Три года, ошеломленно думала я, три года сидеть взаперти. Да существует ли он вообще, этот самый граф Ноилин? Может, помер давно?
* * *
Незаметно пролетел месяц.
Все началось с фразы, вскользь брошенной Мартой. Она жаловалась на тяжелые беспокойные мысли, в последнее время не дающие уснуть, на бесконечную отравляющую бессонницу, которую даже сонная подушка не может подавить. На то, как она может часами крутиться в постели, отлежать все бока, но сна как нет, так нет…
И тут я все поняла. Я сразу же поняла, почему мне так сладко и беспробудно спится каждую ночь. Этот запах тревожил меня с самого первого дня, но только сейчас я догадалась, почему это не давало мне покоя. Теперь была объяснима и моя странная апатия, и сонливость, и тяжелая голова по утрам.
В мою подушку положили мешочек с сонными травами. Закономерный вопрос: зачем?
* * *
К ночи я готовилась, как воин к сражению. Какие тайны скрывались за моим здоровым девичьим сном? И кем?
Не рискнув спуститься в кухню за ножом, я вооружилась ножницами и затаилась в темноте спальни, оставив маленькую щелку в двери, ведущей в светелку. В окно заглядывала полная луна, заливая пол расплавленным серебром, потому света было предостаточно.
Сидя в углу, проваливаясь в дрему и спохватываясь, я провела до полуночи, но в конце концов была вознаграждена, когда в дверной щелке показался неяркий свет.
Особо не таясь, с зажженной свечей в руке в светелку вошел Джаиль, высокий смуглый человек в странной для наших мест просторной черной одежде, скорее бесформенном балахоне, с вышитой каймой по подолу. Он взял со стола выполненное шитье, положив взамен новое задание, бросил мимолетный взгляд на дверь, за которой я пряталась, отчего у меня душа ушла в пятки, и так же, не таясь, ушел.
Итак, одна загадка была решена. Моя работа не испаряется и не исчезает по волшебству, а исправно перекочевывает в руки странного слуги графа, о существовании которого сейчас я знала отнюдь не больше, чем раньше.
Нелюдимого Джаиля я видела до этого один раз, но этого оказалось довольно, чтобы навсегда распрощаться с идеей выпытать у него что-нибудь если не о хозяине, то хотя бы о том, в чем состоит моя работа. Не тот человек Джаиль, чтобы оказывать кому-то милость.
Но как бы там ни было, появление новой работы на моем столе перестало быть загадочным и непонятным, а как только тайна исчезает, очевидное перестает нас волновать.
Я задумчиво сидела в углу, пытаясь понять, к чему было подкладывать мне сонное зелье, если я и так прекрасно сплю. Ведь не приход же Джаиля скрывать этим, в самом деле? Что в этом странного и таинственного? Хочется человеку среди ночи разгуливать, ну и пусть. Зачем меня-то к снадобью приучать?
Внезапно легкое движение привиделось мне со стороны двери. Обернувшись, я застыла и не закричала только потому, что по сути была готова к чему-то подобному.
В дверях парило привидение. А как еще назвать какую-то белесую человеческую фигуру, похожую на слегка колыхающийся туман? Не знаю, кто кого испугался больше, но фигура вдруг совсем по-женски всплеснула руками и бросилась наутек.
Меня так это потрясло, что я осталась стоять столбом, а когда бросилась следом – призрак исчез. Будто и не было.
Следующей ночью я заранее приготовилась к посетителю. В полночь, как всегда, зашел Джаиль, забрал работу, мрачно покосился на мою спальню и ушел. Мне до него не было дела. Я ждала.
Как только серебряный диск луны показался в окне и осветил светелку, в проеме опять показалась вчерашняя фигура.
Недолго думая, я бросилась к ней. Та, как водится, перепугалась и решила сбежать.
Фигура быстро выскочила к парадному входу и помчалась по темной анфиладе парадных комнат, потом завернула в сторону и исчезла. Вообще-то я и не надеялась ее догнать, но место, где она исчезла, потрясло меня даже больше, чем само ее появление. Привидение добежало до большого, в рост человека, зеркала, воровато оглянулось, переступило через широкую резную раму, как через порог, и скользнуло внутрь почему-то ничего не отражающей поверхности, будто пересекло серебряную завесу и прошло в дверь.
Я с опаской подошла к зеркалу и дотронулась до него. Рука свободно проходила сквозь поверхность, не встречая никакого сопротивления. Я рискнула сунуть туда свой любопытный нос, даже не думая об опасности, но переступать через «порог» не спешила.
В зазеркалье был виден длинный темный коридор, не хуже нашего, только уходивший в другую сторону. Стены были повыше, да потолок не плоский, а закругленный, пол каменный, выложенный цветастой плиткой. Вдоль стен стояли то ли стражи, то ли латы пустые – не понять. Над ними – факелы горящие, или точнее – затухающие. Впрочем, странно еще, как я смогла это рассмотреть: было все какое-то блеклое, серое, будто выцветшее, даже лунный свет, падавший из невидимых мне окон, терял свою серебристость и незабываемую красоту.
И вот по этому коридору уходила вдаль широкими и твердыми шагами высокая фигура, такая же блеклая и выцветшая, как и все остальное. Призрак вдруг обернулся и долгим взглядом посмотрел на меня. Не могу сказать, что мне это понравилось, но времени поежиться или даже сообразить, что у него на уме, у меня не оказалось: с зеркальной поверхностью, в которой я застряла, как рыба, наполовину вытащенная из воды, стало что-то происходить, и я сочла за благо быстро ретироваться. И вовремя! Через пару секунд зеркало стало зеркалом, и я отразилась в нем, хорошо видная в сияющем лунном свете: растрепанная, всклокоченная и ошеломленная. Лишь рухнув на пол в своем родном незазеркальном мире и ощутив его несомненную реальность, я смогла перевести дух. И уж потом хорошенько испугаться. Ну и дела!
Интересно, а если бы я на него не напала, что бы он со мной сделал?
Хуже всего оказалось то, что мне никто не поверил. О произошедшем не с кем было поговорить. Логан просто рассмеялся и обещал добыть ягненочку какое-нибудь развлечение, пока не постигла участь Тирты, та тоже вечно что-то «видит». Попыталась было заикнуться Марте про странности местных зеркал, так она сердечно на меня посмотрела и быстренько принесла склянку с каким-то отваром. Мол, выпей, девушка, все меньше мерещиться будет. Я подозревала, что этим же зельем она поила и свою сестру.
Но на вопрос о сонных травках Марта внезапно потупилась и виновато призналась: да, мол, ее вина. Привидений тут, конечно, нет, но Джаиль куда хуже будет. «Бродит по ночам тенью, тут кто хочешь заикой станет. Вот и пожалела тебя. Только не со зла, не подумай чего дурного, милая…»
Вот так и утешили. А тайна, увы, перестала быть таковой.
* * *
Я безрадостно бродила по пустынным коридорам, уныло обдумывая, как жить дальше, когда в одной из дальних комнат солнечной анфилады заметила девушку. Она стояла перед зеркалом и придирчиво оглядывала себя: невысокая, ладная, рыжеволосая, с миленьким курносым носиком и пухлыми губками.
– Эй, ты кто? – удивилась я.
Она спохватилась и развернулась ко мне, широко раскрывглаза и рот.
– Ты что, новая уборщица? – догадалась я, глядя на аккуратный передничек, надетый поверх простенького ситцевого платья.
– Ага, – обрадовалась она чему-то, – Тильда, убираюсь тут.
– Что-то я тебя раньше здесь не видела, – недоверчиво покосилась я, – да и в поселке тоже.
– Ага, – опять весело закивала девушка, – так я училась, кухарить училась. Вот к матушке приехала, захворала она. Помочь и приехала.
– А кто матушка твоя? Уж не Тирта ли? – ужаснулась я нелепой догадке. Было что-то в этой девице ненормальное, отчего в голову лезли странные мысли.
– Не-е-е, – смешно выставила вперед руки Тильда, растопырив пальцы, – Розета.
Никакой Розеты я не знала, в поселке я знала только Розу, но решила, что напутала с именами – это у меня бывает. Не успела еще со всеми перезнакомиться.
– А ты кто? – тут же полюбопытствовала девушка.
– Кэсси, золотошвейка.
– Золотошвейка? – неподдельно изумилась Тильда. – А что ты тут делаешь?
Я тоже задавалась этим вопросом и не раз.
– Вышиваю, – пожала я плечами, – но лучше не спрашивай что.
– Ага, – широко улыбнулась она, – у графа странные привычки, да?
– Вот-вот, – рассмеялась я, – а мы – люди подневольные.
У нее была потрясающая улыбка – обаятельная, дерзкая и задорная. Пухлые розовые губки растянулись ровной дугой, обнажив два ряда идеальных белых зубов и бросив на щеки широкие полукружья складок. И все же вся прелесть ее улыбки была в пикантном изгибе уголков ее губ, неожиданном, заковыристом, рождающем рядом с собой ямочки подобно неведомым письменам – загадочным, таинственным и все-таки чем-то знакомым. Такая улыбка сразу же прокладывает себе дорожку в сердца, почти не встречая сопротивления. Тильда прекрасно это знала и пользовалась этим.
Мне она сразу понравилась – единственное живое существо в этом мрачном, нелюдимом месте. Мы весело обсудили прячущегося наверху графа, его замок и слуг. Через пять минут мы обе были довольны друг другом и так быстро найденным взаимопониманием.
Тильда особым усердием в уборке, как я заметила, не отличалась. Лениво водя из стороны в сторону мягкой щеткой с длинной ручкой, якобы смахивая пыль, девушка тем не менее успешно делала вид, что предельно занята: деловито прошлась по всем комнатам анфилады, небрежно касаясь стен и пола, хмуря брови, тщательно изучила объем работ в библиотеке, но надолго там не задержалась и, обойдя весь этаж, вышла к парадной лестнице.
Все это время я была рядом, и болтали мы без умолку. Сначала мне показалось, что Тильда и двух слов связать не может, но очень скоро я убедилась, что она была умна, начитанна, весьма сообразительна и не в пример остальным обитателям замка и его окрестностей общительна. Слово за слово – я и про себя все рассказала. Про семью свою, особенно Селину, про мастерскую. Как в замок попала, чем занимаюсь. Вот и сижу, мол, одинешенька в светелке – ни тебе радости в жизни, ни тебе развлечений каких. Тоска да и только. Она живо интересовалась моей работой, задавала кучу вопросов и рассказывала местные сплетни.
– Ну ладно, мне пора, – со вздохом сказала Тильда, задумчиво глядя сверху парадной лестницы на холл, – увидимся еще?
– Конечно, – заверила я, – могу вечером к тебе зайти, в Прилепки.
– Нет, что ты! – изменилась в лице Тильда и расстроено замахала руками. – Никому не сказывай, что я с тобой дружбу вожу. Нельзя нам. Обещай, что не станешь спрашивать про меня, обещай, ну пожалуйста! – умоляла девушка, чуть не плача.
– Ну ладно, обещаю, – проворчала я, всерьез обидевшись на порядки что в замке, что в поселке. С момента моего здесь появления я заметила, сколь бережно местные обитатели хранят дистанцию друг от друга. Никто не переходит границы отношений, кем-то когда-то установленные, только вот я никак не вписывалась в эти границы. Не собиралась делать этого и дальше. Однако я скоро уеду, а Тильде жить здесь дальше.
Девушка подарила мне еще одну из своих чарующих улыбок, блеснула огненным сиянием волос и исчезла.
И надолго. Вновь Тильда появилась только через месяц. Зато как появилась!
День опять пошел за днем, скучно и уныло. Несколько ночей я не спала, карауля призрака, однако больше он не появился. Через неделю я стала посмеиваться над собственными страхами, через две недели ко мне вернулся покой. Я плюнула на местные тайны и с головой погрузилась в работу.
* * *
…Подложив под себя ноги, я сидела на ковре на полу в библиотеке и наскоро листала старую потрепанную книгу, одну из немногих, которую явно читали и неоднократно.
Я ликовала: –это была всем находкам находка. Наконец-то хоть какая-то зацепка!
Была середина дня, в библиотеке было удивительно светло, и потому, когда я вошла туда, незнакомая книга, лежащая на узком, всегда закрытом бюро, сразу бросилась мне в глаза.
За время, которое здесь провела, я уже могла узнавать корешки книг и их расположение на красивых резных стеллажах, но эту книгу я видела впервые. Зеленая, в потертом кожаном переплете и успешно пережившая, судя по всему, один потоп и нашествие мышей, она манила меня, как запретное лакомство. И еще. Я могла бы поклясться, что раньше ее здесь не было.
Потрясающим было то, что на порядком пожелтевших и выцветших страницах были изображены так хорошо знакомые мне знаки, буквы, которые я вышивала. Но, увы! Радость моя оказалась преждевременной: пояснения к знакам были написаны на неизвестном языке. Тут кто хочешь впадет в отчаяние. Я крутила книгу и так и этак, разве что на зуб не попробовала, пытаясь как-то проникнуть в смысл таинственных букв, но пользы от этого было не больше, чем читать с закрытыми глазами.
Раздосадованная, я не сразу услышала странный звук, доносившийся откуда-то сверху и из глубины библиотеки. Скри-и-ип – скроп, скри-и-ип – скроп.
Сначала почти у потолка я увидела узкие высокие черные сапоги человека, с заметной хромотой спускавшегося по не замеченной мною раньше винтовой лестнице (это ее ступени издавали такой художественный скрип), потом показался незатейливый длинный черный камзол безо всяких украшений и, наконец, я увидела незнакомца целиком.
Это был высокий худой человек с узким выразительным лицом, бледный, выглядевший болезненно и даже изможденно. Вряд ли он был стар: морщины еще не коснулись его гладко-выбритой кожи, но усматривались резкие борозды, прорезавшие его высокий лоб, переносье и протянувшиеся от уголков губ к крыльям носа, недовольно стиснутый рот, неприятный шрам, тянущийся от подбородка к левому виску, седая прядь над левым ухом, выбивающаяся из небрежно собранных сзади густых темных волос. Все это делало его почти стариком. От его цепкого, холодного взгляда мне хотелось убежать, и я не сделала этого лишь потому, что от страха буквально вмерзла в пол, не смогла сдвинуться с места, а тем более расплести внезапно намертво застывшие скрещенные ноги.
– Что ты здесь делаешь? – неприветливо прохрипел он. Голос у него был сиплым, низким, под стать колючим темным глазам, запавшим в глазницах.
– Читаю, – не нашла ничего лучшего ответить я.
– И много ли начитала? – безразлично поинтересовался он, неизбежно приближаясь. Я была близка к неконтролируемой панике.
– Я нашла здесь рисунки, которые вышивала. Мне хотелось знать, что они означают, – пролепетала я с надеждой, что говорю уверенно и бесстрашно.
– Много будешь знать, скоро состаришься, – он неторопливо нагнулся и вырвал из моих намертво застывших рук книгу. Потом повернулся и захромал обратно.
– Как она называется? – почему-то спросила я.
Скри-и-ип – скроп, скри-и-ип – скроп.
– Осада Последней Горы, – послышалось сверху.
Я вбежала в свою спальню, задвинула засов и забилась в угол за кроватью. Сердце отчаянно стучало, тело колотило мелкой дрожью.
Ведь в самом деле, чего пугаться: он ничего со мной не сделал. Не заколдовал, в лягушку не обратил, в пыль не растер. Так почему я так испугалась? Все когда-либо услышанные мною страхи встали стеной в один миг, все недомолвки выросли лесом острых пик, направленных прямо в меня.
Но как только первый страх прошел, то злорадно подумала: не я ли жаждала увидеть хозяина, чтобы самой составить мнение о нем? Ну, так вот: увидела. И составила.
Неожиданная встреча произвела на меня странное впечатление. Сначала я сказала сама себе, что в жизни не встречала более неприятного человека. И шрам или хромота, любое физическое уродство было совершенно незначимым по сравнению с выражением надменного недовольства и презрительного превосходства на его лице. Я для него была жалкой букашкой, посмевшей залететь в его комнату! Не мудрено, что его никто не любил. Впрочем, как мне уже известно, это было совершенно обоюдно: он тоже никого не любил и не стремился к этому. Теперь я видела, что это правда. Нелюбезность – слишком мягкое для него слово.