Вряд ли приятелей остановит его суровый запрет, да и Зорень с Лехой… те еще кадры. Форы полдня, не больше.
Улыбнулся, представив лицо Купавы.
Места пустынные. Дорогу еле различить можно. Где-то читал, что во время Ивана Грозного по всей Руси необъятной не больше семнадцати миллионов человек насчитывалось. А здесь?
В полдень сделал короткий привал. Не для себя, для лошади. А на ночевку пришлось останавливаться в лесу. Нашел небольшую полянку вблизи дороги. Разжег костер. Поужинал холодным мясом. И сразу же уснул. Зверей не боялся, в надежде, что с ними сумеет найти общий язык. А люди? Где они?
Проснулся, чуть забрезжил рассвет. Встряхнул эльфийский плащ от росы. Костер давно погас. Стреноженный конь лениво пережевывал душистую лесную траву, изредка всхрапывая и мотая головой.
Съел кусок пресной лепешки и запил ее вином из деревянной баклаги. Попробовал проверить свои вчерашние догадки. Представил Купаву, Войтика. Рассеянно улыбнулся. Эльф явно перестарался в своей попытке спрятать дружную компанию. Мутное неясное пятно висело в нескольких часах пути. Хитер принц, а забывает про пятно.
Зябко передернул плечами. Свежо и роса холодная.
Разобрал поводья, причмокнул по-крестьянски, тронул конские бока каблуками.
«До самой реки скрываться будут, – добродушно подумал он. – А может, подождать? Или в казаки-разбойники поиграть? Пусть ребята повеселятся. Только жаль, что времени нет. Непременно бы стоило проверить, как науку усвоили».
Отдохнувший конь шел задиристым коротким галопом.
Задумался. Снова поискал пятнышко.
«Разбудить? Если не громко постучать, даже Толян не обидится, – подумал он и, вспомнив удивленно-растерянные глаза Толяна во время того давнего ночного полета «на плечах» Рэда, беззвучно рассмеялся. – Бог с ними. Пусть спят, не ведая печали».
– Брат, вот свезло. Лошадь сама собой к нам идет! С седлом. А у седла, должно быть, харчи. И всякое такое… – услышал издевательски удивленный голос. – Кривой, поройся. Может, и винцо найдется. В глотке пересохло.
Из-за деревьев выползали, перекрывая ему дорогу, заросшие шерстью до самых бровей образины.
Стас заинтересованно заулыбался.
Колоритные личности. Рвань несусветная. Отстой немыслимый. Стоят безбоязненно. Ухмыляются. Щерятся в бородищи.
– Слепец!
Худо с соображаловкой у ребят. Могли бы догадаться, что конь сам собой не ходит. Даже по дорожке.
Копьецом сзади подпирают. Копье ржавчиной заросло. Сплошная антисанитария. Надо бы их в науку к Свисту на месяц определить. Он бы научил их за оружием следить. Заодно бы людей из них сделал.
Не спешат. Куражатся. Удовольствие получают по полной программе. А в самом деле, чего им опасаться? Или кого?
Вот и до уздечки очередь дошла.
– Браток, лапки прибери, – миролюбиво предупредил Стас. – Моя лошадка этого не любит. Укусить может. Видите, нервничать начала.
– Братцы, а на коньке кто-то едет.
– Да ну?
Второй нацелил копье острием под ребра.
Пора было заканчивать эту веселуху. Скоро за ногу из седла потащат.
– Ребятки, а вам не кажется, что вы совершаете непоправимую ошибку? Плакать придется. А я слезы вытирать не умею. И сопли, – мягко и даже ласково проговорил он. – Я знаю, кто вы есть, а вы представления не имеете, кто я и что я могу.
Ответа ждать не стал. Уперся ладонями в переднюю луку седла. Протяжный волчий вой ринувшегося в смертельный бой матерого вожака стаи разорвал зыбкую тишину глухого леса. Неуловимо быстрое движение. Перевернулся в воздухе. И вот он уже за спиной. Остальное легко и просто. Не убивать же ребят за детскую шалость? Сильно кушать хочется…
Спустя мгновение шестеро ражих мужиков лежали перед ним, боясь шевельнуть рукой.
– Я же предупреждал вас, ребятки, что не следует лезть в драку не знамо с кем, – посетовал он, сокрушенно покачивая головой. – Будут неприятности. А вы мне не поверили… А по виду – вполне взрослые приличные люди! Как же так? И на мирного, одинокого, практически беззащитного путешественника, да еще с холодным оружием. А если сепсис? Грубо говоря, заражение крови. И со святыми упокой? А мне это надо? Про вас не спрашиваю. Но за себя с полной уверенностью могу ответить…
Отечески добрый голос мог довести до слез кого угодно. Метод проверенный. Его бойцы в былые времена готовы были своей волей и строевым шагом топать на губу, лишь бы не выслушивать подобные разносы.
Воспитательный процесс в том же ключе продолжался еще с полчаса. За это время «ребятки» вполне пришли в себя и с видимым ужасом таращились на него, все еще боясь пошевелиться. Тихий, полный укоризны голос забирается в косматые головы, заставляя краснеть от стыда даже шерсть на давно не мытых лицах.
– А военная амуниция? – он брезгливо отодвинул ногой давно не чищенный выщербленный меч. – Нет, ребятки, с этой минуты вы решительно и твердо встаете на путь исправления и воинской доблести. Вперед, и с песней к славе!
Решив, что начало вполне достойное, перевел дыхание, сделав многозначительную паузу.
– Ты, господин, вождь волчьего племени? – несмело поднял голову тот, которого звали Кривым. – И стая рядом?
– Хватит валяться, лежебоки. Бока отлежите, пролежни заработаете, – Стас полностью проигнорировал вопрос. – Встать!
Властный командирский голос подбросил «шалунов» вверх.
– Становись! Смирно!
Куй железо, пока горячо. Железобетонный принцип. Пока пребывают в растерянности, из них веревки можно вить. Очухаются, размышлять начнут, сомневаться. А для солдата сомнения – непозволительная роскошь. Вроде поноса, то бишь, диареи.
Начальственно заложил руки за спину. Прошел вдоль короткого строя, больше похожего на тесно сбившуюся кучку плохо оправившихся от растерянности людей. Покачался с пятки на носок, морщась, как от зубной боли.
Толпа, а не бойцы.
Припомнил старшину курсантской роты, который был способен довести до бешенства, до полного обалдения, до умопомешательства своими нравоучениями. Именно в такой последовательности, вбивая в головы все тонкости и прелести воинской жизни.
– Строй, это для вас не где-нибудь, а как раз наоборот, так оно и есть. Строй для бойца – святое место, в котором у каждого свое место, чтобы на нем стоять раз и навсегда для несения гражданского долга. То есть прямая дорога к славе. И никаких поворотов до самого конца. Как храм Господень. Если здесь есть таковые, – с трогательной любовью начал он. – В строю надо стоять смирно и не болтаться в разные стороны, как таракан в коробке, а перпендикулярно с землей. Тело должно находиться строго вертикально к поверхности почвы или другого плаца, например казармы, включая сюда же голову. Ноги и руки направлены вдоль туловища. Подбородок смотрит вверх, глаза находятся впереди, чтобы слушать приказы командира и по распорядку дня, чтобы идти в баню или менять портянки. Голова бодро откинута назад для придания достоинства и других боевых факторов, чем как раз и отличается от необученного гражданского населения. Услышал команду: «Становись», торопись пулей, чтобы занять свое место в строю. Даже если оторвали от грешного и крайне неморального занятия и других неуставных поступков. А может, даже безобразий для распития спиртных напитков, которые безобразят лицо защитника и бойца распитием этих самых спиртных напитков. Ломи, круши, сметай все на своем пути…
– А если… – услышал он робкий голос.
– Никаких «если», – решительно и безапелляционно прервал он совершенно неуместный и крайне бессовестный вопрос. – Не можешь лететь, ползи на карачках, на брюхе. Но приползи и займи свое место в строю, как и предписано бойцу. И исполняй гражданский воинский долг. Все ясно? Или ясней больше некуда сказать? Разойдись!
Мужики засуетились.
– Хреновые из вас пули, – недовольным противным голосом проскрипел Стас. – Даже на кривую стрелу не потянете. Жаль, нет времени у меня. А то бы сделал я из вас людей. Тороплюсь… Ну, ничего. Свист выровняет. Становись!
Не только восстать, взроптать не посмели.
Наслышались когда-то бородатые всякой всячины о нем.
– Носочки подравнять. Пузо убрать. Голову выше. Гляди веселей!
Непонятные команды, режущий слух командирский голос. Топчутся на месте, пытаясь угадать, чего добивается от них этот жуткий слепец. Дернула же нелегкая покуражиться над ним. Хорошо, что из кустов стрелами не побили. Волчье племя и мертвым не простило бы.
– Грудь колесом, морду лица гордо вперед, бороды вздеть! Орлы! – удовлетворенно похвалил он, когда появилось перед ним подобие солдатской шеренги. – Слушай мою команду! На пра-во! Кривой, выйти из строя! Поведешь к вершинам воинской славы. По ту сторону реки лагерем стоит армия. Найдешь воеводу Груздня. Скажешь, что я направил для прохождения службы в полку Свиста. Как понял?
– Угу… – промямлил Кривой.
– Не «угу», а «так точно»! Ну, ничего. Свист научит вас Родину любить, – наклонил голову к правому плечу, подумав о чем-то. – И, вот что, Кривой… Чтобы не заблудились дорогой или, не дай бог, не приспичило отстать, присев в кустиках по горькой нужде, мои родичи вас проводят.
Привычно дернулась губа, оскалились острые белые зубы, и жуткий рык, застряв в сердцах, разлетелся по лесу.
– Они сторонкой пойдут, чтобы не пугать вас. Уяснили?
– Угу, – Кривой, забыв всю науку, мотнул косматой башкой.
– К ночи встретитесь с моими бойцам. Ребята они тихие, смирные. Но грубости на дух не переносят. Поэтому вежливо и тактично скажете им, кто вы и куда… И пойдете дальше. Шагом марш!
Кривой осторожно скосил глаза в сторону. Почудились желтые безжалостные глаза… Вздрогнул, зябко поежился.
Повесив голову, боясь оглянуться на оставленное в куче оружие, «новобранцы» пошлепали к вершинам неминучей славы.
– Запевай!
Взревели дикими голосами, распугав лесную живность и разную птичью мелочь.
Саженей через сто в спину ударил недовольный волчий рык, заставивший бедолаг затрусить рысцой, чтобы поскорее скрыться с его глаз.
Стас беззвучно засмеялся.
Поверили, или нет его невинному обману? Дойдут ли? А славно бы было, если Свисту удастся обтесать их. Леха наверняка не обойдет их своим вниманием. Такие бродяги в разведке не последние люди.
Запрокинул голову, и эхо широко и щедро разнесло волчий вой по лесу.
«Кашу маслом не испортишь», – скупо усмехнулся он.
Не касаясь стремени, прыгнул в седло и с места отправил коня в широкий галоп. Упущенное время не вернешь, но стремиться к этому надо.
Время, время, время…
Вечный цейтнот!
Не погоня за неведомым врагом, не скачка за приключениями, а бег за временем.
Больше никаких остановок, решил он. Прочь от соблазнов. Только вперед!
И несет конь, упрямо встряхивая гривой и со злобой вгрызаясь в безжалостные удила. Проносится во весь опор через села и веси, заставляя удивленно оборачиваться мужиков и баб, отскакивать в сторону детвору. Диво дивное. Не приходилось раньше такого видеть, чтобы слепец, словно зрячий на коне так скакал. К тому же за плечами рукояти мечей торчат. А еще и третий меч к седлу приторочен. Тут же у седла лук в саадаке, а по другую сторону два тула, битком набитые стрелами. И несется слепец так, словно у него не два, а четыре глаза…
Короткий отдых, и снова вперед, вперед, вперед… И так день за днем.
До реки уж было рукой подать, когда дорогу перегородило разлапистое дерево. Придержал коня, подумав, что само по себе на дорогу упасть не могло. А если все-таки упало, значит, это кому-то надо.
На дорогу один за другим вышли пять человек. Остальные не выходят. Осторожничают. Следят, скрываясь за деревьями. Луки внатяг, стрелы на тетиве. Эти куражиться не будут. Народ тертый. Переговоры не только неуместны, но излишни и вредны.
Вскинул коня на дыбы, толкнул вперед в гигантском прыжке. Прыгнул с седла и сразу перекатился в сторону. Ошеломленные неожиданной дерзостью одинокой и, казалось бы, легкой добычи, налетчики не сразу заметили его. А когда заметили, пятеро уже тихо лежали на дороге. Его ножи, как и прежде, не знали промаха.
Те, что прятались за деревьями, потеряли его из виду. Внимание на короткий миг отвлек конь Стаса, который бушевал и бесновался на дороге, превращая безжизненные тела в кровавое бесформенное месиво.
Ему же этого времени хватило, чтобы оказаться у них за спинами. Свистнули в его руках мечи. Полыхнуло холодом голубое сияние…
– Долго еще не переведутся дураки на белом свете, – с досадой проворчал Стас. – Бывает, что и один в лесу воин. Сами виноваты. Только дерево понапрасну сгубили, немощь белая!
Зацепил вершинку арканом. Конь налег грудью, уперся ногами, стягивая лесину с дороги.
– Молодчина! Люди спасибо скажут, – похвалил он коня, поглаживая жеребца по дугой выгнутой шее, чтобы успокоить. – Дымком попахивает, жилье близко. Разбойнички далеко от жилья не уходят. Кормиться чем-то надо. И тебе тоже… Может, в хорошие руки пристрою? Не оставлять же тебя в лесу?
Лес между тем редел.
Вблизи опушки «увидел» приземистую избушку. Срубленная неизвестно когда из матерых стволов, она от старости уже вросла в землю. Из-под крыши, крытой дерном, и из всех щелей к небу поднимался дым. Перед домом в десятке шагов неуклюжая уродина, вырубленная из огромного бревна. Похоже, скульптор пытался изваять Рода или родственное ему божество. Не его вина, что получился тихий ужас. Бог на то и бог, чтобы вселять в людские души благоговейный страх. Поэтому совсем не обязательно лепить из него красавца. Если так, тогда автора трудно обвинить в отсутствии творческой оригинальности. И мысли, если быть точным. И справедливым.
За избой чернеют на фоне густой лесной растительности грядки.
Немного дальше, в углу крохотного огорода, притулилась сараюшка, сплетенная из хвороста. В старых русских деревнях до сих пор можно встретить изгороди или прясла, изготовленные подобным способом. В некоторых местах стены сараюшки торопливой рукой были вымазаны глиной. Все немудреное хозяйство окружено изгородью в две жердины.
В воротах стоял невысокий крепенький дедок. Обветренное до черноты лицо деда украшала пегая реденькая бороденка, опускающаяся почти до пояса. Такие же пегие волосы были стянуты сыромятным ремешком. Руки опираются, да нет, не опираются, возлежат на посохе, украшенном уменьшенной копией страхолюдного божества. И вышла эта красота из-под руки того же мастера, о чем свидетельствовала их похожесть.
Слезящиеся глазки поглядывают из-под кустистых бровей умно и живо.
Волхв, хоть к доктору не ходи. Кому же еще в этой глуши обитать? К тому же отшельник. Нашего-то волхва к цивилизации, в политику потянуло. Духовные ценности не смогли до краев заполнить его необъятную душу.
– Угадал, Волк! – сварливым голоском встретил его старик. – Отшельник и есть.
– Здрав будь, дед! Приютишь на ночь? – Стаса не удивила столь необычная встреча.
– От здоровья не откажусь. Оно мне к самой поре бы пришлось. Дряхлею… Ты с лошадки-то спустись, спустись. Тяжеленек ты для нее стал. Вот уж кому здоровья желать – только изгаляться, Волк.
– Почему Волком кличешь? – Стас вышагнул из седла, бросив повод на конскую шею.
– Кто же ты, как не Волк? Может, думаешь, что солживил? Так я тебя еще вчера увидел, а стая твоя следом идет. К утру как раз здесь будет. А поторопятся, так и того раньше. Может, и к каше поспеют.
– На двух или на четырех ногах? – усмехнулся Стас, с любопытством всматриваясь в лицо деда.
Дедок ему понравился.
– А и те, и другие на четырех… – смехом ответил ему старик. Кивнул в сторону деревянной кадушки. – Ополоснись с дороги, да и проходи в мою берлогу.