– Лодьи тут есть?
– Есть. Рулаву скажу, он приготовит.
Воята потянулся к ее повою, из-под которого выбилось несколько светлых прядок, и сдвинул его назад.
– Не трогай! – Предслава перехватила его руку.
– Мне можно, я же свой.
– Отрастут – тогда любуйся. – Предславе было очень досадно, что ее красивые волосы пришлось обрезать.
Перекусив остатками вчерашних пирогов, Воята ушел в гридницу и к Рулаву – готовить дружину к отъезду. Предслава тем временем пообещала собрать свои вещи и даже решила взять с собой ларь, в котором когда-то привезла приданое: так или иначе сложится ее судьба, а в Коростень ей едва ли суждено воротиться, нет ей больше тут места. Когда в полдень явился Далибож в сопровождении трех волхвов – Дедильца, Держигора и Творяны, – все свадебные принадлежности уже были снова погребены на дне ларя, изба приобрела обычный вид, а хозяйка встретила гостей в белом уборе. Войдя, все четверо внимательно оглядели ее с головы до ног, отыскивая признаки свершившихся перемен, но ничего не нашли, и по лицам было видно, что гости утратили уверенность: не напрасно ли они сюда явились? Творяна бросила вопросительный взгляд в сторону хозяйской постели, но и лежанка за отдернутой занавеской, опрятно заправленная, ни о чем рассказать не могла. Зато сам этот взгляд кое-что сказал Предславе.
Она невозмутимо вытерпела осмотр: почти наверняка случившееся должно было выплыть наружу, но Предслава не боялась этого. У нее было такое чувство, что теперь уже ничто не в силах ее устрашить.
– За тобой мы, княгиня. – Далибож поклонился. – Народ деревлянский на Святой горе собрался, видеть тебя желает.
– И я желаю видеть народ деревлянский. – Предслава кивнула. – Мне есть что сказать ему.
Волхвы переглянулись, Дедилец выразительно двинул бровями: Быляна не соврала!
Покрывшись плотным валяным плащом от сырости, Предслава вышла на двор. Дождь почти перестал, с серого неба сыпалась морось. Ее уже ждали Рулав и Воята, за их спинами толпились гриди: прослышав о народном сборище, оба намеревались ее сопровождать. На Вояту волхвы воззрились с новым любопытством, но он ответил хмурым взглядом. Надеясь, что змея все-таки отвадили насовсем, он тем не менее стремился поскорее увезти Предславу отсюда и не хотел, чтобы какие-то новости задержали отъезд.
Широкое пространство на вершине Святой горы было сплошь занято народом: здесь собрались жители всех коростеньских круч и ближних весей. Слухи в толпе ходили один чуднее другого: про летучего змея, про покойного князя, который не желает упокоиться и все ходит к вдове, про гнев Князя-Ужа и новые явления мертвой колдуньи, что уже семнадцать лет в ночи полнолуния сметает с прибрежных камней остатки собственной крады. Говорили, что мертвая голова колдуньи предрекала страшные беды, что княгиня схватилась с самим Зверем Забыть-реки, а он, изгнанный, обещал в отместку затопить все поселение. И хмурый мелкий дождь, который в иные осенние дни не привлек бы никакого внимания, теперь воспринимался как начало страшной кары: так и будет лить, пока Ужа не выйдет из берегов и волны не поднимутся до самых круч!
И, разумеется, о том, что княгиня справила свадьбу с собственным братом и что теперь эта беззаконная и проклятая богами пара собирается править в Деревляни, навлекая на все племя гнев богов.
Когда Предслава появилась, народ загудел – встревоженно, испуганно, удивленно, гневно. Но она даже бровью не повела.
– Здоров будь, весь люд деревлянский! – Выйдя на свободное место перед камнем-жертвенником, Предслава с достоинством поклонилась старейшинам, стоящим в первых рядах, и волхвам, разместившимся возле идолов. – Спасибо, что собрался. Пришла мне пора прощаться с тобой, Деревлянь Великая. Хорошо я здесь пожила, да вышло время. Возвращаюсь я в Киев, к родичам моим, а там как Макошь даст. Взамен приедет к вам новый князь молодой с княгиней – Свенельд Ольгович с Людомилой Доброгневовной, внучкой Мстислава. Любите их, служите верно, как мне и мужу моему служили, и боги вас благословят.
Народ гудел: она сказала совсем не то, что все ожидали услышать. Носившиеся слухи сразу показались вздорными: она отвела обвинения еще до того, как ей попытались их предъявить, и народ растерялся.
– Спасибо, что пришла к нам, княгиня, – отозвался за всех Далибож. Предслава отказывалась от дальнейшего права на Коростень за себя и предполагаемого мужа, но передавала его совсем не в те руки, в которые ему хотелось. Важно было узнать, является ли она все еще носительницей этого права, а от этого зависело, как поступить с ней дальше. – Должны мы с тобой проститься по чести, да вести тревожные народ смущают.
– Какие вести?
– Будто ночью минувшей ты свадьбу справила… с родичем твоим. – Далибож перевел взгляд на Вояту, который остался невозмутим. – Хочет народ знать: как такое может быть?
– Удивляешь ты меня, волхве! – Предслава сделала недоверчивое лицо. – Где же видано, чтобы сестра за брата шла?
На этот вопрос не мог найти ответа даже сам Зверь Забыть-реки, и Далибож промолчал. Он знал, что это один из тех обрядовых вопросов, на которые вообще не может быть ответа. И хитрая княгиня тоже это знала.
– Может, и не может такого быть, а только видоки есть, – выкрикнул Крепимер и вытолкнул вперед Быляну. Та все еще прикрывала голову большим платком, хотя дождь уже перестал, а на ее юном румяном лице застыло выражение суровой решимости. – Вот, меньшая княжья жена своими глазами видела, как ты за столом сидела с братом твоим, Воигневом, и своими ушами слышала, как вам песни свадебные пели. Вот и ответь нам: как смела ты князя нового дать Деревляни, у народа позволенья не спросив?
– И как могла ты свадьбу с родной кровью беззаконную справить, на нас всех гнев богов навлекая! – добавил Горелют.
– Посмотрите-ка! – Предслава бросила взгляд Рулаву и Вояте. – Ох, улов у нас хорош! Ловили мы одного змея, а попалось-то сколько – и не сосчитать!
– Как это – змея ловили?
– Ходил ко мне Зверь Забыть-реки, облик мужа покойного принимая. я змея от себя отвадила, да вижу, взамен другие поналетели. Или ты, волхве, не знаешь такого оберега?
Далибож замялся: он не хотел подтверждать ее правоту, но и не мог при всех ответить «нет» – хорош будет старший волхв!
– Есть такой способ, – подтвердила волхва Творяна. – Изгоняет змея чудо невиданное, чего на свете не бывает.
– Это ты только говоришь так – что для змея! – возразил Крепимер. – А на деле задумала брата в мужья взять, чтобы в Коростене княгиней с ним остаться!
– Я объявила, что уезжаю в Киев! И вместо меня здесь будет править мой брат Свенельд Ольгович!
– А мы не желаем Свенельда Ольговича! И прочей руси не желаем! – Крепимер взмахнул рукой, и народ загудел. – Ты твое право должна передать тому, кто от деревлянского корня родился! А коли не захочешь, то мы тебя к Князю-Ужу проводим!
– Да сам ты хуже всякого змея! – Воята шагнул к нему. – Ужак, желтые уши! Ты моей сестре не грози – грозилка не выросла! Одного змея я отвадил от нее и другого отважу!
– В князья наши метишь? – орал Крепимер, почти не слушая и лишь понимая, что ему угрожают. – Нет у вас прав! Люди! Народ деревлянский! Княгиня с братом родным в постель легла и теперь богами проклята! Нет больше у нее права на Деревлянь! Теперь другая жена Володимера княгиней будет, и к ней право переходит нового князя Деревляни дать!
Он снова подтолкнул Быляну, но народ шумел так, что ничего не было слышно. Далибож затряс своим посохом, к которому были привешены бронзовые бубенчики, их звоном стараясь унять толпу. Народ приумолк и прислушался.
– Ах ты леший! – возмущенно кричала старая княгиня Чтислава, грозя Крепимеру и Быляне. – Вместо дочери моей ты эту маруху-нечесу в княгини посадить хочешь! Прокляну! Тебя и ее прокляну!
У Чтиславы была очень веская причина поддерживать Ольга киевского: в его доме жила ее единственная дочь Людомила и ее же Ольг хотел сделать княгиней в Коростене. Конечно, старая княгиня не хотела увидеть на этом месте какую-то Быляну, лягуху дреговичскую!
В толпе одобрительно гудели: деревляне получали немалую выгоду от торговли через Киев, которая заметно перекрывала ущерб от платимой дани, и многие старейшины были решительно против того, чтобы портить отношения с Ольгом. Предслава видела, что они поддержат ее, если только их не будет смущать брошенное ей обвинение.
Княгиня снова вышла вперед. Она кипела от возмущения, но понимала, что речь идет не только о ее чести, но и о будущей судьбе Деревляни. Ради чести всего своего рода она должна была оставить право распоряжаться Володимеровым наследством за собой.
Она бросила быстрый взгляд Вояте; тот коротко кивнул. Они не обсуждали этой возможности заранее, но оба знали, что думают об одном и том же. Предславе было гораздо страшнее, чем ему, – именно потому, что выход, который она собиралась предложить, нес опасность в первую голову не ей, а Вояте.
– Слушай меня, народ деревлянский! – крикнула она, взмахнув рукой. Народ по привычке затих – ведь она правила им уже четыре года. – У богов спросим, кто прав и за кем право. Ты, Крепимер, Горелютов сын, обвиняешь меня, будто я с братом кровь смешала и проклятье на себя навлекла? Хочешь меня другой заменить? я отвергаю обвинение и оставляю право передать власть над Деревлянью за собой. Пусть боги нас рассудят, а я требую поля.
– Поля?
– Да. Будешь биться с моим бойцом. Или перед богами ты не повторишь того, что сказал мне?
– Кто будет твоим бойцом? – спросил Далибож, уже зная ответ.
– Мой брат Воигнев Хранимирович.
– Он не может, потому что он разделяет твою вину.
– Так он снимет обвинение с себя и с меня. А если воевода не согласится, то как вы, деревляне, доверите воеводский топор такому трусу? – Предслава метнула на Крепимера насмешливый взгляд, зная, что этого он не вынесет.
– Я боюсь? Да я хоть сейчас! Иду на поле!
– До первой крови? – спросил Радобож.
Воята переглянулся с Рулавом, и тот коротко мотнул головой:
– Обвинение слишком сурово, чтобы его можно было смыть одной каплей крови. Пусть в живых останется тот, за кем боги признают правду. И отстаивать свою правоту противники могут до тех пор, пока один из них не погибнет.
Далибож поджал губы, но возражать было поздно. Вызов принят, теперь все дело в руках богов. И надеяться оставалось только на воинское умение и силу воеводы – только это теперь поможет ему отстоять право на Деревлянь.
* * *
Поединок назначили на завтра. Народ разошелся, Предслава вернулась домой. На людях она держалась спокойно, но как только вошла, то и села на ближний край лавки: ее не держали ноги, била дрожь и хотелось плакать.
– Да не бойся! – Воята обнял ее за плечи. – я тоже не на репище найден! Справлюсь.
Она верила, что он справится, но ведь Крепимер – очень опасный противник. А потерять Вояту для нее было гораздо страшнее, чем потерять Деревлянь, с которой она и так уже мысленно простилась. И даже хуже, чем отправиться в Ужу с камнем на шее, в качестве невесты Ящера.
– Хорошо, что мы… – Она подняла голову и взглянула ему в глаза.
– Точно. – Он кивнул и сел рядом. – Боги уберегли.
Он не смог бы выйти на поле божьего суда с сознанием своей правоты, если бы действительно сделал то, в чем их принародно обвинили.
– Как вуй Велем, – напомнила Предслава: они не говорили между собой об этом, но оба знали одно из семейных преданий.
– Не то. – Воята покачал головой. – Да и два раза подряд боги такого не стерпят.
Двадцать с лишним лет назад, когда воевода Велем Домагостич сам был в возрасте Вояты и вез свою сестру Дивляну замуж за киевского князя Аскольда, ему тоже пришлось выйти на поле божьего суда, защищая заведомую ложь. Но боги отдали ему победу: он не искал своей корысти и не покрывал нарушений родового закона, он лишь защищал свой род, готовый пожертвовать ради этого собственной жизнью и честью. И боги приняли его сторону, даже позволили благополучно выпутаться из последствий обмана. Правда, княгиня Дивомила, рассказывая об этом дочери, сомневалась: неудачное ее первое замужество тоже могло быть наказанием, отложенным богами до поры. Но даже такая милость не нужна была Предславе: вчерашняя «свадьба» не стала чем-то большим, чем обережный обряд.
– Ты прости меня, что я на тебя такую беду навлекла, – шепнула она, сидя с ним бок о бок на лавке. – Как в огонь ты сюда приехал. Сперва змей, теперь эти… выползки.
– Да брось. – Воята сжал ее руку, лежащую на коленях, посмотрел на Предславу и улыбнулся. – Брат я тебе или не брат? А для чего еще братья нужны?
– Я тебя люблю, – со слезами шепнула Предслава, уже не понимая, как могла каких-то три дня назад жить и не знать его. Она еще не совсем привыкла к его лицу, но оно уже казалось ей прекраснее всех на свете. Но ничем, кроме любви, она сейчас не могла помочь ему – тому, который сделал для нее так много.
– Ну и что мне еще надо? – внешне невозмутимо отозвался Воята, но в душе его возникло чувство, будто с этим признанием он получил самую драгоценную награду своей жизни.
Предслава протянула руку и провела пальцами по кривому шраму у него на подбородке.
– Это кто тебя?
– А это меня укусили. – Он усмехнулся. – Шкура в Ладоге осталась, будет случай, покажу. я волку шею руками свернул – что мне этот… Вот. – Он вынул из-под рубахи волчий клык на тонком ремешке и показал ей.
Этот ремешок она же видела и ощущала у него на груди какой-то маленький твердый оберег; судя по залоснившемуся ремешку, Воята носил клык уже несколько лет не снимая. И Предслава понимала, что это значит: убив волка руками, он взял себе его силу.
Эту ночь оба поединщика проводили в святилище, чтобы очиститься перед испытанием. Провожая Вояту, Предслава даже не посмела поцеловать его и по его глазам видела, что он понимает причину.
Вечером приходили несколько старейшин из тех, кто был более склонен дружить с Киевом и без возражений принять нового князя Свенельда. Предславе они выражали дружбу и обещали защиту, если и она, коли что, заступится за них перед Ольгом. Рулав долго сидел с ней, утешая тем, что сорок человек дружины никому из деревлян не дадут ее в обиду и что князь Ольг придет ей на помощь сразу, как только возникнет необходимость. Предслава кивала, а сама думала: чтобы прислать помощь, Ольгу понадобится дней десять. Убить человека можно гораздо быстрее. О Вояте Рулав не говорил, не осуждал их решение насчет поля, и Предславе даже казалось, что старый варяг вполне доволен развитием событий. Но Вояте он зла не желал и хмурился, думая о завтрашнем испытании.
До рассвета она не спала, неподвижно сидя на лежанке и даже не ложась, не пытаясь заснуть. О Звере Забыть-реки Предслава уже не думала: он ушел из Яви, оставив по себе лишь нудный холодный дождь. Но теперь он принял облик живых людей: Далибожа, Крепимера, даже дуры Быляны, вообразившей, будто сумеет, опорочив законную княгиню, занять ее место. Как сказал Рулав, грязь может налипнуть на золотое кольцо, но золотом сама от этого не станет. У божества Нижнего мира много голов. И снова Воята встал между нею и змеем; теперь гадины тянули к нему свои жала, но Предслава не верила, что он может погибнуть, потому что не представляла и своей дальнейшей жизни без него. За эти немногие дни он стал частью ее, и сейчас ей казалось, будто он рядом. И это незримое его присутствие успокаивало тревогу, внушало убеждение, что все будет хорошо.
Гриди Рулава и Вояты тоже почти не спали, оставаясь наготове, бродили по двору перед закрытыми воротами, наблюдали за городом, но все было тихо. Предслава несколько раз выходила постоять с ними возле разложенного прямо во дворе костра, где грелись дозорные. Ей кланялись, и хотя ее присутствие немного смущало парней, они были довольны, что княгиня разделяет их бдение. Говорили о разных поединках, вспоминали похожие случаи. Ладожские гриди не сомневались, что их вожак победит. Особенно в него верили двое – совсем еще юные, лет семнадцати-восемнадцати, Братята и Светлыня. Воята уже показывал их Предславе, и она знала, что эти двое – двоюродные братья, а по ветви волхва Святобора троюродные братья Вояты.