понял.
– Да, это узбеки затеяли всё. Их группировка пыталась зубы показать. Толка азербайджанцы им навешали. Там пока толка лидэры дралысь. Ещё будэт драка и нэ одна. Ещо нэ всё! Ещо будэт челавек сто на сто. Вот тогда будэт полное палево, Сашка! Но Кавказ ещё покажет Средней Азии, кто в доме хазяин!
– А как это предотвратить? Как их остановить?
– А, это зверьё! Как ты их остановыш? У них феодалный строй! Прав тот, кто сылнее. У них там ещё не до каждого аула Совэтская власт дошла! А потом, Восток— дэло тонкое. Полкан не понымает. Тут надо знат, с кэм работат! Я за свою роту отвэчаю. Здэсь драки не будет! А за полк пуст полкан и думает с замполитом… Слушай, а что это за шум в коридоре?
Майер, пожав плечами, вышел из канцелярии.
– Ибрагимов! Что за шум, а драки нет?!
– Таварыш лейтэнент! Узбэк чё, баба, что ли? Азэрбайджан нэ работает. Ми тоже нэ будэм!
Группа солдат-узбеков одобрительно загалдела. Всё это напоминало демонстрацию. Не хватало только агитплакатов.
– Чё, товарищи солдаты, у вас тут за дэмонстрация!? Ибрагимов! Каримов! Челябизаде! – в канцелярию! – Хашимов стукнул кулаком в дверной косяк.
Прошло не меньше часа. Бойцы стояли на своём, как заговорённые.
– Товарыш старший лейтенант, ми не мюжской работа дэлат нэ будэм. Ми музжик! – вызывающе зыркая исподлобья, упрямо твердил девятнадцатилетний азербайджанец Аскер Челябизаде.
– А ми что, баба, что ли? Ми тоже нэ баба, ми нэ будэм тожа дэлать. Ви будэте – ми будэм, ви нэ будэте— и ми нэ будэм! – горячая узбекская кровь Каримова кипела от негодования в адрес Челябизаде.
– Точно Каримов говорит, таварыш лейтэнант! – Ибрагимов поддержал земляка.
– Ибрагимов, Каримов! Свободны, джигиты! – Хашимов спровадил узбеков.
(Узбеки, в целом-то работящие ребята, также делящие работу на мужскую и не мужскую, всё же были способные к любой работе, но не допускали к себе унижения со стороны гордых кавказцев, и также охотно эксплуатировали другие национальные меньшинства, особенно славян, если те были не способны за себя постоять в силу низкой численности и разобщённости. Славяне – интернационалисты по природе, живущие обособленно, не делящие работы на мужские и женские, обычно становились объектом для всеобщего унижения в «национальной» армейской среде в случае численного превосходства последних, что было характерно для пехоты. Азербайджанцы были сложнее узбеков. Твёрдо стояли на своём, однозначно разделяя труд на мужской и женский. Подавить это было возможно, но только местами и исключительно силовым способом.)
Хашимов усмехнулся в адрес своих земляков. Ему, прошедшему сквозь военное училище, был хорошо знаком такой вот «женский» труд, так как такие вот штучки с «немужской работой» в курсантской среде не могли иметь никакого шанса на успех. Пройдя сам через «презренный женский труд», он особенно жёстко стремился пресекать эти выходки, как бы доказывая себе самому, что раз он это смог, то и этим заморышам сам бог велел, мать их так! Он, воспитанный в классическом «правильном» советском духе, люто ненавидел все «феодальные пережитки» некоторых своих земляков, их дикость и нецивилизованность.
– Ну что, земеля – Бакинец! Музжик говориш! – он подошёл вплотную к Челябизаде. – Вопу взжик и опят музжик!? Зверёныш, мать твая жэншына!
Он повернулся к Майеру,
– Оставь меня с земляком. Мы тут потолкуем по—родственному,.. – он потряс кулаком.
– А мож им просто «мужскую» работу найти, как полковник из политуправления говорил? – Майер шепнул Хашимову.
– Э-э-э! Обалдэл, что ли? Эти умники горазды советовать! А гдэ я тэбе их найду, эти мужские работы? Хошь – сам и ищи! Из пальца выжимай! Да и вон, посмотри на узбэков! Эти джигиты такого не поймут! Хрен ты их заставишь что-то дэлат, пока другие это не дэлают. Гдэ я тэбе потом столко «баб» для женской работы найду? А-а-а?.. С бабами у нас, сам знаешь, напражёнка!
1.12 (83.10.09).
Прошлое. Посвящение в курсанты
9 октября 1983 г. Новосибирск. НВВПОУ
Закат на небе алом угасает,
Былое скрылось в сумраке ветвей,
Но редкий человек не вспоминает
Счастливые часы минувших дней.
Счастливых дней, безудержных и смелых,
Щемящих грудь страданий: «се-ля-ви»!
Тех поцелуев первых неумелых,
Тех первых слов признания в любви!
Автор В. Земша. 1985 г.
Природа дышит осенью. По утрам прохладно, если не холодно. Лес часто окутывает густой холодный туман. Влажно. Мокрое долго не высыхает. Симпатичные скромные клумбочки. Стройные ели, берёзы, голубые облачные дали.
Но этот день выдался ясным и солнечным. Стеклянное прозрачное небо. Свежо. Лёгкое тепло от ясного солнечного диска. Желтизна увядшей листвы. Типичная осенняя картина в Сибири. Словно праздник. Словно в детстве возвращаешься с субботника в преддверии воскресенья. Последние дни перед долгой зимой.
Это был особый день! День посвящения в курсанты! С этого момента каждый первокурсник мог полноценно назвать себя курсантом по-настоящему. Позади – курс молодого бойца, присяга. Присяга! В тот торжественный день плац был полон народу. Родственники, знакомые, друзья, как правило, приезжали только к местным курсантам, но всё же. В первое увольнение тогда отпускали только с родными, к кому они смогли приехать. И это были далеко не все! Теперь уже получен дополнительный опыт армейской муштры и учёбы. Одним словом, к 9 октября был положен фундамент из бетона если ещё не для будущего офицера, но уж для настоящего курсанта-то точно!
Тимофеев заболел накануне. Его знобило, кидало в жар. Но «замок» сказал:
– Я не врач! Освобождение из санчасти есть?
– Ни как нет.
Да, освобождения не было. Да откуда бы оно появилось, если в санчасть сходить-то и времени совершенно не было! Сперва – были в наряде по столовой, в варочном.
(Тягали баки, драили всё по колено в воде, хлюпая раскисшими сапогами по скользкому полу варочного цеха. Но хоть сливочного масла нажрались до тошнотиков от жадности! Тимофеева даже вырвало, чего он сильно стыдился. Потом – топография— ориентирование на местности, бегали в лесу по азимутам, потом – инженерная – рвали тротил, а потом – огневая, тактическая, ну и в финале – вроде как и выздоровел. Как раз ко «Дню курсанта». В качестве праздничного действа за пределами училищного забора, а все действа за пределами всегда особо ценились, ибо все, на что командование было способно внутри, это спортивные состязания, строевая подготовка да уборка территории, в этот раз их повели на концерт из Йемена в Доме Учёных в Академе. Йеменские артисты очевидно ну уж очень старались. Что ж, дружественное социалистическое государство! Но при всём к ним уважении и политическом самосознании, курсанты, попав в теплый тёмный зал с мягкими креслами, отрубались совершенно без стеснения. Первокурсники! Одни бессовестно храпели, подсунув под головы выданные по такому случаю вместо «слонячих жучек» парадные офицерские из лоснящейся синей овчины шапки, другие брали штурмом буфет в фойе. Театр напоминал Смольный в октябре.
(В стенах училища было кафе «Витязь», которое почему-то именовали «Булдырь». Там иногда были беляши с мясом, действительно с мясом, а не с луком, как это обычно было в городе! Коржики были буквально напичканы изюмом, что было так же не свойственно советскому общепиту! И два вида пирога местного производства, именуемые в обиходе «слонячья радость». Один – белый, другой – серый. Их ещё называли «язва желудка». Чёрт знает, из чего они были сделаны, но они исправно набивали курсантские желудки своей липкой сладкой массой, вызывая жуткую изжогу впоследствии. Поговаривали, что у кто-то даже кишки слиплись как-то. Враки, может? Да был там ещё огромный алюминиевый бак с мутной баландой, называемой нежно «кóфэ», помогавшей проталкивать в себя всё тот же пирог).
Однако, попасть в «Булдырь» для первокурсника – дело редкое! Так что театральное кафе буквально рвали на части! В этой обители сна и еды, очумевшие от выпавшего счастья первокурсники не обращали ни на кого внимания. Здесь, правда, почти не было гражданских лиц, но уверен, что даже появление девушки заинтересовало бы парней только в случае, если бы это была буфетчица, несущая новый поднос с коржиками!.. Но всё хорошее скоро заканчивается. Снова железные прутья забора отгородили курсантов от внешнего мира. Единичные везунчики, в основном из тех, к кому приехали родственники, и кто при этом не «залетел» в «чёрные» сержантские блокноты, коих было далеко не в изобилии, отбыли в увал. Однако и тех, кто остался в стенах, ждало наиприятнейшее событие. Сегодня была для многих первая дискотека в ГОКе27!
…Из кирпича, стекла и трубНемного раньше срока,Построен был в те годы клуб,Что назывался ГОКом.Имел он кресла и столы,И комнаты, в которыхДавались частые балыДля дам и мушкетеров……И там, среди других подруг,У ГОКа, на скамье,Наш Д`Артаньян увидел вдругКрасотку Бонасье.Дул ветер, ленту теребя,Под русою косой,И вот, на горе для себя,Влюбился наш герой.Он от нее не отводилСвоих влюбленных глаз,На танец дважды пригласилЕе он в этот раз.Мигали яркие огни,Гремели рок и джаз,Так познакомились ониНа вечере в тот раз.Ее пошел он провожать.Болтая бестолково,Оставим их вдвоем гулятьИ отвлечемся снова.Итак, фамилию БонасьеКрасавица носила.Но не Констанцией звалась,Она звалась Людмилой….Из творчество курсанта НВВПОУ Сергея Пиккарайнена,«Три мушкетёра»В этом училищном клубе, являющемся продолжением училищного забора, куда с тыла заходили курсанты, а с фронта – представительницы женской половины, преимущественно с местного микрорайона «Ща» и с «Академа», но были и те, которые не поленились приехать и из самого Новосиба! Девахи толкались в очереди на пути к заветной цели. Одни нахраписто и целеустремлённо, другие скромно и робко, оттесняясь первыми. Перспектива оказаться в окружении будущих офицеров, да и просто крепких мужественных симпатичных эрудированных парней, вдохновляла сиих юных особ на путешествие сюда…
…Она за ними следом шла,От злости трепеща.Уже давно она жилаВ микрорайоне «Щ».Встречала уж не первый годКурсантов молодых,И, да простит ее господь,Охотилась на них…Из творчество курсанта НВВПОУСергея Пиккарайнена, «Три мушкетёра»Тимофеева слегка знобило. Видимо болезнь ещё не полностью отступила. Он помял пальцами горло, нащупал надутые воспалённые узлы гланд. Затем закинул голову и опрокинув в открытый рот пузырёк одеколона «Шипр», потряс прямо в больное горло. Поморщившись, он сплюнул в платок. Такова народная курсантская медицина! Он взял полотенце и направился в умывальник, где под струями обжигающе ледяной воды, с криками и ахами, плескались полуголые курсанты, собирающиеся на первую «случку». Вскоре «дискотечная» шеренга стояла при «параде» в расположении роты для осмотра командирами на предмет соответствия Уставу, благоухая «Шипром», «Гвоздикой», и тому подобными одеколонами. Оставив в расположении не прошедших старшинский контроль, рота двинулась к клубу не столько, чтобы охмырять девах, сколько просто, дабы «размять косточки» давно забытым.
Курсанты прошли мимо гардероба, где толпились одни девчонки. Воздух здесь был наполнен исключительно специфическим женским запахом, который сразу, как собаки, улавливали молодые парни, живущие в исключительно мужском сообществе. Девчонки так же бросали косые взгляды, некоторые смущаясь почти откровенного бескомплексного любопытства парней.
«Ничего, ещё встретимся наверху»! – думал, наверное, практически каждый участник этой молчаливой «перестрелки».
На втором этаже играла музыка. В зале было битком и душно. Три разноцветных фонаря изображали в полумраке цветомузыку. Местный курсантский ансамбль «Русичи» неистово лабал современные популярные песни, типа: «И снится мне не рокот космодрома…», которая как свежий блинчик только что сползла с творческого конвейера «Землян».
– Смотри, Тимоха! – Шаталов ткнул Тимофеева пальцем. – Смотри, видишь ту вон, в красной кофте! Да не туда смотришь, вон, та, грудастая! Я её уже третий раз вижу! До этого она на КПП со второкурсником трепалась, потом на присяге тут чего-то шлялась. Короче, нужно к ней подкатить! Как думаешь? А я думаю, это «Ща»28! Безотказная, как автомат Калашникова! Давай, Тимоха! Вали к ней! Я тебя поддержу, если что! Там, вроде, у неё и подруга имеется! Кардан крупноват, ну, ничего, сойдёт! В темноте не видно!
– Вали сам, – Владислав отрезал коротко длинную речь товарища, – предложение соблазнительное, конечно, но я думаю, ты справишься и без меня! – Тимофеев пребывал в романтическом настроении, и любая похотливая пошлость была ему омерзительна. Он высматривал среди девушек, скромно подпирающих стены, ту, которая заставит воспылать его кровь. Его мало интересовали те, ярко зажигающие на танцполе, в надежде хоть кого-то соблазнить. Ибо его юное горячее существо мало интересовало похотливое увлечение, способное подобно похмельному синдрому лишь наполнить гадливым чувством память о случившемся. Его взгляд упал на милую брюнетку. Её нежная ямочка на подбородке была словно создана для нежных поцелуев. Тёмные локоны волос мягко спадали на хрупкие плечи, которые ему уже хотелось неистово обнять. Он смотрел на неё, с нетерпением ожидая «медляк», чтобы подойти. Но едва зазвучала долгожданная медленная композиция, и Тимофеев было рванулся вперёд, но ненавистный Кузнецов перекрыл его путь, пошловато улыбнулся, протянув девушке руку, и небрежным кивком головы в сторону танцпола пригласил её на танец. Та радостно откликнулась и через секунды, они уже медленно топтались в центре зала. Его руки лежали непозволительно низко, а её руки едва ли не обвили его за шею. Все грёзы и надежды в мгновение рухнули, и девушка перестала для Владислава существовать: «Как она могла. Вот так, быстро. Да ещё с кем?! С этим противным наглецом Кузнецовым!» – негодовал про себя курсант.
Девушка его полностью разочаровала и больше не была притягательна. (Что, поделать, многим девушкам нравятся наглые парни!) Желая не терять своего шанса, Тимофеев высмотрел в полумраке другую нежную фигуру со светлой шевелюрой на голове, скучающую у окна, приблизился, протянул руку и негромко произнёс:
– Разрешите?
Девушка окинула взглядом взволнованного юношу с ног до головы, ухмыльнулась:
– Я не танцую! – был её ответ, то же вторили и её совершенно холодные глаза. Очевидно, её интересовал более разбитной парень.
– Тимоха! Давай, пригласи лучше жену взводного! – весело предложил откуда ни возьмись вылезший Шаталов, ткнув пальцем в сторону, где стояли офицеры разных подразделений, некоторые с жёнами, – или слабо?! Слабо, да?!