Смотрел, как плещется гость и понимающе кивал головой.
– Гли-ко, как устроилось. Вроде, как бы глаз нет, и вроде, как бы есть. Так оно и понятно. Огонь взял, огонь дал. Огонь и вернет, но с огнем и потеряешь. Если Роду угодно будет.
Бормочет сивобородый не разбери что.
– Сам-то понял, что сказал?
– А мне на что? Плету, что на язык падет. Кому надо, тот разберет, – кольнул мутными глазками, улыбнулся сквозь сивую бороденку, обнажив на удивление крепкие зубы.
– Зовут-то тебя как? – Стас улыбнулся в ответ. Дед ему понравился.
– Рукатерник на углу висит. Оборотись. А имя что? Звук, и только. Вылетело, и все. Нет его, – с той же улыбкой ответил дед и кивнул в сторону истукана. – Ему нужней, чтобы я его помнил. Не забыл, как его зовут.
– Оригинальный ты товарищ, однако.
– Какой есть. А звать? Не забудешь коли, так кличь Почаем. Помнится, прежде так звали. А может, и не так, разве упомнишь все? Сколько зим с той поры минуло.
Толкнул рукой низкую дверь. На улицу вырвались клубы дыма.
– Кровь стынет. Старею, должно быть. Вот и топлю. Сейчас протянет.
– Трубу выведи…
– А на что мне она, труба? Труба – ведьмина дорога. На кой они мне, ведьмы? Им только волю дай. Распознают, спасу не будет. А я и в молодости не охоч был до этого семени. Теперь же и на дух не надо. Заходи ужо. Что на дороге стоять?
– Так ты что, с ведьмами соседствуешь? – Стас старался сохранить серьезный вид, чтобы не обидеть старика невольной улыбкой.
– У-у-у! Тьмы этого добра! По ночам так и летают, так и снуют туда-сюда, туда-сюда по-над избой. Известно, одичали без мужеского полу. Ну, бывает, появится когда-никогда леший или иная какая образина. Так от них какой резон? Ведьма, она с какой стороны на нее не погляди, а все равно баба. И обличьем, и другими разными нужными местами. А бабе от мужика только одно и надо. Срам один…
– Так они к тебе, дед Почай, может с голубой душой и без задней мысли? Чайком побаловаться. Посплетничать по-соседски.
– А мне от них и передней не надо, не только что задней! – отрезал старик. – Не вводи в искушение, а то брякну, что ни на есть в запале, потом вовек не расхлебать. А тебе это не надо?
– Не сказал бы, – честно признался Стас. – А можешь?
– У-у-у! – удрученно протянул Почай, вытянув губы в трубочку. – Еще и как! Но уж помене, чем в молодые годы. Должно быть, старею все-таки. А по молодости удержу не было. Силищи невпроворот. К тому же горяч был. Хотя… Толи днесь, толи надысь… Вот едрит твою за опояску. Память дырявая, как решето у худой бабы. Только-только в ум входить начал, так память…
Но что такого необычного натворил этот словоохотливый старик днесь или надысь, дослушать не довелось.
– Протянуло! Чуешь, как свежо стало? Жилым запахло. А ты, баял, трубу ведьмину выводить! – подергал носом и мотнул головой. – Заходи…
В избе дым слезу выжимал. С потолка сталактитами свисала сажа. Стены отливали воронением.
С противоположной стороны в стене прорублено оконце, закрытое наполовину волоком.
Кроме дыма, в избе стоял стойкий запах сухих трав, пучки которых во множестве свисали между сталактитами с потолка и закрывали стены.
– Не боишься, что твои любвеобильные соседки в окно полезут?
– Окно им без надобности, – отмахнулся волхв. – Скажу им слово, и сгинут, в прах оборотятся. Разболокайся. Ишь, железом как увешался. Тела незнатко. А я твою лошадку обихожу.
– Не сладишь ты с моей лошадкой, – попробовал остановить его Стас. – Не любит чужих рук. Укусить может, а то и ногой поддеть.
– Где же ты, милок, чужие руки увидел? Мне любая тварь в родне. Или не видел перед избой моего кормильца? – решительно отмел его сомнения Почай и скрылся за порогом. – Род ему имя. И все, кто под его небом ходят, ему детки, а, значит, и мне в родне будут. О двух ли, о четырех ли ногах ходят. А то и вовсе на голом брюхе ползают. А в родне почто друг на друга зубы скалить? Бывает, конечно, и рассваримся. Не без этого. И за бороду друг друга оттаскаем. Но только так, чтобы не душевередно.
Лопочет старик себе под нос. Привык в одиночестве сам с собой разговоры разговаривать. Поперек никто не молвит. Что не скажи, все к месту. Конь отвечает тихим сдержанным ржанием.
– Если бы за бороду, – покачал головой Стас.
– Это ты про тех, к кому стопы направил?
– Скорее, копыта. Ох, и слух у тебя, однако.
– А мне без надобности. Я порой и то слышу, что и сказано не будет. Так те не в Роде живут. У них свой бог. Черный. У нас когда-никогда тоже был такой. А потом пропал куда-то. Может, и живой, но я не знаю. Тоже лютовать любил. Хлебом не корми, дай потешиться. И пря кровавая, и зависть, и жадность… Слов не хватит.
– Будто сейчас нет?
– Есть и сейчас, – старческий голосок дребезжал в мозгу. – А наш Чернобог, я думаю, к казарам в земли подался. Там лютует. Где кровь, там и он.
– Казария наша теперь.
– Про то слышал…
Стас порылся в памяти.
– Так и он в родстве Роду приходится.
– А что ты думаешь? В нем тоже всякого места намешано. В Роде… Ты в лик его заглядывал?
Стас помотал головой.
– А ты загляни. Спать не будешь. Страсть, да и только. Спьяну не привидится. Только он ведь как рассудил? Вот это белое – мне, а черное…
– Людям?
– Не должно бы. Род – старик мыслительный. Это мы сами по человеческой жадности себе хапнули. Чтобы соседям не досталось. Дай, думаем, схватим, а там поглядим, на что сгодится. Жадность, она ведь тоже от него в мир пришла.
Дед Почай появился в дверях.
– Сейчас и хлеба-соли не грех отведать. Лошадь – тварь бессловесная. Сама не попросит. Язык толстой, непослушный для человечьего слова.
Повозился у печи, гремя ухватом. Ловко выметнул на стол закопченный горшок немалой вместительности. Ударил в нос запах хорошо пропаренной каши и сочного мяса.
– Скоромным не брезгуешь? – заулыбался Стас. – А я думал, в отшельничестве травкой пробавляются для просветления ума и чистоты духа. Чтобы высокие мысли в голове селились.
– Как бы не так! Полезут они, когда брюхо от голода стоном стонет. Жди! И какой резон ему меня голодом на траве морить?
– Трудно оспорить, – охотно согласился со стариком Стас. – Есть в этом доля сермяжной правды. Знавал я уже одного такого страстотерпца, так у него брюхо под рубаху не влезало.
– Да не заглядывает он под рубаху. На что ему там глядеть? – нетерпеливо пробурчал Почай. – Страм один. И оборотился он у меня в другую сторону.
– Ловок…
– Ловок, да не ловчей тебя. Ты вон по звездной дороге проскакал и копытом не звякнул.
– Да, только копыта чуть не отбросил.
– Ну да, под твоими копытами половицы повизгивают. А они у меня из половинных плах складены, – дедок довольно хохотнул и с видимым отвращением подул на кашу. – Усовестил-таки. Ложка в рот не лезет.
Стас, не удержавшись, расхохотался.
– Твоя ложка и моему Войтику в рот не полезет. А этот малый любит покушать.
Старик вспыхнул, но не выдержал и тоже рассмеялся.
– Это тот облом, который идет следом за тобой?
– Других не держим. Разглядел?
– Вот еще! – с обидой отозвался Почай, отлавливая рукой в горшке шмат мяса на косточке величиной с ладонь. – А твои волчата здесь будут, не успеешь кашу дохлебать. Если поторопишься, может, и успеешь.
Но Стас уже отвалился от стола к стене.
– Нет уж спасибо. За тобой все равно не угнаться.
– Ты бы на меня раньше посмотрел. Витязь, одно слово. Еруслан! – расхохотался Почай. – Меду, браги не держу, а молочком угощу. Добрые люди не забывают. Приносят.
– Не тоскливо одному?
– А разве я один? Птицы песней по утрам радуют. Лес сказку на ночь сказывает. Звери вести приносят. Какая ж тоска? Да и люди порой захаживают. Кто с бедой, кто с радостью.
– С бедой понятно? А с радостью?
– Так они всегда рядышком ходят. Одна без другой жить не могут. Попробуй, разлепи. Так и бредут о двух ногах.
– И не споткнутся?
– А ты попробуй хоть едину подпорку выдернуть…
Стас промолчал, пытливо вскинув голову на волхва.
– Не простой ты человек, дед Почай.
– А разве ты прост? Звездой начал, звездой закончишь… но не окончишь…
– Загадками говоришь? Прибаутками? Говоришь, да не договариваешь.
– Отчего же? Все ясней ясного. Могилки твоей я не провидел. А заглядывал так далеко, как только мог. Даже жутко стало. Стая разве хранит?
– Стая, как стая… – недовольно пробурчал Стас.
– Не туда зришь. Ты очи к небу прими, тогда и разглядишь, – с укоризной пробормотал Почай. – Что под ногами увидишь?
– Шутишь?
– Отродясь не шучивал. Со стаей разве можно? А вот как стемнеет, так и подними голову, – оторвался от печи волхв. – Вот и большеротый твой. И мимо не проскочил. Проголодался. Изрядно ты наследил на дороге, Волк.
– Зови уж Славом, как все.
– Можно и Славом. Язык не отсохнет.
Застучали за стеной подковы. От грохочущего гласа Войтика и за стеной не скроешься.
Распахнул двери, уперся ладонью в косяк.
– Ты мне стенку ненароком не свали, – забеспокоился волхв. – Развалишь избешку, а мне на улицу?
Пропустил мимо ушей.
– Так, так… Продолжаем нарушать безобразия, судари мои? И командир вам уже не командир, а пришей-пристебай? В смысле, кобыле хвост? Или как? – лексикон старшины Пискуна пришелся в самый раз для этой содержательной беседы. Добавил голосу сарказма. – Так скоро начнем и водку пьянствовать?
– А есть? – быстро отозвался Войтик, с неподдельным интересом разглядывая волхва.
– Гонишь, командир? Или прикалываешься? – Толян живо выпрыгнул из седла и с ходу сгреб его в объятия.
– Ох, и нежная у тебя душа, Толян, – на лице принца появилась добрая улыбка. – Уступи вождя Купаве. Она от нетерпения уже каблуками цокает.
– Да я чисто по жизни, типа, – смутился парень, с неохотой выпуская из своих лап Стаса. – Пусть обнимается. Какой базар? Не жалко. Мы же земляки.
Купава уже не робела. Подпрыгнула, повисла на шее. Прильнула губами.
– Веселин, а ты что, рыжий? Падай на командирскую грудь, – улыбнулся Стас.
– Я маленький, что ли? – ломающимся баском отозвался, багровея, Веселин. – Пусть Купава целуется. Или Толян…
– Правильно, Веселин. Ух, как кашей пахнет, – Войтик нагло потянул воздух, раздувая широкие ноздри. – С ног валит. Хозяин, не поверю, что вождь со всем управился. Он у нас не жоркий. Аки пчела, или птица небесная – клюнет, и сыт…
Почай ехидно сузил глаза.
– Может, и птица, но клюв велик. Но и тебе, детинушка, осталось. Не все склевал.
– Тогда почему стоим? Зови к столу, – заторопился Войтик. – Купава, отлепись от вождя. Солнце село ниже ели…
– Войтик!
– Не дурак! Сам понимаю. Святое место. И все такое прочее. Время спать, а мы не ели. У Толяна научился. А у него, что не слово, то в цвет, – успокоил его Войтик, забираясь на тесную лавку. – Толян, принц… ну, и ты, Купава, тоже садись. А ты, Веселин, что зазевался? Стоишь, как неродной. На Купаву не гляди. Она вождя глазами ест, тем и сыта. А если еще и оближет, так на неделю хватит.
Загремела ложка о горшок.
– Подуй, соколик, на ложку, – заботливо посоветовал хозяин. – Спалишь нутро. Горшок из печи.
– А нам ничто. Пока сверху донизу докатится, остынет, – отмахнулся Войтик, вытирая невольно выступившую слезу. Почай с советом припозднился, – в самой силе кулеш.
Почай остановился на пороге, обернулся.
– А вон и стая твоя, Волк, – ткнул пальцем в небо, на котором появились уже первые блеклые звезды. – Сверху на тебя взирает.
Стас задрал голову.
К своему удивлению, увидел сквозь повязку неясное мерцание. Что-то до боли знакомое увиделось в этой тусклой россыпи звезд.
Созвездие Гончих Псов? Далеко же занесло нас. Но почему псы спешат не в ту сторону?
– Признал?
– И что? – равнодушно отозвался Стас, переступив через порог.
– Тебе лучше знать. Твоя стая. И не у каждого стая по звездной дороге на охоту ходит. Может, и для тебя торит?
У Войтика от неожиданности ложка между зубов застряла.
– Брателло, или проглоти, или выплюнь. Подавишься, не отхлопать. По твоей спине не ладошкой, лопатой хлестать надо. А я ее по близости не вижу, – добросердечно предупредил Толян. – Прикалывается дед. Хотя с нашим командиром любой базар в масть ложится. Я на все эти заморочки давно уже плюнул, иначе бы крышу ветром унесло. Или аппетиту капец пришел. А в воинском деле без этого никуда. Иначе говоря, ни ногой.
– Без крыши? – машинально спросил Войтик, на всякий случай торопливо проглотив кашу.
– А мне она по барабану. Лишь бы хавчик был, – легкомысленно ответил Толян, дробя зубами сахарно хрустящий хрящик. – Мне и командирской крыши хватит. За глаза и за уши. Сончас, командир?
– После каши на подвиги не тянет?
– Не. На сон напряг, – честно признался Толян. – Подвиги и до утра подождать могут. Куда они от нас денутся?
По многозначительному молчанию отряда догадался, что Толяна поддерживают единогласно. А Купава даже задержала дыхание, мучительно ожидая его командирского решения.
– Пусть будет сончас. Ребята мы ушлые, и драную козу за хвост поймать сумеем. А уж подвиг и мимо не прошмыгнет. Нам их только подавай, – усмехнулся Стас.
Волхв за все время не проронил не слова, следя за ними внимательным пытливым взглядом.
– А судьбу свою на сон грядущий узнать не хотите ли, соколики? Я волхв знающий. Издалека люди приходят, чтобы судьбу свою сведать…
– Не, дед. Я лучше отобьюсь. А про нашу судьбу командир все знает, – Толян решительно отмел его поползновения. – Наговоришь, переживать начну, думать. Голова заболит. А мне, типа того, это надо?
– Если голова заболит, тогда конечно, – согласился волхв, изумленно поднимая брови до середины лба. – А ты, мудрый эльф, не желаешь ли узнать про свою дорогу?
– Моя дорога давно волчьим следом бежит… – почти без раздумий неспешно ответил принц. – Может, когда и выведет на тропинку к дому.
Глава 4
– Четыре дня и четыре ночи облезлой кошке под хвост, – ворчит Войтик, с ненавистью глядя на противоположный берег. – Куда не сунься, там и стрела припасена.
Стас обернулся на голос.
Войтика понять не трудно. Отвык от неудач. Хоть и с битой мордой, а все в героях.
Перевернулся на спину и закинул руки за голову. В зубах стебелек от травинки. Гоняет его туда-сюда. Как в тот давний и почти забытый вечер.
Рядом Купава. Уперлась подбородком в кулачки, заглядывает в его лицо и нет девке никакого дела до противоположного берега. Серый косит в ее сторону желтый холодный глаз и ревниво ворчит.
Толян перекатился на живот.
– Командир, что-то я не догоняю. Это какая же у них дорога была, если их столько набежать успело? Целая прорва. Я все плечи ободрал, когда за тобой по пещере пер. А в дырке вообще чуть не застрял.
– Толян, не бери в голову, разболится, – лениво посоветовал Стас, но понял, что советом не отделаться. – Коридор только в самом начале, а потом хоть шесть «джипарей» в ряд.
– Хаммеров?
– И их тоже.
Толян снова откатился в сторону, чтобы обдумать ответ, изредка бросая недоверчивые взгляды в его сторону.
– Все равно не въезжаю, командир, – круглая голова снова рядом. – У дырки пробка не впротык набьется.
Застряла Толянова мысль в космических высотах и выскочить не может. Или не желает. Что, собственно, одно и то же…
– Напором выбросит. Как воду из сливного бачка, – на доступном уровне постарался разъяснить Стас.
И Толян откатился снова, стараясь представить размеры сливного бачка, способного выплеснуть такую прорву орков. Или «джипарей»?
– Что-то надо делать, Слав, – шепчет Бодрен. – Как не крути, а Войтик прав.
– Что-то надо, – не согласиться с принцем невозможно. Реально мыслит. Прямо в корень, можно сказать, проблемы заглядывает. Только разглядеть не может.
– Командир…
– Толян, у тебя появилось время на абстрактные вопросы? Так, может, вернешься к своему полку? Там всего хватает. И вопросов. И ответов.
Прозрачный намек пролетел мимо цели.
На пути Толяновой любознательности пора было выстраивать надежный заслон.
– Веселин, а не пора ли нам пора?
Толян моментально перекатился к Веселину.
– Веселин, братан, гони мой хавчик.
– Так на чем мы остановились, милый принц? Говоришь, пора что-то делать?
Принц кивнул головой.
– Почти неделя…
– Для поиска, мой добрый принц, это нормальное явление. Мне приходилось и дольше искать лазейку.