Так лучше уж пусть растёт сын без отца, чем с таким отцом.
К сожалению, Наталье Петровне так и не удалось выйти второй раз замуж.
Нельзя сказать, что она не пользовалась вниманием у мужчин, но всё время попадались женатые, и дальше роли любовницы, дело не шло.
Ломать же чужую семью и отбивать мужика у другой, Наталья Петровна не хотела. Ведь на чужом горе, своего счастья не построишь.
Да и зачем такой мужик. Если он ушёл от одной, то может уйти и от тебя, а молодых и более симпатичных баб много. Каково будет сыну, если ребёнок привыкнет к новому отцу, а потом нужно будет отвыкать. Нет уж, раз судьба распорядилась, таким образом, то пусть идёт всё своим чередом.
Хорошо ещё, что отец пока жив и им помогает, как может.
Старик без ума от внука, да и Санька с ним дружит.
Вот только стал Старик в последнее время много болеть, да и возраст уже за семьдесят, к восьмидесяти приближается.
Наталья Петровна тяжело вздохнула и посмотрела на часы. До конца рабочего дня ещё целых два часа, а у неё уже нет сил что – либо делать. Да и что можно делать, когда сын где-то пропадает, а что творится в его душе, она не знает.
Она подошла к окну и стала тупо смотреть невидящими глазами вдаль, не было больше сил бороться с навалившимися на её плечи проблемами и заботами.
На работе тоже куча неприятностей. Вот уже три месяца нерегулярно платили зарплату, а сегодня начальник сообщил, что скоро будет большое сокращение штата. Он прямо намекнул, что она стоит первой в этом списке на сокращение.
Явно он мстил за все их стычки по работе, за то, что она всегда говорила правду.
Наталье Петровне вспомнилось, как в прошлом году они всем коллективом встречали Новый год.
Было как обычно шумно, но не очень весело, и вот когда все изрядно подвыпили и никому, ни до кого не было никакого дела, её на медленный танец, ни с того, ни сего, пригласил их начальник.
Они медленно кружились в танце, начальник стал отпускать какие-то сомнительные комплименты, всё сильнее прижимая к себе, а затем, его правая рука соскользнула с поясницы ниже и сильно сдавила ягодицу:
– Наталья Петровна, – пьяно прошептал он на ухо, – а не сходить ли нам сейчас ко мне в кабинет?
– Зачем? – удивлённо спросила она, хотя уже поняла, в чем тут дело и заранее знала ответ.
– Там у меня есть прекрасное вино, мы поближе познакомимся, поговорим, друг с другом, выясним все наши разногласия, найдем точки соприкосновения, – ответил он, сильно прижимая к себе.
– Нет, Семён Аркадьевич, не надо этого. У вас же жена, дети, зачем вам это нужно?
– Жена не стенка, подвинется, а дети не узнают, про наши маленькие шалости.
– Нет, нет, я не могу так сразу.
– Ну что вы, Наталья Петровна, мы же с вами взрослые люди, почему нам не доставить друг друга несколько приятных минут, от взаимного наслаждения друг другом?
– Что вы имеете в виду?
– Что имею, то и введу, – пошло пошутил начальник и стал пьяно улыбаться.
– Семён Аркадьевич, я вас сильно уважаю, но с вами сейчас я никуда не пойду.
– А зря, мы б прекрасно провели оставшееся время этого новогоднего вечера, и как знать, может вам ещё понравится быть со мной наедине. Ещё ни одна из женщин не жаловалась после близости со мной, все были довольны.
– Нет, нет, не сегодня.
– Наталья Петровна, Я вас очень прошу разделить моё общество.
– Как – нибудь в другой раз Семён Аркадьевич.
Он её ещё долго уговаривал побыть с ним наедине, но Наталье Петровне совсем не хотелось идти куда – то в кабинет.
Там же, как она небеспочвенно предполагала, начальник начнёт приставать, и она будет вынуждена отдаться, что явно не входило в планы на сегодняшний вечер.
Во всей этой интрижке не устраивало ни сколько перспектива стать очередным минутным увлечением любвеобильного патрона, а сколь печально виделись последствия такого служебного романа.
С обязательными пересудами сослуживцев, косыми взглядами злопыхателей и истеричными выпадами отвергнутой предыдущей любовницы.
Да и перспектива занятия сексом на служебных, хотя и мягких стульях, кабинета начальника, как говориться, «в антисанитарных условиях», Наталью Петровну совсем не прельщала.
Она уже не юная девочка, что бы заниматься любовью, где придётся, и с кем попало, нужны хотя бы минимальные удобства и соответствующие условия для занятий этим делом.
Такие сложные перипетии женских мыслей и чувств, были чужды начальнику. Вскоре его обширный поток слов и уговоров иссяк. Буйной фантазии, ограниченной изрядной порцией выпитого алкоголя, не хватило, что бы понять переживания партнёрши. Он не понимал причину отказа и это сильно бесило.
– Ну как знаете, смотрите, что бы потом не пожалели об этом, – сказал зло начальник и отпустил её.
Теперь же он явно выполняет свои угрозы, но слово не воробей, вылетело – не поймаешь.
Что сделано, то сделано и назад дороги нет.
– Наташ, ты чего, домой не идёшь? – вывел её из оцепенения голос подруги.
– Иду, иду, – машинально сказала Наталья Петровна, с великим трудом отрываясь от не очень весёлых дум.
Она взглянула на часы. Уже почти два часа она стоит у окна, но время как будто остановило свой бег.
Она поспешно собрала вещи, надела плащ и быстро вышла на улицу.
Осенний погожий день клонился к концу, солнце ласкало своими, уже не жгучими лучами природу и людей.
Но Наталье Петровне было некогда нежиться под солнцем и обращать внимание на прекрасные краски уходящего осеннего дня. Её гнала домой тревога за сына, и чем ближе приближалась к дому, тем сильнее тревога сжимала сердце, тем быстрее ускоряла шаг, в конце концов, перейдя почти на бег.
Перед домом, Наталья Петровна увидела соседскую девочку, Чеснокову Инну, ровесницу Сани, но из параллельного класса, играющую в классики:
– Инн, ты Саньку не видела?
– Недавно пришёл домой из школы, тёть Наташ, – ответила девочка, продолжая игру.
– Ну, я ему сейчас задам, – в сердцах решила Наталья Петровна, резко открыв дверь подъезда дома и быстро зашагав к квартире.
Войдя в квартиру и толком не сняв с себя плащ и обувь, Наталья Петровна с криком набросилась на перепуганного сына:
– Ты где шлялся, паршивец?!
– В школе, – упавшим голосом и потупив глаза, пробормотал Саня, чувствуя, что грозы и взбучки, не избежать.
По спине пробежали мурашки, а душа от страха ушла в пятки, горло пересохло и стало совсем скверно от предчувствия материнской бури.
Мать кричала редко, но когда разозлиться, то тут уж не остановишь.
Под горячую руку могла и огреть первым, что подвернётся.
Правда быстро отходила, но эти несколько минут бурного всплеска отрицательных эмоций, Саня помнил длительное время.
– В какой школе? – ещё пуще распаляла себя мать, – Ах ты тварь!!! Мне учительница на работу звонила и сказала, что тебя нет в школе.
– Мам, понимаешь, тут такое дело …, – начал было лепетать что – то Санька, пытаясь с ходу придумать правдоподобную историю отсутствия в школе.
Но мать, не дослушав, резко оборвала несвязное бормотание:
– Что ты мямлишь, ну что ты мямлишь, я у тебя спрашиваю русским языком, где ты шлялся? Почему не был в школе? Где тебя носило весь день? Мать работает не покладая рук, всё старается для сына, а сын растёт шалопаем, шпаной и неучем! Не хочешь учиться! Так и скажи! Тогда иди, работай, помогай матери!
Мать ещё долго ругала сына, выплёскивая на его голову град упрёков и оскорблений.
В голосе звучала вся боль и обида женского одиночества, боязнь за завтрашний день, не высказанные горести и переживания.
Через некоторое время, устав от собственной тирады, в изнеможении присела на стул и разрыдалась от безысходности, сознавая бессилие что-либо изменить и сделать.
Саня, оглушенный и опустошенный бурей материнских чувств, выплеснутых на голову, стоял перед матерью и не знал, как поступить.
Уж лучше б она ударила, или высекла, это бы легче перенес; но такой град несправедливых обвинений был намного больнее и обиднее.
Когда же она разрыдалась, полностью растерялся, ему совсем скверно стало на душе.
Саня не мог переносить материнских слёз, он подошёл к ней и тихо, неуверенно, стал успокаивать:
– Мам, ну не надо, я больше не буду так делать. Честное, пречестное слово.
– Уйди, – отрезала мать, – ты меня очень обидел. Я не думала, что у меня растёт такой плохой сын.
Санька, расстроенный, сильно огорчённый таким непониманием, ушёл в комнату, лёг на кровать и тоже заплакал. Он ни как не мог понять: почему она не выслушала, почему не дала даже слово вставить, чем вызвана такая сильная вспышка гнева.
Да, он не был один день в школе, но ведь ни чего же плохого не произошло.
Вон, Димка – булдыжка, по нескольку дней в школе не бывает, симуляет, и ни чего, никто его не ругает, никто его не бранит. Всё ему сходит с рук, а тут, один день сачканул, и на тебе…
– Вот уж правда, если не повезёт, то не повезёт, – успел подумать Саня, погружаясь в успокоительный сон.
Глава четвертая
Прошло несколько месяцев, жизнь Сани с матерью постепенно возвращалась в привычное, размеренное русло.
Они давно помирились, особенно после того вкусного торта, который он получил на шестнадцатилетие, но неприятный осадок от ссоры, в Саниной душе оставил неизгладимый след.
Мать тоже ходила сама не своя, как в воду опущенная. Что-то плохое происходило, но Саньке ничего не говорила.
Да если бы и сказала, то, вряд ли б он мог помочь. Ей самой нужно было справляться с навалившимися проблемами.
А неделю назад, пришла раньше обычного и сказала, что уволили по сокращению штата и теперь она безработная.
Вот уже неделю она лежит на кровати с зарёванными глазами и молчит.
Саня не знал, как помочь, но глубоко в душе переживал это горе. Не понимая всего ужаса положения, но, интуитивно чувствуя беду, сын старался помочь матери, чем только мог, выполняя все просьбы и желания беспрекословно.
Постепенно, Наталья Петровна оправилась от навалившихся на хрупкие плечи горя и невзгод. Куда деваться, жизнь продолжалась.
Надо было ставить сына на ноги, да и подумать о своей судьбе, и хотя отец помогал им материально, но долго сидеть на его шее не хотела, и не могла.
Наталья Петровна стала обходить всех своих знакомых в поисках работы, давала объявления в газетах, ходила по отделам кадров многих организаций, но всё тщетно, ни что не помогло.
Её сочувственно выслушивали, участливо кивали головами, но никакой работы предложить не могли, а если что и предлагали, то это было не для неё.
Так прошёл ещё месяц. Возвращаясь после очередной неудачной попытки найти работу, Наталья Петровна шла, не спеша по улице, в глубокой задумчивости, низко опустив голову, сосредоточенно глядя себе под ноги. Было скользко и холодно, как на улице, так и в душе. Она, старалась не упасть, с трудом сохраняла равновесие.
Зимний ветер пронизывал холодным дыханием с головы до ног, швыряя комья снега в лицо, но она не обращала на это ни какого внимания. Ей было одиноко и грустно от своего неопределенного положения, от всех этих невзгод, так неожиданно свалившихся. Печальные мысли роились в голове, будоража и терзая уставшую душу.
Всю жизнь она добросовестно работала, неукоснительно выполняя служебные обязанности, старалась изо всех сил быстро, грамотно и хорошо сделать всё, что поручали. Её хвалили, неоднократно награждали грамотами и ценными подарками за добросовестный труд.
В Советские времена она б так доработала до старости, получив кучу благодарностей за ударный труд и медаль «Ветеран труда» перед уходом на пенсию, но сейчас времена изменились, Советский Союз развалился, приказав долго жить.
В стране начались демократические преобразования, появилось много того, чего не было в своё время.
Начался бурный процесс прихватизации ранее всеобщего народного имущества с последующим первоначальным накоплением капитала и бандитскими разборками.
Всё это настораживало и пугало, она пока ни как не могла найти место в этом изменившемся мире.
Взращенная на совсем иных понятиях и ценностях, идущие перемены в обществе были чужды и дики, но надо было продолжать жить, растить сына и стараться приспособиться к изменившейся окружающей действительности.
– Привет, Наталья, ты ли это? – вдруг услышала приятный мужской голос.
Наталья Петровна подняла голову, очнувшись от своих грустных мыслей. Перед ней стоял улыбающийся мужчина, средних лет, одетый по последней моде.
Внимательно посмотрев ему в лицо, Наталья Петровна, всплеснула руками и удивленно вскрикнула:
– Ой, Васильев, какими судьбами?
– Да вот иду, смотрю, симпатичная женщина идёт мне навстречу. Подхожу ближе, ба – а – а, всюду знакомые лица. Я тебя сразу узнал, ты ни сколько не изменилась за это время.
– Врешь, Васильев, но приятно, спасибо.
– Нет, правда, правда. Ты стала еще обворожительней, чем была. Как твои дела? Как семья, дети?
– Это долго рассказывать, а я что-то немного замерзла, на этом ветру.
– Так давай, зайдём вон в то кафе, выпьем чашечку кофе, ты немного согреешься, если конечно у тебя есть время, если не спешишь, и не против этого.
– Время у меня есть, – нерешительно сказала Наталья Петровна.
Ей не очень хотелось сейчас изливать кому-нибудь свою душу, но встреча с бывшим одноклассником пробудила в ней много приятных воспоминаний и она решилась:
– Ладно, пойдём, но только на минуточку.
Они вошли в кафе, сняли верхнюю одежду. В зале было малолюдно, тепло и уютно. Сев за свободный столик, заказали кофе.
– Ну, рассказывай о себе, – сказала Наталья Петровна, решив взять инициативу в свои руки, – после школы я тебя ни разу и не видела.
– Да что рассказывать, про меня, – немного смущенно проговорил Василиев.
Он был не многословным и не любил рассказывать, но к Наталье испытывал симпатию ещё со школьной скамьи и был искренне рад случайной встречи.
– После школы я никуда не поступал и осенним призывом ушёл в армию. Служил под Москвой, а после службы остался в Москве, закончил техникум и стал работать на одном из заводов. Но в конце «перестройки» завод прекратил получать заказы, перестали платить зарплату, и я уволился. Некоторое время «челночил»….
– Это как? – перебила его Наталья Павловна.
– Ты помнишь Славку Хоменко из «А» класса, как он однажды перепродал ребятам купленный им где-то альбом пластинок?
– Ну, как же, конечно, ещё было проведено комсомольское собрание; говорили, что это позорит честь комсомольца, называли его спекулянтом. Много было тогда шума и крику….
– Так вот, раньше были спекулянты, а теперь перекупщики – челноки. Люди ездят за товаром, покупают его по одной цене, а продают по другой, конечно, чуть выше, чтобы окупить свои расходы, да чтобы на жизнь между поездками оставалось.
– Ты тоже так делал?
– Не совсем так. Я возил в Польшу отходы от резинового производства, там они эти отходы в асфальт, для лучшей износостойкости добавляли. Так вот, наценку делал всего на один рубль, но возил туда отходы КАМАЗами, примерно по одному КАМАЗу в неделю, и мне хватало.
– А сейчас продолжаешь?
– Нет, перестал.
– Почему?
– Обстоятельства так повернули дело, что пришлось прекратить этим заниматься. К тому времени поднакопил деньжат, вернулся в наш город и открыл дело, на паях с другом. Сейчас у нас свой киоск и думаем открыть ещё один.
– Молодец, а как жена, дети?
– С женой мы расстались, а детей я не забываю. Регулярно навещаю, даю деньги, делаю подарки. Вот и сейчас иду от детей, ходил, навещал их.
– Молодец, правильно делаешь, что не забываешь детей. Дети ни при чём, они не виноваты, что вы расстались с женой.
– Но мы всё про меня, да про меня, а как ты сама? Я ведь тоже ни чего про тебя не слышал с тех пор, как мы закончили школу.