Это рубило корчащееся пространство склизкими языками. Оно драло в кровь сальное, стонущее в экстазе зеркало асфальта отражающимися в нем и отражающими его металлокерамическими когтями. Все вместе они ревели и плакали, и эхо бешенным рыбьим косяком разносилось среди сиротливых каннибалов-домов. Плач вдруг уступал место деловитому хлюпающему хрусту, методичному, как удары сердца. Всё работало. Всё жило. Всё умирало и не могло прийти к праху. Всё разлагалось и разлагало, но тлению не было конца. Всё убивало себя и, мучаясь, жило, рожая себя вновь. Всё кощунствовало над собой, над тем, что когда-то было Гринвудом, над теми, кто когда-то был его жителями, над тем, кто когда-то был бегущей крысой, над тем, что никогда всем этим не было, недоперенимало у него ничтожнейшее и недооставляло лучшее. Оно частично делало всё частью себя. Оно части себя делало – целым всего. Оно звало.
«Небо! Отец! Жизнь!!! Мама… Папа… Спасибо… есть грань между мирами, и это всё… только здесь. Земля… Мама-а-а… Мать… твою… Спасибо!…»
Мысли застряли где-то в затылке, мыслями тошнило вовнутрь. До тех пор пока крыса еще могла думать.
Оно хотело всё, что было вовне и отторгало себя. Оно не насыщалось и со злостью харкало откушенное – вон изо рта, изжевав, изуродовав, отрыгнув и проглотив вновь. Оно брало Мир. И ничто не могло перед ним устоять. А что по глупости пыталось – теряло рассудок и становилось им, уверенное, что осталось собой.
Он вылез из Гринвуда, а затем и из Мира Духов где-то через сутки. Где-то на юго-востоке. Где-то Груббер. Где-то Джефф. Где-то Дело. А где-то и не совсем.
«Грань между Мирами», Настя Савут
VI
Место: барно-танцевальный зал, отель Сермонд-Сью – где-то близ городков Спирфиш, Лид и Стерджис, что близ границы с Вайомингом, Ю. Дакота, США.
Время: поздняя ночь где-то в начале сентября, начало 21 века. Сейчас
Звук: Из мощных колонок аудиосистемы крадучись появляются первые аккорды какой-то композиции, тихие и упрямые.
– Что ты говоришь, богиня с голым животом? Верно, я сегодня немного странный. И тихий. Вот со «спокойный» не угадала.
В полутьме зала был слышен лишь голос Джеффа, но не его собеседницы. Последняя только что отлепилась от юного накаченного ковбоя, с которым протанцевала непозволительно близко весь прошлый трек. Теперь же она бесстыдно качала бедрами и плела узоры гибкими руками под новую композицию перед лысым парнем с гипсом и в накинутом на плечи пальто. Ковбой же сейчас плюхнулся за столик, но на поздравления друганов из серии «Ай какую цыпочку подцепил! Что о ней знаешь? Такие при первой встрече в губы не целуют, язычком по шее не играют! Почему молчал, ничего не рассказывал!?», так вот на эти самые поздравления вперемешку с дурацкими расспросами он не отвечал. Он пребывал в тихой эйфории. И в этом его и других кавалеров Люсú ой как можно было понять!
– Что это за песню ты поставила? – продолжал тем временем нежно усталым голосом лысый, – Нет, никаких «танцевать», крошка! Полон зал парней! И поздоровее меня найдутся! Выбирай на вкус и с ними крути своей попкой – да, да, вот этой самой попкой! Нет? Да что ты? И чего же именно им не хватает – «инвалидности» или «упитости вусмерть»?
Танец ее становится лишь танцем, она больше ничего не говорит, танцует и смотрит ему в глаза… а Дело… а Дело не в силах ничего сказать. Лишь видны ей его мысли за пьяной пеленой серых очей. Они плывут, подобно дыму, сплетаясь с музыкой и песней: они… мы…
…мы так долго смотрим друг на друга. Я не понимаю.
Или всё-таки понимаю, но делаю вид? Что я делаю?
Из-за меняЯ тону. Я тону, тону в свежести её взгляда!
ночи без огня и целиЯ тону и забываю, как это – догадываться, подозревать,
помнить, знать наверняка…
Из-за меняЯ тащусь…
накануне дняКак же я тащусь!!! Как кобель за течной сукой,
как синдромный ветеран на запах пороха…
Из-за меняКак лосось вверх по течению…
замерла на самом делеТащусь от тебя. Или к тебе, Люсú? Сейчас допью скотч
и потащусь за тобой на танц-пол…
Из-за меняАрти уезжает, надо будет сказать «Прощай!» старому… Другу?
линия огняНадо будет постараться идти прямо, а то столько народу – всех обходить по синусоиде, так и свалиться недолго!
Мерзко-бледных оттенков свет подкрашивает лица танцующих в неестественные, отталкивающие цвета. Тяжелыми, нервными тенями прыгает по их лицам усталость от бессмысленной жизни. Страх и неуверенность ломают ритм их танца, четвертуя тела и раскладывая члены по ячейкам известных движений.
Почему ты не такая, как все, Люсú!?
Нет средстваИзгиб спины с лентами мышц вдоль хребта
согретьсяот мини-юбки до топа.
если вдруг остановилось сердце!Крылья плеч отведены назад и бьют воздух.
Нет средстваГолова откинута, фарфор лица устремлен в потолок,
от смертиего красит бледно-алым прожектор.
на светеЕдва заметно колышутся с каждым движением, каждым
вздохом
Нет средствачернильные перекаты груди.
вернутьсяЯ тянусь к ней,
если не получится проснутьсямоя ладонь на мгновение накрывает один из перекатов —
Нет средства– правая.
от смертиЛевая висит сломанной веткой,
не похожей на ветерНе спеша протянуться к этой симфонии живой пластики.
Из-за меняТы пантера, ты дьявол, ты хуже —
только то, что наканунеТЫ – КОШКА! Я – сумасшедший грызун,
Из-за менярешивший пустить прахом все законы природы!
ночи без огняЯ пигмей, вошедший в джунгли с копьем,
Из-за меня…сломавший его и предложивший голодному ягуару
…просто я наверно умерв уплату за быструю зеленоглазую смерть.
во временаЯ пилигрим…
накануне дняа мое паломничество – лодка Харона Праведного,
моя святыня – смоляной котел, где кипят
соблазненные тобою праведники.
И я снова стою в восхищении:
Нет средствакотлом стал танц-пол,
согретьсясопливые двухдесятилетние грешники
если вдруг остановилось сердцеобступили тебя кругом и готовы спустить в штаны!
Нет средстваСнова они стоят кругом,
от смертимузыка, мерные хлопки, кто это?
на светеКто это там, в кругу?!
Нет средстваКто зажигает глаза ребят?
вернутьсяОт чьих слов они расправляют плечи?
если не получится проснуться– Слова?!? Почему я не слышу СЛОВ?!!??
Нет средства– Что это за вой?! Где, чтоб вас, слова!?
от смерти– Что вы на меня все уставились?
не похожей на ветер.– Что Вам надо!? Смотрите и глазами жрёте! Кокс, это ты в кругу?! Это они обожрали тебя голодными зенками до костей?! – Джефф метался по танц-полу, хватая здоровой рукой за грудки то одного, то другого человека, вглядывался в их лица, в глаза, напарываясь то на откровенную злобу, то насаживаясь на искреннее сочувствие. – Это вы до золы сожгли кости моего друга?! Мои кости!!!!???
– Идём, идём, Дело…
– Кокс? Кокс, ты жив? Ты жив, жив!!! Старина!!! Эй, Люсú, я сейчас! Это Кокс! Он не умер!!! Я вас позна…
Прищур зеленых глаз проводил двух уходящих в сторону задней двери мужчин – бритоголового и чернокожего. Тяжело дыша, кошка локтями протолкалась к стойке, попавшиеся на пути фанаты звезды танц-пола заохали, потирая ушибленные бока. Люсú цапнула из-за стойки бутылку White Horse, сама наполнила рокс едва ли не до краев и осушила залпом. Руки её слегка тряслись – не иначе адреналин от танца. Один из мОлодцев (видимо, самый смелый… или самый грешный?) подсел рядом и мило улыбнулся. Ответная улыбка обнажила ровные белые зубы, взгляд зеленых углей был, как всегда, многообещающим и хищным.
Дело с трудом шел через зал, ноги заплетались, как и язык. Он бормотал какую-то чушь. Сильная рука держала его за плечи, помогая идти по прямой. Чушь адресована явно хозяину сильной руки, в которого пьяный вцепился, как заплаканный младенец в мать. Он наконец-то чувствовал себя в безопасности. А бледно-желтые, чахло-зеленые, серо-синие мерцающие в светомузыке фигуры мелькали слева и справа… Слева… Справа… Слева… Спра…
VII
Интермедия – Прочь из города
Место: 200-й км от Биллингса (Монтана, США) по шоссе в сторону Денвера (Вайоминг, США)
Время: вчера рано утром, около 6.
Слева. Справа. Слева. И справа. И снова слева…
Крыса бежала по середине шоссе и почему-то чувствовала себя в безопасности. Одна лапка была поджата к груди, зверек выглядел взъерошенным, окровавленным и помятым. Создавалось впечатление, что не так давно он побывал под колесами и спасся каким-то чудом.
Машины. Слева. Странный, пугающий, звук двигателя и шин приближается, грозно нарастает, взвизгивает и тут же, будто извиняясь за беспокойство и резкий свет в глаза, глухо удаляется. Уходит совсем не таким, каким приходил. И справа. Догоняет шумной пенной волной… Вжжжиххх…. Как стекло на зубах, как гребень против шерсти. Взвившийся ветер треплет маленькие чуткие ушки. Удаляются два красных глаза, две точки на спине. Две сигареты… Две дырки от пуль?
Надсадно хрипя, вероятно, полудюжиной литров добрых двух десятков цилиндров, вонючий дальнобой снижает скорость, выкручивая руль на болевое, шофер укладывает монстра в дорожную пыль обочины. Крыса повторяет маневр грузовика. Интересно, куда он повернул? Да что там… Не интересно… Сил бежать больше нет. Невысокий домик распластался, приобняв стоянку таких же дальнобоев. На нем пульсирует призрачным светом вывеска – «Coco-Hut». По всему видно – дешевый мотель.
Сипло фильтруя через себя загазованный солярочный воздух, зверек доковылял до мусорных баков. На свет из прогрызенного плотного полиэтиленового мешка появился кус недоеденной отбивной. Удача. Как появился, так тут же и исчез – есть хотелось неимоверно. Больше съестного в мешке не было, однако за баком нашелся трупик раздавленного грызуна, чуть меньших размеров, нежели крыса-инвалид, но всё же вполне способного утолить зверский голод последней.
Отдышавшись и набив брюхо, Дело огляделся. При ближайшем рассмотрении мотельчик оказался обителью порока и разврата, шлюшником, короче говоря. Азиатки, темнокожие, девчонки всех цветов, комплекций и мастей шустро и совсем не отсвечивая юркали от мотеля до останавливающихся машин. Чуть погодя, они возвращались в обитель под вывеской «Coco-Hut», обремененные наличностью, а иногда в добавок и синяками, болезнями и приключениями на свои задницы и прочие части тел. Грузовики уезжали, их места занимали новые рыцари дорог, и девки спешили щедро поделиться с этими отважными любителями сунуть-вынуть-и-бежать всеми прелестями, нажитыми непосильным трудом… Ну, то есть не бежать, а езжать, разумеется.
Подгадав момент, когда сорвиголовы-водилы очередной фуры пошли было отовариваться (водилы явно были опытны в этих делах, раз решили сами пройтись и выбрать, а не ждать, пока их приголубят в случайном порядке), так вот, подгадав момент их выхода из машины, зверек собрал всю свою крысиную волю в лапку и взвился с асфальта на ступеньку кабины грузовика, а оттуда незамеченным прошмыгнул в салон.
Немного погодя, водители вернулись не одни, попыхтели и поскрипели в разнобой спальным и водительским сиденьями, покурили лажовыми TM (Джефф со школы любил Durty Strike, Дело же предпочитал Tall Mall, a позже, забегая вперед, найдя свое теплое хлебное место в Гринвуде, – дорогие импортные VITANES), в общем, после всего вышеперечисленного, да еще после брезгливого шелеста банкнот «чаевых» грузовик наконец-то тронулся. Уловив из разговора водил, что в Сермонд-Сью они непременно зайдут сплясать и перекусить, грызун отдался на милость владыки снов.
VIII
Место: в тени под стеной общественной уборной на заднем дворе отеля Сермонд-Сью – где-то близ городков Спирфиш, Лид и Стерджис, что близ границы с Вайомингом, Ю. Дакота, США.
Время: Сейчас – поздняя ночь, начало сентября, начало 21 века.
Звук: шелест ветра в кронах деревьев двора, гулкие отзвуки музыки из барно-танцевального зала, тяжелое, хриплое дыхание близкой осени.
– …я за тебя беспокоюсь, друг. Голова вроде цела, да будто тебе туда наркоманы нагадили!
Ты сидишь на нестерпимо воняющем хлоркой гравии заднего двора. К сортиру тебя привел здоровенный нигер, там ты на него бросился. Не с ножом и даже не с кулаками. Повис у него на шее, причитая, смеясь и плача дурачком, обнимал его и хлопал по плечам обеими руками, отчего немало запачкал гавайку бурыми пóлосами. Похоже, левая пошла на лад. Когда здоровяк ухватил стоявшее у входа в уборную ведро для мытья полов и окатил тебя с ног до головы, похоже, не с самой свежей водой… так вот когда это произошло, слюни ты подобрал весьма шустро и успешно.
Нет, ты не познакомишь его с Люсú. Его нож не вернет тебе веру в реальность себя самого, цельность и покой даже всего лишь на последний миг жизни. Он так и не научит тебя чуять, что же там за углом, на долю секунды левее, раньше и впереди. Он не напомнит тебе старых речитативов и не выплюнет новых. Он даже самым краешком не намекнет, кто же заказал…
– Где дед? – спрашиваешь ты невпопад.
Угольная тень в гавайке ухмыляется, видимо, довольная результатом химико-бактериологической водной процедуры.
– В номере. Врач его дошил, сменил бинты. Говорил, надо и твоей рукой заняться, но я, как ты и сказал, расплатился и послал подальше.
– Скатертью дорожка. Сколько?
– Того, что ты дал авансом, вполне хватило, я еще полсотни накинул.
– На амнезию?
– Это ж друг Люсú. Или всё-таки догнать его и…
– Нет, не надо. Штырь с ним. К ней, я точно знаю, просто так в друзья не попадают.
Вы помолчали немного. Ты устало поднял на друга глаза:
– Пора?
– Да, друг, пора.
– Где машина?
– Вон, в том углу двора. Кресло-каталка уже в номере. Всё готово.
– Ну вези его к машине. Я подойду.
Чернокожий напряг на мгновение челюсть, будто перекусил гвоздь, сплюнул и поплелся к корпусу для постояльцев. Но через три шага, не останавливаясь, обернулся и бросил:
– Спасибо, Джеффúм.
– На счастье, Артýр!
И вы улыбнулись, честно и скупо. Вас забавляли полные имена друг друга.
IX
Интермедия – Дорога домой
Место: отель Сермонд-Сью, и немножко разных уголков США, и не только.
Время: сейчас, и немножко раньше, и совсем уж давно.
Звук: шелест гравия под ногами, и журчание песка мыслей по каменистому руслу воспоминаний, и…
…и ты встал. Тебя качнуло. Распространяя тошнотворный запах сортира – немного мочи и очень много хлорки, ты побрел к машине. Чем ты только не пах в своей жизни. Куда ни забрасывала тебя немилосердная, всюду становился ты тем, во что попадал, становился своим и пах соответствующе. Хотя…
В одиннадцать, когда все пахли школьными книжками, булочками и молоком, ты пах табаком и колой, в которую подмешивал втихаря отцовский джин. Пока он тебя не застукал и не измордовал за это. Он часто делал это и за куда меньшие грешки, но раньше дело не доходило до реанимации. Его лишили прав на ребенка.
Пять лет ты провел в детдоме-интернате, среди «наглых, мразеватых, мерзких уродов» (так ты к ним относился) и был ты первым среди них. Но к запаху тихой ненависти и подлости примешивался запах дыма, леса и реки. Покуда была возможность, ты ночевал в кемпинге. Лишь в морозы ты перебирался в корпус, да, когда тебя столкнул с лестницы метивший в главари местной шайки парнишка. Только чудом ты избежал сломанного хребта и пробитой головы. Но три месяца ты не вставал с постели.
Зато в рамках последнего из этих трех месяцев ты провел свою первую ночь с леди. Впрочем, даже две первых ночи: одну с молоденькой уборщицей-мексиканкой и другую – пухлой, неимоверно страдающей от одиночества и ежедневных соблазнов управляющей детского заведения. Второй ты бы предпочел, чтобы не было, но из песни слов не выкинешь. Так или иначе, наутро второй «первой ночи» ты обнаружил оброненные пышечкой ключики от директорской, оделся, тихонько проковылял в кабинет, забрал из стола директора свое личное дело и документы и быт таков.