Дальняя авиационная разведка всегда сопровождалась фотографированием. По возвращении из полета я сообщал о моих визуальных наблюдениях. Затем через 1–2 часа приносили фотопланшеты, которые анализировали специалисты, и наше командование получало сведения с точностью до одного самолета, его типа, до каждого зенитного орудия и их калибра (их труднее всего было установить визуально).
Особенно важно было фотографирование рубежей обороны противника. На фотопланшетах можно было определить все замаскированные огневые точки.
По моим подсчетам я сфотографировал площадь, равную 42 тыс. кв. км, что равнозначно территории Дании.
4 февраля 1944 г. мне и моему напарнику Юрию Моргунову было присвоено звание Героя Советского Союза. Наш стрелок-радист Петр Петров погиб во время воздушного боя летом 1944 г. За участие в боях маня наградили орденами «Ленина», «Отечественной войны I степени», «Отечественной войны II степени», «Красной Звезды» и 23 медалями.
Последний боевой вылет я совершил 8 мая 1945 г. на Прагу для определения путей подхода наших танков в этот город. Это, кстати, был последний боевой вылет нашего полка.
После окончания войны наш полк был дислоцирован на аэродроме г. Коломыя (Украина). Несколько лет назад он был ликвидирован.
По состоянию здоровья я демобилизовался в мае 1946 г. и поступил на учебу в Московский юридический институт, окончил его с отличием и был принят в аспирантуру. В мае 1953 г. я досрочно защитил кандидатскую диссертацию и стал преподавать уголовное, а затем и уголовно-исполнительное право. Защитил докторскую диссертацию в 1966 г. В 1967 г. мне было присвоено звание профессора. В 1993 г. мне присвоили звание заслуженного профессора Московского государственного университета им. М. В. Ломоносова.
В течение 10 лет был заведующим кафедрой уголовного права и криминологии юридического факультета МГУ (1976–1986 гг.). В 1980 г. награжден орденом Октябрьской революции.
В 2000 г. мне присвоили звание «Заслуженный деятель науки РФ».
Более 30 лет я являюсь членом научно-консультативного совета Верховного Суда РФ.
В 2004 г. моя фамилия была включена в энциклопедический словарь «Великая Россия. Имена».
В феврале 2009 г. удостоился высшей юридической премии «Фемида» за 2008 г.
Моя жена Нина Семеновна и я создали династию юристов: дочь – Т. Ю. Орешкина – профессор Московской государственной юридической академии; ее муж окончил Московскую консерваторию, а затем, по моему совету, Академию МВД, полковник запаса, бывший начальник Бутырского следственного изолятора.
Внучка Е. Г. Афанасьева – доцент юридического факультета МГУ. Внучка М. Г. Долгих – старший преподаватель юридического факультета РГУ нефти и газа им. И. М. Губкина.
Старшая правнучка Е. Афанасьева – студентка III курса юридического факультета МГУ.
За годы моей работы на юридическом факультете МГУ я опубликовал более 220 печатных работ. Из них 11 монографий, 36 учебников по уголовному и уголовно-исполнительному праву (в соавторстве), 25 брошюр.
В 1937 г. был наложен запрет на изучение в гражданских вузах исправительно-трудового права (ныне – уголовно-исполнительное право), так как исполнение уголовных наказаний стало регламентироваться лишь секретным законодательством.
В 1957 г. я в Москве и А. Л. Ременсон в Томске восстановили чтение лекций по этому предмету в гражданских высших учебных заведениях.
Подводя итог, отмечу, что постоянно стремился к какой-то генеральной цели в своей деятельности, работал много и упорно. И то, что я осуществлял, радовало меня. Причем это относилось как к военной службе, так и к последующему труду преподавателя и научного работника в юриспруденции. Мои усилия влились в общенародную борьбу с фашизмом, являлись одним из кирпичиков грандиозного Дня Победы над врагом человечества и мирной жизни, труда по восстановлению страны после войны и в дальнейшем ее развитии.
Сальдо положительное. Не зря жил и живу…
Часть I
Монографии
Давность в советском уголовном праве[2]
Глава 1
Понятие давности в советском уголовном праве
Давность привлечения к уголовной ответственности и давность исполнения обвинительного приговора наделены рядом общих признаков. Прежде всего, эти виды давности предполагают истечение определенных сроков, после чего при наличии иных, установленных в законе, условий лицо или не привлекается к уголовной ответственности, или же состоявшийся обвинительный приговор не приводится в исполнение.
В данной работе предпринята попытка доказать, что и материальное основание обоих видов давности однородно – отпадение или существенное уменьшение общественной опасности лица.
Таким образом, можно выделить родовое понятие давности, охватывающее давность привлечения к уголовной ответственности и давность исполнения обвинительного приговора.
Вместе с тем между этими институтами имеются и отличия, основное из которых заключается в том, что в одном случае виновное лицо освобождается от уголовной ответственности, а в другом – от исполнения обвинительного приговора.
Вопрос об основаниях освобождения лиц, совершивших преступление, от уголовной ответственности или исполнения обвинительного приговора вследствие истечения сроков давности не нашел единообразного разрешения. Так, в Комментарии к УК УССР 1922 г. отмечалось, что «мучения совести и постоянный страх, который переживает преступник в течение всего давностного срока, составляет достаточное искупление вины: давности являются как бы эквивалентом наказания».[3] Подобный вывод представляется ошибочным. Нет никаких оснований для отождествления наказания с теми «мучениями совести и постоянным страхом», которые, по мнению авторов комментария, испытывают преступники.
Ряд юристов обосновывают освобождение от уголовной ответственности или исполнения обвинительного приговора тем, что по истечении сроков давности отпадает общественная опасность деяний.[4] Это неверно. Общественная опасность деяния может измениться с изменением обстановки (ст. 43 Основ), но не в результате истечения каких-либо сроков давности. Общественная опасность преступления определяется к моменту совершения преступления, и истечение времени без изменения обстановки не влияет на эту оценку.[5]
До тех пор пока не изменился закон, устанавливающий ответственность за то или иное преступление, общественная опасность этого преступления в принципе одинакова (независимо от того, когда оно совершено. Например, в этом году или десять лет тому назад). Иначе и быть не может, если санкция нормы, определяющая в общем плане общественную опасность преступления, остается неизменной.
Рассматриваемая точка зрения неприемлема, как вполне обоснованно замечает В. Е. Смольников при оценке оснований давности исполнения обвинительного приговора. «Вступивший в законную силу приговор констатирует, что осужденным совершено преступление. Эта оценка действиям виновного дается судом от имени государства, и никто не вправе утверждать иного, пока приговор остается в силе».[6]
Относительно распространенной является иная точка зрения: в основе применения давности положена нецелесообразность назначения или исполнения наказания.[7]
Сторонник этой точки зрения П. А. Фефелов пишет: «Основным критерием для установления институтов освобождения от уголовной ответственности и наказания является целесообразность, которой руководствуется законодатель при установлении уголовно-правовых норм».[8]
В общем плане этот вывод верен. Действительно, если бы отсутствовала целесообразность, то институт давности не регламентировался бы законом. Но сама по себе целесообразность не существует как абсолютная и ничем не определяемая категория. Целесообразность мыслима лишь при наличии каких-то объективных критериев, положенных в ее основу. И тут мы вновь возвращаемся к исходным позициям: что же лежит в основе применения давности?
В основе применения давности привлечения к уголовной ответственности лежат, как полагают отдельные юристы, обстоятельства процессуального характера. Они считают, что с течением времени утрачиваются вещественные и иные доказательства, в сознании свидетелей сглаживаются детали преступления и т. д.[9] Несомненно, что со временем в памяти свидетелей могут тускнеть факты, доказательства могут утрачиваться и т. д. Но все это не может влиять на давность. Можно представить себе не редкий случай, когда ни одно из доказательств совершения преступления после истечения срока давности привлечения к уголовной ответственности не утрачено. Однако на вопрос применения давности это повлиять не может. Если установленные в законе сроки истекли, то, несмотря на наличие неопровержимых доказательств совершения преступления, будет применена давность привлечения к уголовной ответственности.[10] Отсутствие доказательств не является основанием для применения института давности. В подобных случаях, как отмечает Р. Д. Рахунов, «надо продолжать следствие, изыскивая новые возможности, а не сдавать позиции, не отказываться от преследования преступника».[11] «Если виновность лица установить невозможно, – пишет В. Е. Смольников, – то нельзя прекращать дело за давностью, применение которой допустимо только тогда, когда бесспорно доказана виновность лица в совершении преступления. Следовательно, существование института давности в нашем законодательстве нельзя объяснить соображениями процессуального характера. Аргументы такого рода совершенно неприемлемы, когда речь идет о давности исполнения обвинительного приговора, когда вина осужденного доказана».[12]
В юридической литературе встречается мнение о «комплексном», «комбинированном» характере институтов давности. Так, Б. А. Галкин полагает, что давность совмещает признаки уголовно-правовые и процессуальные. Вследствие этого, по его мнению, трудно отнести давность к той или иной отрасли права.[13] Эту точку зрения разделяет и Н. Д. Дурманов: «Однако нельзя отрицать известной двойственности положений закона о давности освобождения от наказания и погашения судимости. Например, давность, предусмотренная ст. 48 УК РСФСР, с одной стороны, означает освобождение от наказания, что относится к уголовному праву. С другой стороны, исключается возможность привлечения к уголовной ответственности и какого-либо производства по делу, в частности возбуждения уголовного дела за истечением сроков давности, что относится к уголовно-процессуальному праву (п. 3 ст. 5 Основ уголовного судопроизводства СССР и союзных республик 1958 г.).
Таким образом, нормы о давности, будучи в основном нормами материального уголовного права, вместе с тем имеют существенные черты уголовно-процессуального права. Этим в значительной мере объясняются особенности их действия во времени».[14] В Е. Смольников согласен с Н. Д. Дурмановым по рассматриваемому вопросу.[15]
Несомненно, что уголовное право и уголовный процесс взаимосвязаны. Ибо, как отмечает М. С. Строгович, «уголовно-процессуальное отношение служит средством установления уголовно-правового отношения».[16] Следовательно, уголовно-правовые установления реализуются в особом порядке, установленном уголовным процессом. Но это не означает, что давность – институт материального права – хотя бы частично регламентируется уголовным процессом.
Основания уголовной ответственности определены уголовным законом – ст. 3 Основ. Это предопределяет возможность установления и оснований освобождения от нее только уголовным законом. Вместе с тем ст. 46 Основ регламентирует освобождение от отбывания наказания. Это также (кроме амнистии и помилования) компетенция уголовного права.[17]
Таким образом, основания применения давности носят материальный характер, вследствие чего этот институт регламентируется уголовным правом.
Широко распространена точка зрения, согласно которой основанием освобождения от уголовной ответственности и наказания является отпадение или существенное уменьшение общественной опасности лица, доказанное надлежащим поведением. Так, В. Д. Филимонов пишет: «…давность базируется не на истечении срока, а на том, что за это время виновное лицо не совершило действий, свидетельствующих об его общественной опасности».[18]
Б. С. Никифоров также полагает, что нецелесообразность привлечения к уголовной ответственности определяется главным образом обстоятельствами, относящимися к личности виновного.[19] В. П. Малков рассматриваемый вопрос решает отсутствием преемственности противоправного поведения.[20]
Приведенные высказывания в основном правильно отражают ту основу, на которой базируется институт давности – отпадение или существенное уменьшение общественной опасности лица. Этот вывод следует из содержания ст. ст. 41 и 42 Основ.[21]
Так, в соответствии с ч. III ст. 41 Основ течение давности прерывается, если до истечения указанных в законе сроков лицо совершит новое преступление, за которое по закону может быть назначено лишение свободы на срок свыше двух лет. В части IV указано, что течение давности приостанавливается, если лицо, совершившее преступление, скроется от следствия или суда. Указанные в законе обстоятельства свидетельствуют о сохранении или даже увеличении общественной опасности лица, вследствие чего давность или прерывается, или приостанавливается. Об оценке общественной опасности лица говорит и ч. V ст. 41 Основ, в соответствии с которой вопрос о применении давности к лицу, совершившему преступление, за которое по закону может быть назначена смертная казнь, разрешается судом. То же самое можно отметить и при анализе ст. 42 Основ. Течение давности исполнения обвинительного приговора прерывается, если осужденный уклонился от отбывания наказания или совершит до истечения сроков новое преступление, за которое судом назначено наказание в виде лишения свободы на срок не менее одного года, ссылка или высылка на срок не менее трех лет. Следовательно, и при давности исполнения обвинительного приговора в основу положено или отпадение общественной опасности лица, или же существенное ослабление этой опасности.
Изменение общественной опасности лица оценивается законом в общем виде. И лишь обстоятельства, прерывающие или приостанавливающие давность, влияют на ее применение. Вследствие этого оценка конкретного поведения лица вне обстоятельств, прерывающих или приостанавливающих давность, не подлежит учету. Исключение составляют случаи применения давности к лицу, совершившему преступление, за которое по закону может быть назначена смертная казнь. В этом случае суд с учетом обстоятельств, характеризующих содеянное, последующего поведения лица и т. д., оценивает конкретные факты и на основе такой оценки решает вопрос о применении или неприменении давности (ч. V ст. 41 Основ). Аналогично решается вопрос о давности исполнения приговора к смертной казни (ст. 42 Основ). Следовательно, неточными являются встречающиеся утверждения о том, что давность применяется лишь тогда, когда виновное лицо в течение давностного срока вело «безукоризненный трудовой образ жизни»,[22] «занималось общественно полезным трудом», вело себя примерно.