– И ты веришь им?! – перебил его Лоренхольд. – Неужели любовь к поселянке так тебя захватила, что затуманила твой разум? Они же завидуют нам, и, кто знает, может быть, втайне ненавидят! Тихтольна просто убили, а с такими, как ты поступят по-другому: заманят в свои сети и превратят в бескрылых, как они сами!
– Неправда! Нижние орели всегда были добры к нам!…
Клиндорг хотел еще что-то сказать, но тут снова раздался голос Торлифа:
– Нижние орели! – издевательским тоном передразнил он. – Нижние! Вы слышали, жители Гнездовища, какое прозвище они нам дали?! Мы, конечно, вроде бы орели, но нижние! Ничтожные! Не умеющие летать существа, которые ползают где-то под ногами истинных орелей, живущих в великолепных городах в поднебесье и снисходящих к нам в знак особой милости! А мы «были добры к ним»! Просто добры! Не равны, нет, об этом речи не идет! Всего лишь забавный народец и жалкое подобие подлинности! «Ну надо же, и это вы делаете, как мы!…», – уверен все из вас слышали такое неоднократно от наших гостей, и я удивлен, почему до сих пор мы это терпели!… Но теперь довольно! Блистательные орели высказались достаточно ясно! Думаю, все мы понимаем, что в Гнездовище им больше не место, как и нам, таким ничтожным, не место на их Сверкающей Вершине!
– Согласен! – громко заявил на языке поселян страж Нижнего Города. – Потому улетаю сию же минуту!
Он в двух словах перевел тем, кто не все понял, слова Торлифа и расправил крылья.
– Отлично! – воскликнул Лоренхольд. – Мне нечего возразить! Но сначала я заберу сестер. Они ни на мгновение здесь не задержатся!
– Верно! – подхватил страж. – И всех остальных, кто еще ничего не знает, тоже нужно забрать!
Бросив надменный взгляд на поселян, орели плавно поднялись в воздух и полетели, кто куда. Некоторые – с Лоренхольдом, а остальные – к знакомым гнездовинам, где еще оставались их сородичи. Поселяне хотели, было последовать за ними, но Торлиф не дал.
– Пусть улетают, – сказал он. – Я буду очень рад, если больше никогда не увижу в Гнездовище ни одного из этих большекрылых гордецов!
Он насмешливо глянул на Клиндорга, одиноко и потерянно стоящего на том месте, с которого только что разлетелись орели, и ушел.
А вскоре над Гнездовищем поднялась целая стая Летающих, которая плавно, с большим достоинством, набрала высоту и потянулась в сторону Сверкающей Вершины. Через мгновение от неё откололась небольшая группка во главе с Лоренхольдом, чтобы взглянуть на страшный тайник на скале, и в поселении остались лишь те немногие, которые успели завести семью.
Печально сидели они в гнездовинах, держа за руки своих избранников, и не знали, какими словами утешить друг друга.
* * *
Лоренхольд был так взбешен отказом сестры лететь с ним, что не сразу нашел нужное место. Но, когда орели опустились на площадку, где в пещерке лежало тело Тихтольна, его гнев вернулся в прежнее русло.
Лоренхольд смотреть на брата ещё раз не стал, лишь задумчиво стоял в стороне пока его коленопреклоненные сородичи, накрывшись крыльями, словно шатром, говорили, каждый по-своему, как они скорбят по Тихтольну.
«Прости, брат, – шептал он сам себе, – прости, что не стою сейчас с другими. Но сначала я должен решить, как отомщу за тебя, а потом ты узнаешь всю боль моего сердца, которая не утихнет до самой смерти!».
На всякий случай Лоренхольд решил поискать останки того камня, которым прежде был укрыт вход в пещерку, но, увы, нашел всего лишь мелкие обломки с ничего не значащими фрагментами слов.
– Лоренхольд! – позвал сверху страж Нижнего Города. – Оставь это, нам нужно решить, что делать дальше.
Орели уже завершили скорбный ритуал, заложили поплотнее могилу Тихтольна найденными вокруг камнями, и теперь понуро стояли на площадке.
– Меня зовут Тористин, – сказал страж, протягивая Лоренхольду руку, – и будь я трижды проклят, если мы оставим это злодеяние безнаказанным! Сейчас самое время лететь к Великому Иглону и просить его покарать виновного, кем бы тот ни оказался!
– Виновен, скорей всего, сбежавший мальчишка, – сказал Лоренхольд. – Все указывает на это. Он видел нас с Тихтольном, забрал наши сосуды, но потом забрал их и из своей гнездовины. Раньше я считал, что он хотел отнести еду Тихтольну, которого неизвестно зачем прятал от своих сородичей, но теперь уверен – мальчишка просто уничтожал все следы нашего пребывания здесь!
– Плохо! – нахмурился Тористин. – Мальчишка улетел уже давно, и теперь его не найти…
– Улетел ли, – усмехнулся Лоренхольд. – Куда? Без еды и питья искать детей Дормата неизвестно где?…
Он заметил удивление на лицах орелей и вкратце пересказал им то, что узнал от Сольвены о предсказании, о якобы помешательстве Нафина и его отца на поисках детей Дормата и об украшении Тихтольна, найденном в тайном убежище под скалой. Заодно он поведал и о своей находке на заднем дворе древней гнездовины, в которой жил Старик и высказал предположение, что мальчишку просто прячут.
Орели молча переглянулись. В том, что произошло убийство, никто больше не сомневался. Мотив был очевиден. О пещере Генульфа многие слышали от поселян, но те уверяли, что записи безвозвратно погибли. Теперь же выясняется, что кое-что уцелело и старательно скрывается! А раз в поселении были орели, всерьез относящиеся к странноватому предсказанию, то, что им мешало так же серьезно относиться и к сокрытию тайны, в Генульфовых записях? Настолько серьезно, что ради этого они не остановились даже перед убийством!
– А теперь представьте себе, – продолжал Лоренхольд, – что в своей пещере Генульф указал куда таинственные облака унесли нерожденных детей! Представьте, что малютки все же родились, более того – выжили! А может быть даже.., нет, это уж совсем невероятно.., хотя.., как же я раньше-то не подумал! – Лоренхольд вдруг схватился за голову. – Старик – сын Генульфа и до сих пор живет! Что если и дети Дормата до сих пор живы?! А Старик, верный заветам отца, не желавшего, чтобы правили наследники его брата, хранит в тайне местоположение законных правителей?! Он будет ждать их смерти и только потом умрет сам! Видимо причина, по которой Генульф решился на свое преступление, настолько ужасна, что о ней не должен знать ни один орель со Сверкающей Вершины! Но одному нести подобное бремя тяжело. Или Старик не был уверен в собственном долголетии, потому готовил себе смену – сначала отца мальчишки, а потом и его самого. По указке Старика эти несчастные рылись в Обвале, чтобы ни одно слово из пещеры Генульфа не осталось не припрятанным, а глупое, малопонятное предсказание было выдумано, чтобы как-то обосновать эти раскопки. Они могли застать Тихтольна за чтением текста с того камня, который я по несчастию разбил, и убить. Потом Старик велел мальчишке спрятаться, а его исчезновение объяснил все тем же предсказанием!…
– Не знаю, не знаю, – Тористин задумчиво потер подбородок. – Все это немного странно. Зачем Генульфу вообще понадобилось оставлять какие-либо записи, если он не хотел, чтобы их прочитали?
– Трудно сказать. Возможно, он оставил объяснения для тех, кто придет после его сына. Генульф ведь не знал, что Старик проживет так долго. Потому и выбрал отдаленную пещеру внутри хребта, которую легко было бы охранять, а при необходимости завалить навеки! Но невероятный удар молнии разрушил его планы, и Старику ничего другого не оставалось, как собрать и перепрятать то, что удалось найти.
Тористин некоторое время молчал, размышляя, а потом повернулся к остальным.
– Я начинаю думать, что Лоренхольд прав, – сказал он. – Убийство очевидно, мотив имеется, доказательством чего служат обломки пещеры, укрываемые Стариком, да и пропавший мальчишка… Куда он мог улететь? На Сверкающей Вершине чужаков не появлялось, а в заснеженных горах и, тем более, на земле, орелю не выжить. Он прячется где-то здесь. Может быть, в гнездовине самого Старика, там ведь никто никогда не бывал…
– Был.., – прошептал Лоренхольд, бледнея от собственной догадки. – Там был Великий Иглон. Он провел в гнездовине Старика все время, пока мы находились в Гнездовище в тот первый прилет. А обратно летел смущенный и чем-то расстроенный. Все тогда решили, что это от волнительного дня и бессонной ночи, но я уже давно подозреваю, что это не так! Возможно, его смутила тайна, которую Старик все же открыл, но почему Правитель никому ничего не сказал?…
– Поступки Иглонов не обсуждаются! – предостерегающе поднял руку Тористин. – Донахтиру лучше знать, что нужно делать, а что не нужно, и если он решил оставить тайну Старика тайной, то я готов это принять. Но Правитель ничего не знает об убийстве! А это многое меняет. Хитрый Старик обманул и его рассказом о том, что Тихтольн улетел вместе с их мальчишкой. Разве не это все мы услышали, когда Правитель вернулся? Но убийца должен быть найден и наказан. Поэтому мы немедленно летим в Главнейший город, все рассказываем и просим у Великого Иглона дозволения обыскать Гнездовище.
Орели содрогнулись. То, что предлагал страж Нижнего Города было мерой исключительной, и никогда прежде орели со Сверкающей Вершины ничего подобного не совершали. Но и сама ситуация была исключительной тоже.
– Я согласен, – подал голос один из них. – Со всем этим необходимо разобраться. Тайны тайнами, но произошедшее сегодня мне ужасно не понравилось. Особенно слова их старейшины о том, что убийство для нас дело обычное!…
– Я тоже согласен, – откликнулся другой. – Но более потому, что терпеть не могу ложь! Они лгали нам, что рады нас видеть, что готовы принимать в своих семьях и делиться всем, что имеют, а сами в это же время ненавидели, считая заносчивыми гордецами! Такое трудно простить, особенно тем, кого искренне уважал…
– И я уважал! – горячо поддержал третий. – И никогда не обращал внимания на то, что они нам не ровня! Какая, в конце концов, разница?! Их предки породнились с бескрылыми из Долины, вряд ли считая живущих на земле равными себе, однако, это никому не мешало!
– Видимо, они их считали «нижними», – усмехнулся Тористин, – потому-то старейшина и говорил с таким знанием дела о том смысле, которое вкладывает в это слово. Но о своем отношении к поселянам и их поступкам мы поговорим позже, а сейчас нужно не мешкая лететь домой…
– Нет!
Лоренхольд стоял на самом краю площадки и смотрел на Гнездовище, казавшееся отсюда крошечным и мирным.
– Нет, Тористин, – повторил он, – домой мы сейчас не полетим. Было непростительной ошибкой не забрать с собой найденные обломки. Ты прав, что Иглоны мудры и лучше нас знают, как нужно поступить. Но что будет, если в своей мудрости они решат считать смерть Тихтольна роковой случайностью, а ссору с поселянами досадным недоразумением? Что если они, как прежде, наложат запрет на полеты в Гнездовище, оставив все остальное, как есть?! У тебя там никого не осталось, а у меня в поселении сестра! И еще несколько орелей, чьи близкие сойдут с ума от беспокойства! Теперь это дело не только мести, но и их спасения! А с обломками Генульфовой пещеры в руках мы дадим понять Правителю, что знаем много больше, чем ему бы хотелось, но готовы молчать, если он поступит по справедливости, а не так, как может подсказать ему его мудрость и трезвый расчет!
– Ты хочешь пойти против Великого Иглона?! – отступил на шаг Тористин.
– Нет, я всего лишь хочу найти и наказать убийцу брата и спасти тех, кто здесь остался от унижений, которым их теперь подвергнут поселяне. К тому же нам не обязательно показывать остатки записей сразу. Возможно, Правитель и без этого с нами согласится.
– Верно, верно! Он прав! – закричали остальные орели.
– Что ж, – развел руками Тористин. – придется, видно, и мне с вами согласиться.
– Тогда летим! – воскликнул Лоренхольд. – Я покажу вам, как подобраться к гнездовине Старика незаметно. И хотя нам нечего таиться, потому что правда на нашей стороне, все же лучше пока не привлекать к себе внимания.
– Летим, – кивнул головой Тористин, расправляя крылья. – Сделаем это немедленно! Заберем проклятые обломки, пока этот хитрец не перепрятал их получше!
И орели бесшумно полетели вниз, к подножию скалы.
* * *
Торлиф шел по Гнездовищу с легким сердцем. Его желание исполнилось! Летающих орелей в поселении больше не осталось! Те, семейные, которые забились в свои гнездовины, не в счет! Эти не станут задирать нос и кичиться огромными крыльями. Теперь они будут сидеть тихо и, если захотят сохранить свои семьи, то о Сверкающей Вершине придется забыть навсегда! Отныне поселение снова будет жить только своей жизнью.
С растущей радостью в душе наблюдал Торлиф, как в мгновение ока исчезли и были запрятаны подальше орелинские одежды. Он прислушивался к разговорам, которые вели, собравшись в кучки, его сородичи, и ликовал, потому что малейший промах, едва заметное неосторожное слово или неудачная шутка вчерашних блистательных гостей были вспомянуты и преувеличены в свете новых событий.
Ах, какой умница этот Летающий парень!
Одним махом он начал и завершил то, к чему Торлиф не знал, как и подступиться! Сколько бессонных ночей провел старейшина, перекатываясь с боку на бок на своем ложе, но так и не смог придумать способа, как заставить высокомерных гостей проявить себя во всей красе. Уж на что только он не отваживался! Пока никто не видел, как можно небрежнее разливал Серебряную Воду на самых видных местах, тайком срывал покрытия с гнездовин самых скандальных поселян, но все эти мелочи чудесным образом исчезали, не вызывая даже незначительного недовольства ни с одной, ни с другой стороны.
И вдруг, такая удача!
Вот уж воистину, сказано – сделано! И не какая-то мелкая ссора из-за сбитых листьев, а убийство!!!…
Конечно, само по себе оно не повод для ликования, и Торлифу было даже немного жаль того мертвого бедолагу, погибшего, скорей всего, случайно. Но из жителей Гнездовища никто такого не мог совершить, даже глупый Нафин, и совесть поселян чиста, зато избавиться от Летающих эта смерть помогла.
Сейчас они, наверное, спешат к своим Иглонам, чтобы пожаловаться, но те не так глупы и не затеют серьезного конфликта. Скорей всего, просто прекратят всякие отношения после того, как пожелают расследовать все обстоятельства смерти своего орелина.
Против этого Торлиф не возражал. Пожалуйста, сколько угодно! Он ни минуты не сомневался в том, что Великий Иглон рассудит так же, как и он сам и признает смерть результатом несчастного случая. А потом жизнь вернется в привычную колею. И самое приятное во всем этом то, что он, Торлиф, здесь совершенно не при чем! Никто из поселян, как бы ни обернулось дело, не сможет упрекнуть его в развязывании ссоры, никто не ткнет пальцем и не скажет: «это он первый начал». Нет! Торлиф – умница! Торлиф ни разу не повысил голоса, говоря с Летающими, зато был прям и честен, и отстаивал достоинство свое и своих сородичей. Даже теперь, когда распаляя самих себя и заводя друг друга, поселяне все злее и злее обсуждали тех, кого еще утром привечали, как лучших друзей, он только молча слушает, не раздувая еще больше уже бушующий пожар.
Но один неприятный момент все же был. Так, незначительное темное пятнышко, которое следовало, однако, прояснить. Тот кричащий орелин упомянул, что на заднем дворе Стариковой гнездовины спрятаны обломки Генульфовой пещеры. Самому Торлифу до них дела не было – он все равно не умел читать. Но тот факт, что Старик, вечно уверяющий всех, что от пещеры ничего не осталось, тем не менее, прячет у себя её обломки, настораживал. В другое время старейшина и на это не стал бы обращать внимания, но, если орели со Сверкающей Вершины затеют расследование, он должен быть уверен, что с этой стороны никакого подвоха не будет.