Ужас заставил старого ореля немедленно проснуться. Он сел на своем ложе, опасаясь хоть на миг снова закрыть глаза, чтобы страшная картина не повторилась. Но дрожь во всем теле никак не унималась. Чтобы немного успокоиться, Старик взялся навести в гнездовине порядок, и некоторое время сосредоточенно переставлял с места на место сосуды и миски, стряхивая пыль с каменных выступов под ними. У самого порога он заметил островок разросшегося лишайника, который необходимо было соскоблить, но вспомнил, что каменная лопатка осталась на заднем дворе. И Старик решил за ней сходить.
Он сразу увидел хмурого орелина, роющегося в земле. Парень доставал из его нового захоронения обломок за обломком и отбрасывал их в стороны. Словно в лихорадке он пробегал глазами текст, а потом снова начинал рыть, как будто искал что-то совсем другое.
Старик ощутил, как в одно мгновение его покинули и жизненная сила, и воля. Помертвев, он наблюдал за происходящим, не в силах отвести глаза. Недавний кошмарный сон оборачивался явью!
Безжизненно, почти машинально, отвечал он на расспросы взбешенного орелина, при этом голос его делался все слабее и тише. Беда пришла! И, хотя была давно ожидаема, все равно застала врасплох. Поэтому, когда Летающий пробежал мимо него на улицу, Старик только и смог, что прошептать:
– Судьба…
И бессильно привалиться к стене гнездовины.
* * *
Лоренхольд в гневе шагал по улице, не обращая внимания на удивленные взгляды поселян. Текущие слезы он размазывал грязными от земли руками, так что скоро его лицо стало совершенно ужасным. Ненависть душила ореля! Проклятый Старик все знал и говорил об этом так спокойно, словно не видел в убийстве Тихтольна ничего ужасного! Но ничего, он еще поймет, как все это страшно, когда против него обернется гнев всех жителей Шести Городов…
Неожиданно на плечо юноши легла чья-то рука.
– Лоренхольд, что с тобой? Ты ужасно выглядишь! Уж не перебрал ли ты вчера с непривычки сока Кару?
Говоривший оказался Клиндоргом – старинным знакомцем из Южного Города. Когда-то он жил по соседству с Тихтольном, и Лоренхольд, навещая брата, коротко с ним сошелся… До чего же давно все это было! А теперь Клиндорг жил в Гнездовище. Около месяца назад была его свадьба, и Лоренхольда тогда тоже звали, но он не полетел. Сейчас же, глядя на веселое лицо Клиндорга, юноша горько об этом пожалел. Полети он тогда, может быть, все случилось бы раньше, и возмездие уже свершилось бы, и Геста не связала свою судьбу с поселянином!
– Так что с тобой случилось, Лоренхольд? – Клиндорг потряс задумавшегося приятеля за плечо.
– Лучше ты скажи, что случилось с тобой…
Лоренхольд выдавил эти слова с трудом, хрипло… Он хотел продолжить и спросить: «что случилось, раз ты решил остаться жить в этом проклятом месте», но запнулся. Последние слова застряли в горле вместе со сдерживаемым рыданием, а Клиндорг понял недосказанный вопрос по-своему.
– Со мной? Так тебе уже кто-то рассказал? Я бы, конечно, не назвал это «случилось», но ситуация вышла действительно забавная. Представляешь, моя жена и её мать боятся отпускать меня летать в горы, потому что считают, что это опасно.
Клиндорг беззаботно рассмеялся, но Лоренхольда словно обожгло лавой.
– Боятся! – крикнул он со всей силой своего отчаяния, прорвавшегося наружу. – Думаешь, они этого боятся?! Не-ет, Клиндорг, они боятся совсем другого! Им нужно сравнять тебя с собой и заставить забыть великолепие Сверкающей Вершины, чтобы ты не знал другой радости в жизни, кроме как возиться в земле и сушить их проклятые листья!…
– Что ты несешь, Лоренхольд?! Опомнись! – опешил Клиндорг. – Не кричи так, тебя же слышат!
Побелев лицом он обернулся вокруг, на поселян, замерших в изумлении, но Лоренхольда было уже не остановить.
– Беги со мной, друг! Беги отсюда! Что общего может быть у тебя с твоей бескрылой женой?!…
– Замолчи! Ты с ума сошел! Я люблю её!
– Это сейчас! А что будет потом, когда тебе запретят сначала летать в эти горы, потом на Сверкающую Вершину и, наконец, ты не сможешь даже расправить крылья?! О чем ты будешь говорить с ней, не знающей восторгов полета в бескрайнем небе, когда ты на равных с Солнцем и Луной, а горы под ногами кажутся мягкими, словно легкое облако! Не зарыдаешь ли ты, глядя на своих детей, ползающих по камням, подобно гардам? Какие истории будешь им рассказывать? Про высокие города на вулканах? Про мудрых Иглонов и их народ? Про тайны, которыми наполнено розовое облако на рассвете?… Или предоставишь своей жене право поведать поучительную историю о предке-убийце?…
Толпа вокруг постепенно росла. Привлеченные криками Лоренхольда из своих гнездовин повыходили поселяне. Кое-кто из них еще натянуто улыбался, считая все происходящее лишь неудачной шуткой. Но большинство разобралось, в чем дело и так уже не считало. Их знания языка орелей вполне хватало, чтобы понять, о чем Лоренхольд говорил, и это им совсем не нравилось. Лица поселян делались все суровее, и все чаще начали они недоброжелательно поглядывать на группу молодых Летающих орелей, жмущихся к ограде ближайшей гнездовины. Не зная в чем дело, те поначалу были страшно напуганы странным поведением своего сородича. Но, по мере того, как Лоренхольд говорил, испуг на их лицах начал сменяться пониманием. Парень, конечно, не в себе и, пожалуй, слишком резок, но в словах его, несомненно, была доля правды.
Клиндорг тоже выглядел смущенным, однако, последняя фраза приятеля о прародителе-убийце совершенно его возмутила.
– Помилуй, Лоренхольд, это-то тут причем?!
– Причем?!…
Орель на мгновение запнулся. Он не был уверен в своем праве рассказывать кому-либо об ужасной находке, прежде чем о ней узнают Иглоны. Но в памяти всплыла увиденная недавно картина – мертвый Тихтольн в тесной пещерке, его высохшее, сморщенное, как у старца лицо – и Лоренхольд не смог промолчать. Он обвел глазами толпу, усмотрел понимание в лицах своих сородичей и, обращаясь только к ним, заговорил:
– Я надеюсь, все вы помните нашу с Тихтольном выходку? Как, в обход запрета, мы тайком прилетели сюда, чтобы посмотреть на Гнездовище? И, как потом, ошибочно испугавшись того, что местные жители умеют летать, Тихтольн отправил меня домой, а сам вернулся? Он знал, чувствовал, что поселянам доверять нельзя и стал первой жертвой! Тут недалеко, на этой вот скале, есть пещерка, в которую затолкали его мертвое тело! Эти потомки убийцы недалеко ушли от своего прародителя! Они убили Тихтольна и даже не потрудились как следует скрыть его могилу!…
Толпа в ужасе отшатнулась, а лица Летающих исполнились гневом. Не обращая внимания на растерянность и замешательство среди жителей Гнездовища, они подались вперед и закричали, перебивая друг друга:
– Где это, Лоренхольд?!!!…
– Покажи нам!…
– Ты точно видел Тихтольна?…
– Ты уверен, что его убили?…
– Но за что?!!!
– Я покажу вам и объясню за что! – Лоренхольд распалялся все сильнее. – Знаете, чего они хотят больше всего? Снять проклятие Хеоморна, наложенное на весь их род! Говорят, что Генульф целую пещеру покрыл своими записями. Видимо раскаялся в конце жизни и захотел объяснить, наконец, зачем совершил свои злодеяния. Но пещера погибла в Обвале, а её обломки с остатками записей здесь тщательно скрывают. Поройтесь на заднем дворе у Старика, что живет возле чаши – там их предостаточно закопано! Тихтольн, видимо, тоже что-то нашел и поплатился за это! Его могила была завалена камнем, явно принесенным с другого места. Наверное, его там тоже прятали, потому что какие-то записи на плоской стороне были. К сожалению, я их не прочел – не до того было, да и камень раскололся при падении – но причина, по которой моего брата убили, полагаю ясна!
Смятение среди поселян достигло предела. То, в чем их обвинял этот Летающий, было чудовищно! Растерянно переглядывались они друг с другом, и только Торлиф, стоявший и слушавший в некотором отдалении, оставался спокоен.
Наконец-то!
Этот парень высказался так, что лучше не придумать!
Вот сейчас его, Торлифа, как старейшину, попросят что-нибудь ответить, и он ответит! Ответит так, чтобы никогда больше никого из Летающих орелей в Гнездовище не увидели!
– Торлиф, Торлиф! – закричали в толпе. – Скажи же что-нибудь!
Старейшина Гнездовища ласково улыбнулся.
– Конечно.
Он подошел к Лоренхольду, но разговаривать стал не с ним. Повернувшись к орелю спиной, Торлиф заговорил, обращаясь только к поселянам и, в противовес крикам Лоренхольда, голос его был мягок и вкрадчив.
– Наш гость очень возбужден. Похоже, он немного не в себе, и мы должны отнестись к этому со снисхождением. Тем более что обвинения просто смехотворны. Мы уже говорили, что не видели пропавшего орелина. Но, даже если это не точно, и кто-то из вас его все же видел, но скрыл это, то каким образом смог бы он отнести тело в горы? Никто из наших не в состоянии взлететь на дерево, не говоря уже о скале…
– А Старик! А пропавший мальчишка! – закричал Лоренхольд.
Торлиф, не оборачиваясь, снисходительно улыбнулся, словно сзади капризничал неразумный ребенок, которому не следовало потакать ради его же блага.
– Старик слишком стар, а Нафин – слишком юн. Где им убить молодого, здорового и, конечно же, сильного Летающего ореля! Кажется, наш обличающий гость клевещет на своих же сородичей, намекая на их слабость…
По группе Летающих пробежал возмущенный ропот, когда те, кто хорошо знал язык, перевели остальным слова Торлифа. Но жители Гнездовища, которых было намного больше, заставили их замолчать и попросили старейшину продолжить.
С трудом скрыв удовлетворение Торлиф изобразил на лице печаль и развел руками, как будто извинялся за то, что не хотел, но вынужден говорить горькую правду.
– Всем нам известно, что наш прародитель Генульф был изгнан за тяжелое преступление. Но разве он родился в Гнездовище? Нет! Он основал его, придя сюда со Сверкающей Вершины! И здесь, к счастью, никого не убивал. Поселянам подобное злодеяние не знакомо. Зато предки наших блистательных гостей, очевидно, были знакомы с ним очень хорошо, и примером тому, как ни печально, может служить именно наш прародитель. Поэтому немного странно, что родство с ним вменяют нам в доказательство того, что все мы тут склонны к убийствам! Я теряюсь в догадках – зачем это нужно, но… Страшно предположить, но, может быть, наш обвинитель измыслил все эти чудовищные вещи, чтобы прикрыть ими своё собственное злодейство!…
Клиндорг громко вскрикнул и попытался что-то возразить, но ему не дали. Поселяне угрожающе придвинулись, а малочисленные Летающие орели сочли за благо удержать его и послушать, что будет дальше.
– Ну да, конечно! – хлопнул себя по лбу Торлиф, будто его только что осенило. – Мы же все несколько мгновений назад слышали, как этот юноша говорил, что прилетел вместе со своим братом поглазеть на нашу жизнь вопреки запрету. Это очень плохо, конечно, и в Гнездовище такое вряд ли могло произойти. Но меня сейчас больше всего заботит, почему домой вернулся только один? С какой стати второй остался следить за нами? Мы много лет тихо и мирно живем своей жизнью, никому не мешая, и эта слежка выглядит как-то глупо! Я бы даже сказал – неестественно и неправдоподобно. Но, если предположить, что орели, тайком прилетевшие сюда, по какой-то причине повздорили, и один убил другого, случайно или намеренно, а потом спрятал тело, завалив тайник первым попавшимся камнем, то все становится похожим на правду и выглядит вполне логично! Поэтому убийца и не показывался у нас все это время – из-за неприятных воспоминаний, или из-за боязни выдать себя как-нибудь… Но потом он раскаялся, а может, узнал, что пропавшего ореля все-таки собираются искать, и прилетел к месту преступления. Благо повод нашелся подходящий – сестра выходила замуж. А здесь уже, пользуясь нашей открытостью и радушием, вызнал кое-какие тайны и придумал, как сделать этих ничтожных нелетающих глупцов ответственными за убийство своего брата! Причем, в ход пошло все, даже Генульфовы записи, которых мы в глаза не видели. Но даже если бы и видели, то молодой человек не принял в расчет то, что мы не умеем читать. А, чтобы скрывать так усердно какую-то тайну, нужно, по меньшей мере, знать, о чем она.
И Торлиф снова развел руками под одобрительные крики поселян.
Лоренхольд ничего не понял из речи старейшины. Язык Гнездовища был ему незнаком. С Сольвеной они общались без помех, потому что девушка прекрасно выучила орелинский, но сейчас он мог только по лицам притихших сородичей понимать, что говорится что-то ужасное. Наконец, Клиндорг, понимавший больше других, заплетающимся языком перевел ему то, что было сказано, и мир почернел в глазах Лоренхольда. Он рванулся к Торлифу, однако старейшину загородили собой поселяне. Тогда, беспомощно осмотревшись по сторонам, юноша вдруг заметил в толпе Сольвену и, радостно вскрикнув, бросился к ней. Девушка пыталась сопротивляться, но Лоренхольд все же вытащил её за руку на середину пустого пространства, образовавшегося вокруг Летающих, и закричал:
– Сольвена, скажи им! Ты же знаешь, что твой сбежавший приятель виделся в тот день с моим братом! Скажи, что Тихтольн был еще жив, что я не убивал его!!!
– Но я не знаю! – Сольвена вырвала руку и попятилась. – Я только предположила, что они встретились, но не уверена в этом! Нафин мог найти твоего брата уже мертвым и просто похоронить его. Откуда мне знать, как было дело?!
– Но ты же слышала, в чем меня обвиняют!…
– А разве ты не обвинял в том же самом Нафина? Ты первый начал, и не проси, чтобы я выгораживала тебя! Кто ты такой? Я вижу тебя всего второй раз, брата твоего вообще не видела, и, кроме того, что Нафин не мог убить, больше в ваших делах ничего не знаю!
Сольвена посмотрела в помертвевшее лицо Лоренхольда и, прежде чем уйти обратно, к своим, еле слышно прошептала:
– Я же говорила тебе – не лезь в это дело. Вот и ты с ума сошел…
Но Лоренхольд её уже не слышал. Он повернулся к своим сородичам и потерянно спросил:
– Вы тоже мне не верите?
– Я верю!
Вперед выступил незнакомый Лоренхольду орелин средних лет.
– Я помню тот день. Был в охране дворца Нижнего города, когда тебя привели. Мой товарищ – рофин рассказывал тогда, что со своей сторожевой башни на вулкане видел на старой дозорной площадке двух орелей. Один из них полетел в город, а другой – в горы. Тот, который прилетел в город, был ты, значит, второй был Тихтольн. И он был жив!
Летающие взволнованно зашумели. Выходило, что Тихтольна действительно убили именно здесь! И слова Торлифа предстали перед ними в ином свете. Если бы он просто сказал, что ничего не знает, что готов вместе с ними провести расследование, поселян вряд ли можно было бы заподозрить в злом умысле. Но старейшина сразу перешел в наступление и говорил так, словно давно к этому готовился. Не означает ли это, что здесь знали об убийстве и теперь пытаются выгородить виновного?
– Об этом следует немедленно доложить Иглонам! – твердо сказал страж Нижнего Города. – И если все со мной согласны, то улетать отсюда нужно сейчас же!
– Нет, подождите, так нельзя! – воскликнул Клиндорг, глядя с какой готовностью все кивнули. – Мы бросаемся обвинениями, хотя еще вчера мирно сосуществовали и восхищались друг другом! Тихтольн ведь мог погибнуть по роковой случайности! Вы же слышали, что сказала Сольвена! Тот, пропавший мальчик не мог убить, а больше некому…