С этой разнородностью последствия неразрывно связана другая особенность последствия как элемента состава. Она заключается в следующем. Материальные последствия, по общему правилу, поддаются конкретному установлению, нередко измерению; совершено убийство, разрушено здание, похищено сто килограммов хлеба и т. д. Последствия в сфере политической и моральной – интеллектуальные и моральные последствия (подрыв престижа власти, нарушение трудовой дисциплины, обида) – не поддаются такой конкретизации; такого рода последствия не имеют своих измерителей (метр, килограмм, рубль и т. п.). Это обстоятельство, однако, ни в какой степени не меняет природы последствия как элемента состава: поддается ли конкретному измерению последствие, или нет, оно при всех условиях не перестает реально существовать и не теряет своего значения элемента состава преступления. Чтобы правильно и в полной мере оценить эту вторую особенность последствия, необходимо иметь в виду, что именно в сфере политических и моральных ценностей причиненные виновным последствия часто труднее всего поддаются конкретной регистрации. Так, пьяный дебош судебного исполнителя, подрывающий престиж власти в пределах, не поддающихся измерению, не становится на этом основании действием, лишенным последствия. Равным образом, какой-то, быть может, в неизмеримо малой доле, но некоторый ущерб советской торговле наносит спекулянт. Таким образом, как ни своеобразно в указанных и подобных случаях последствие в качестве факта, трудно поддающегося конкретизации и измерению, оно, тем не менее, реально существует в качестве необходимого элемента состава. Иного положения быть не может. Если политическая система, престиж власти, советская торговля признаются объектами посягательств, а такими признает их и закон и теория, то неизбежен вывод, что этим объектам соответственными преступлениями наносится урон. Неуязвимый объект посягательства есть противоречие в самом себе[62]; неуязвленный объект – основание для ответственности за покушение. Но допускать существования оберегаемых уголовным законом объектов, которым ущерб не наносится и не может наноситься, – значит допускать существование норм, карающих заведомо безвредные действия, которые ущерба принести не могут; это, следовательно, значит лишать уголовную санкцию разумных оснований.
Третьей особенностью последствия, особенностью, весьма существенной для понимания последствия как элемента состава, является его условность. Относительность последствия выражается в том, что последствие как элемент состава находится в постоянном окружении многочисленных иных «последствий», отстоящих на разном расстоянии от первоначального человеческого акта. Так, выстрел есть «последствие» спуска курка, разрыв сердечной ткани – последствие попадания пули в сердце, смерть жертвы – последствие разрыва пулей сердечной ткани, самоубийство матери – последствие смерти единственного сына и т. д. Этой условности нельзя упускать из виду, но она вовсе не лишает последствия как элемента состава надлежащей правовой четкости.
Действительно, последствием в качестве элемента состава, как было указано выше, может быть признан лишь ущерб, причиненный объекту посягательства; в этом – первый, весьма существенный признак, ограничивающий последствие как элемент состава от всех иного рода последствий. На этом основании спуск курка как последствие волевого акта или выстрел как последствие нажатия курка – к последствиям – элементам состава – отнесены быть не могут, так как спуск курка сам по себе ущерба жертве не наносит. Игнорирование этого факта – источник ошибок, повторяемых авторами, рассматривающими само преступное действие как последствие волевого акта. Конечно, действие – необходимый элемент состава, но именно в качестве действия, а не в чуждой ему роли последствия.
Другой весьма существенный признак, отличающий последствия – элемент состава – от всех иных последствий, кроется в субъективной стороне состава, которая, конечно, всегда с объективной стороной тесно связана: к элементам состава могут быть отнесены лишь те последствия, которые объемлются умыслом или неосторожностью виновного. Именно поэтому последствие – смерть матери, не пережившей убийства единственного сына, не может образовать элемента состава: не охваченное ни умыслом, ни неосторожностью, оно вообще не может быть вменено в вину убийце сына.
Итак, последствие как элемент состава – понятие сложное: оно имеет, как подробно развито выше, разносторонний характер, оно часто (при интеллектуальных и моральных последствиях) не поддается конкретному учету; наконец, оно имеет относительный характер. Нераскрытые эти особенности последствия затемняли его природу и питали утверждения, что в некоторых деликтах (формальных), где последствие иногда труднее установимо, оно в качестве элемента состава вообще не существует. Напротив, последствие, раскрытое в своем существе (ущерб, нанесенный объекту) и в своих особенностях (разносторонность, относительность), отчетливо выступает в своем качестве необходимого элемента состава. Таково теоретическое положение. Таковы и постановления закона.
Так, примечание к ст. 6 УК РСФСР, имеющее весьма большое принципиальное и практическое значение, говорит о действиях, лишенных общественно опасного характера «в силу своей малозначительности и отсутствия вредных последствий», говорит в общей форме без всяких оговорок или различения «последственных» (материальных) и «беспоследственных» (формальных) преступлений.
Общую оценку последствий как элемента состава дает ст. 10 УК РСФСР, содержащая определение форм виновности – умысла и неосторожности.
Согласно ст. 10 УК РСФСР умышленно действуют лица, которые «предвидели общественно опасный характер последствий своих действий, желали этих последствий или сознательно допускали их наступление»; неосторожно – лица, которые «не предвидели последствий своих поступков, хотя и должны были предвидеть их, или легкомысленно надеялись предотвратить такие последствия». Таким образом, обе формы вины по точному смыслу и прямому указанию закона (ст. 10 УК РСФСР) неразрывно связаны с отношением лица к последствиям его действия.
Так же конструируют понятия умысла и неосторожности новейшие кодексы некоторых зарубежных социалистических стран. Так, § 2 чехословацкого Уголовного кодекса 1950 г. устанавливает:
«Преступным деянием является только такое общественно опасное действие (бездействие), последствия которого предусмотрены законом и наступили по вине лица, совершившего преступное деяние».
Так, и по ст. 5 албанского Уголовного кодекса 1952 г. «деяние является преступлением, если лицо действовало:
а) умышленно, то есть предвидело общественно опасные последствия своих действий, желало этих последствий или сознательно допускало их наступление;
б) неосторожно, то есть предвидело, что в результате его действий могут наступить общественно опасные последствия, но легкомысленно надеялось предотвратить их, или же не предвидело этих последствий, хотя по обстоятельствам дела должно было их предвидеть».
При наличии приведенных выше постановлений закона допускать наличие беспоследственных преступных действий – значит допускать ответственность без вины – положение, явно противоречащее основам социалистического правосудия и действующему советскому законодательству. Нет упоминания о «формальных» и материальных преступлениях в судебной практике. Напротив, указания на последствия содержатся во многих определениях Верховного Суда. Так, по делу М., рассмотренному Судебной коллегией по уголовным делам 30 апреля 1955 г., выдвинуто следующее общее положение: «Обвиняемый может нести уголовную ответственность за наступившие последствия своих действий только в том случае, если они являлись результатом его вины, умышленной или неосторожной».
Аналогично по делу Л. Верховный Суд определением 27 августа 1954 г. устанавливает: «Уголовное преследование не может иметь места, если обвиняемый не предвидел и не мог предвидеть наступивших последствий».
И еще позднее в определении от 22 июня 1955 г. по делу А., обвинявшегося в халатности, Верховный Суд указал: «Обвинение в халатности не может быть признано правильным, если оно основано лишь на факте наступления тяжелых последствий при отсутствии доказательств о небрежном или недобросовестном отношении должностного лица к возложенным на него по службе обязанностям».
В нормах Особенной части значение последствий не может быть иным; оно, конечно, согласовано с требованиями ст. 10 УК РСФСР. В некоторых диспозициях последствие как элемент состава непосредственно указано в законе. Так, ч. 1 ст. 112 УК РСФСР предусматривает «злоупотребление властью, превышение или бездействие и халатное отношение к служебным обязанностям, если в результате их последовал развал руководимого должностным лицом центрального аппарата…» Аналогично ст. 59
3в
Задача правильного применения закона в том и заключается, чтобы, не сводя мысли законодателя лишь к буквальному текстовому ее воплощению, вскрыть ее подлинное и полное содержание. Верность этого положения можно иллюстрировать анализом двух смежных составов, обычно относимых сторонниками так называемых формальных деликтов к формальным составам – оскорбление действием и побои (ст. 159 и 146 УК РСФСР). Где грань между двумя этими составами?
С субъективной стороны и ст. 159, и ст. 146 УК РСФСР одинаково предполагают умысел. Объективная сторона, поскольку она заключается в действиях, и тут, и там выражается в нарушении телесной неприкосновенности потерпевшего. Где же критерий для разграничения побоев и оскорбления действием? Когда действия виновного следует квалифицировать по ст. 159 и когда – по ст. 146 УК РСФСР? Этот критерий заключается лишь в различии последствия, указание на которое отсутствует и тут, и там: если удары причинили боль, – это побои, предусмотренные ст. 146 УК РСФСР; если же удары вызвали обиду, – это оскорбление действием, предусмотренное ст. 159 УК РСФСР. В соответствии с этим и сам потерпевший вправе поставить вопрос о привлечении к ответственности виновного по ст. 159 или ст. 146 УК РСФСР в зависимости от того, какое последствие, моральное (обида) или физическое (боль), для него более ощутимо. Таким образом, грань, лежащая между двумя формальными «беспоследственными» деликтами, оказывается в различиях последствий – последствий, будто бы вообще в них отсутствующих.
Необходимость для каждого состава последствия как одного из элементов, характеризующих его объективную сторону, не может быть оспорена и ссылкой на то, что в некоторых случаях закон говорит о последствиях, которые не наступили, а лишь могли наступить. Наличие подобных составов, конечно, сомнений не вызывает. Так, ст. 109 УК РСФСР говорит о действиях, которые «хотя бы и не повлекли, но заведомо для должностного лица могли повлечь тяжелые последствия»; аналогично ст. 59
3в
повлекло или могло повлечь3в
тяжелых3в
этихиных3в
Действительно, ст. 59
3в
3в
3в
реальнымвозможнымивозможность3в
То положение, что возможность наступления последствия есть, в качестве элемента состава преступления, столь же реальный и требующий установления факт, как и в действительности наступившее последствие, неоднократно признавалось Верховным Судом. Так, С. был осужден Военным трибуналом за то, что, будучи техником-нормировщиком вагоноремонтной колонны № 36, находился 9 ноября на работе в пьяном состоянии, вследствие чего не мог выполнять возложенных на него служебных обязанностей. Коллегия, исходя из того, что появление С. на работе в нетрезвом виде в данном случае не повлекло и не могло повлечь последствий, указанных в ч. 1 ст. 5817 УК Грузинской ССР, признала, что этот проступок подлежит разрешению в дисциплинарном порядке[63].
Верховный Суд, таким образом, признал необходимым исходить из двух установленных фактов: поведение С. 1) не повлекло и 2) не могло повлечь вредных последствий. Но ведь в ряде других составов преступлений, обычно относимых к «формальным», речь идет именно об установлении факта возможных последствий. Так, ст. 156 УК РСФСР предусматривает «заведомое оставление без помощи лица, находящегося в опасном для жизни состоянии, лишенного принять меры самосохранения по малолетству, дряхлости, болезни или вообще вследствие своей беспомощности».
Отнесение преступления, предусмотренного ст. 156 УК РСФСР, к «формальным» основано на ложном представлении, будто «оставление в опасности» – действие (или бездействие), не требующее последствий. Однако совершенно несомненно, что оставление в опасности, то есть создавшееся опасное положение лица, должно быть доказано именно как реально наступившее последствие действий или бездействия (проводник ушел, врач не явился и т. п.) обвиняемого, хотя в законе нет специального указания и на возможность вредных последствий.
Авторы учебника общей части уголовного права – Филлиповский, Толар, Долепский – указывают: «Новый Уголовный кодекс не знает так называемых формальных преступлений, при которых речь идет о простом отклонении (буквально «превышении») от нормы, последствием которого не является нарушение или создание угрозы (опасности) для объекта преступления; в соответствии с новым Уголовным кодексом любое преступление имеет своим последствием причинение вреда или, по меньшей мере, создание угрозы (опасности) в отношении объекта уголовного преступления»[64].
Верность этого положения находит свое подтверждение и при анализе такого своеобразного состава, как мошенничество в смысле ст. 169 УК РСФСР. Эта статья определяет мошенничество как обман или злоупотребление доверием с целью получения имущества; таким образом, ст. 169 УК РСФСР как бы отсекает последствие – получение имущества – от состава мошенничества; мошенничество, согласно ст. 169 УК РСФСР, вполне возможно и без получения имущества. Однако ст. 169 УК РСФСР обязательно требует последствия, конечно, не в форме получения имущества как необходимого элемента состава.
Для выяснения этого вопроса обратимся к следующему примеру. Иванов явился к Сидорову и ложно сообщил ему, что его, Сидорова, жена заболела и просила прислать 1000 руб. Далее можно наметить два варианта: Сидоров поверил, но заявил, что, к сожалению, в настоящий момент денег не имеет. В этом случае в действиях Иванова имеется, согласно ст. 169 УК РСФСР, состав оконченного мошенничества, хотя имущества (денег) Иванов не получил. Здесь последствие – введение в заблуждение Сидорова. Обратимся к другому варианту: Сидоров, выслушав Иванова, ему не поверил, так как он получил за час до прихода Иванова телеграмму, что жена приезжает. В этом случае может стоять вопрос об ответственности Иванова лишь за покушение, по ст. 19 и 169 УК РСФСР, ибо в этом последнем случае обман не привел к результату: Сидоров в заблуждение введен не был. Таким образом, различие в составах мошенничества, согласно ст. 169 УК РСФСР, с одной стороны, и ст. 180 УК РСФСР – с другой, заключается не в том, что по ст. 180 УК РСФСР требуется последствие, а по ст. 169 УК РСФСР такового не требуется: различие лишь в том, что по ст. 180 УК РСФСР последствие – получение имущества, по ст. 169 УК РСФСР – введение в заблуждение.
Выше было отмечено, что среди элементов состава нет лучших или избранных, что все элементы равно необходимы для наличия описанного в законе состава преступления. Отсюда, однако, не следует, что значение элементов во всех отношениях однородно. Напротив, необходимо с полной отчетливостью подчеркнуть следующее положение.