– Все нормально… Просто вы так неожиданно появились. Чем могу помочь?
– Вы знаете… – она мяла сумочку. – У меня проблема.
Она расположилась на краю кресла, согнув спину. Детектив заварил фирменный кофе, наполнившим благовоньем весь зал, но дама ответила отказом.
– В таком случае перейдем к делу. Что вас беспокоит? – Алекс отпил напиток и уселся напротив. Наблюдая за чертами лица, движения глаз и жестикуляцией он мог определить искренность разговора и характер собеседника.
– Меня зовут Саманта Флюгер. Мистер Фитцжеральд, я пришла по поводу дела конфиденциального характера… Три дня назад в своем почтовом ящике я нашла письмо, которое мне прислал супруг. Он писал, что живет на берегу моря и встречает рассветы, просыпаясь рано утром. Днем занимается садоводством, в основном выращивает лимон. По выходным дням ездит на велосипеде в соседний городок, кажется Сильвер таун, а перед сном читает Ирвина Шоу и Габриэля Гарсию Маркеса… В общем он пишет, что у него все хорошо, – она замолчала, в ожидании очевидного вопроса.
– Простите, так в чем все-таки проблема?
– Мой муж умер три года назад…
Детектив озадаченно взглянул на собеседницу, но раскинув парой догадок, заявил:
– Возможно, пишет не он…
– Это его почерк, – протянула дама. – Мы часто писали друг другу письма по молодости. Поверьте, его неровные буквы я узнаю из сотен тысяч букв.
– Тогда возможно, он отправил письмо, когда еще был жив…
– Исключено… Он пишет о наших днях. Знает какая стоит погода, написал, что «Ред Сокс» стали чемпионами, при плохой в этом году игре, и высказал пару замечаний о новоизбранном президенте.
– Хм… – она не подавала знаков обмана, ни один нерв при беседе с ним не дрогнул на ее лице. Фитцжеральда заинтересовал мистический случай. – У вас есть какие-нибудь предположения? Может все-таки кто-то с похожим почерком прислал его вам?
– Письмо отправлено им… Да и много личных воспоминаний, о которых знали только он и я.
– Ясно… Предоставьте мне пожалуйста письмо.
Она уронила сумочку – первый выявленный признак нервозности.
– Извините, но оно слишком личное и, как мне кажется, я его оставила дома, – пожилая дама стала копаться в сумочке. – Где же оно?.. Ни уж то выложила?.. Похоже на то.
– В таком случае мне не от чего отталкиваться… Простите, но детективное дело как строительство – фундамент обязателен.
– Понимаю… Если вы не против я принесу его вам завтра, – вставая с кресла, она добавила. – Всего доброго.
* * *
Серебристый автомобиль детектива модели «Ford Sierra» пробирался сквозь знаменитые пробки Нью-Йорка, выделяясь от соседей в металлической реке своим возрастом. Машины восемьдесят шестого года все-таки считались уже раритетными.
«Город – мне всегда казалось, что это что-то живое, подобное организму – по асфальтовым, трамвайным, каменным и грунтовым венам огромного существа ходим мы с вами; он крепко стоит на бетонных ногах зданий, разговаривает с помощью радио и телевидения, смотрит на нас рекламными стендами, благоухает ароматом бензина и металла… А во время пробок он еще более кажется одушевленным… Контраст разноцветных автомобилей, даже в серое время суток, энергия массового передвижения даже в многотысячной пробке… Это прекрасно».
Выехав из кишащего Нью-Йорка в загородные просторы, проблема пробок отпала, но авто продолжало ехать не превышая скоростного режима. Ливень серой тенью и скользким асфальтом не многословно велел брать его в расчет при вождении. Огромные строения с каждым пройденным километром становились все ниже и ниже, а вскоре совсем пропали, открывая безжизненные поля с рыже-туманной окраской и редкими деревьями. Сворачивая с твердой дороги на грунтовую, машина шла то юзом, то застревала в лужах.
«Сразу видно – в нашей стране наплевать на психов, хотя зря – их как минимум полстраны, – заключил про себя Фитцжеральд. – Зомбированные избиратели сумасшедших многомиллионников».
Здание «Ломпака» больше походило на тюрьму: контрольно-пропускной пункт с охранником, высокий забор, обмотанный колючей проволокой, устрашающее квадратное здание с решетками на окнах, при каждой вспышке молнии в памяти всплывали знаменитые фильмы ужасов.
«Идеальное место, чтобы сломать психику».
Автомобиль остановился у шлагбаума.
– Прием посетителей с двенадцати до трех, мистер, – пожилой усатый охранник с худощавым лицом не удосужился даже выйти из своей будки.
– Частный детектив Алекс Фитцжеральд, – представился водитель, спуская окно и показывая служебное удостоверение. – Мне бы хотелось поговорить с главврачом об интересующем меня деле. Не подскажите, как его найти?
– Сейчас, – проговорил охранник, надевая очки. – Только отмечу Вас.
«Надеюсь, он не развалится, пока вписывает мою фамилию?»
– Машину оставите на парковке, а на входе спросите куда пройти. Главный врач находится на первом этаже.
– Благодарю, – шлагбаум поднялся, давая путь в одинокую парковку «Сиерре».
«Они что все ездят автобусом?» – предположил детектив. На стоянке кроме его «Сиерры» наблюдалось еще четыре автомобиля.
За то время пока он бежал от автомобиля до дверей больницы, его будто накрыло волной. Дождь не думал жалеть приезжих.
Главврачом оказалась невысокой женщиной сорока пяти лет с короткостриженной кудрявой прической ярко-огненного оттенка и лазурными глазами, чью красоту скрывали элегантные окуляры очков.
– Вы знаете… – начала она пояснение, сопровождая детектива в палату к первому пациенту, – Когда их привезли, они были в бессознательном состоянии. К сегодняшнему утру оклемался лишь один. Они находятся в состоянии сильного психического расстройства. Абсолютно ничего не помнят и боятся любого шороха… Даже не знаю, что так могло их напугать…
– С ними можно поговорить?
– Как их лечащий врач могу заявить твердо – раньше двухнедельной реабилитации к ним посещения запрещены… Даже представителей структур. Единственное чем я могу Вам помочь – это проводить в палату, чтобы Вы визуально оценили их состояние.
– Боюсь, что эти четыре подростка не все жертвы данной истории.
– Какой истории? – поправляя очки, поинтересовалась женщина.
– Это мне пока тоже не известно… Скажите, пожалуйста, все четверо находятся в шоковом состоянии?
– Нет. Один из подростков сказал, что его зовут Гарри Фитч. В отличие от других он хотя бы может разговаривать.
– Прошу Вас дайте мне десять минут общения с ним.
– Ничем не могу помочь, детектив, – отрезала она и чуть мягче добавила. – Поймите, излишние вопросы и тяжелые воспоминания могут сломать его. Дайте ему хотя бы неделю восстановления.
– Я не буду разговаривать с ним о произошедшем.
– Что? – удивилась женщина. – Тогда о чем Вы хотите побеседовать с ним?
– О нем, – коротко ответил Алекс.
Палата Гарри Фитча походила на простую комнату жилого дома. Белый цвет хоть и преобладал в помещении, но не нагонял больничной тоски, как это обычно происходит. Помимо кровати, на которой сидел пациент, уткнувшись в пол, комната была обставлена столом с двумя стульями и умывальником. Страшное на внешний вид здание психиатрической больницы хранило уют и защищенность. Единственное, что смущало – окно обветвленное клетчатой решеткой.
Перед входом в палату главврач заверила, что будет находиться до окончания разговора:
– При первых приступах недомогания я буду вынуждена выпроводить Вас, – заверила женщина, открывая дверь палаты. – Поэтому продумывайте вопросы.
Детектив кивнул, заходя в чистое помещение. Серый холод на мокрой картине окна казался фильмом, выдуманным и нереальным, но семнадцатилетнему юноше была безразлична реальность… Он боролся внутри.
Детектив сел за стол, вытаскивая из внутреннего кармана бумагу и карандаш.
– Здравствуй, Гарри, – поприветствовал он пациента. – Как твои дела?
– Я Вас не знаю, – подобно роботу, не поднимая глаз, сказал Фитч.
– Да ты меня не знаешь… Я, Алекс. Частный детектив, – назвав свою профессию, он ожидал какой-либо реакции, но тщетно – пациент продолжал смотреть в пол.
«Нужно как-то его расшевелить…»
– Гарри, ты любишь дождь?
– Да… Я люблю дождь… но только летний, – он делал продолжительные паузы между репликами.
– Хм, а почему именно летний?
– Потому, что он… теплый… – слеза скатилась с одного глаза, но юноша продолжал говорить, даже не дернув голосом. – Когда мы выбирались, я мечтал только о теплой воде… А она была ледяная, и иногда казалось, что меня кто-то кусает, но я знал – в такой воде никого нет… Слишком уж она холодная для жизни… И это не укусы, а лезвия холода.
– Почему она была холодной, Гарри? – пристально наблюдая за мимикой лица пациента, спросил Фитцжеральд.
«На улице август, какая к черту холодная вода?»
– Потому что вода была мертвой…
Наконец, Фитч посмотрела на детектива. Потускневший взгляд с оттенком усталости и обреченности. Теперь с обеих глаз лились слезы, но выражения лица от этого не менялось. Полная отрешенность от внешнего мира. Именно таким Алекс представляют человека, точно знающего дату своей смерти.
– Гарри, я присяду к тебе поближе? – убедившись, что ни положительного, ни отрицательного ответа не последует он сел напротив подростка.
Звук барабанящих капель усилился, и стихия начала отражаться в стеклянном взгляде подростка. Фитцжеральд ладонями обнял его голову и, окунувшись в глубину взгляда опрашиваемого, отправился в поход по его рассудку. Если внешняя оболочка представляла тихую драму, то внутренний мир разума походил на громкий ужас.
«Раскрой мне свои тайны, Гарри!!! – он пытался докричаться до него. – Кроме тебя и меня никто не узнает о них, – стоя у решеток сознания пациента, детектив не мог пройти дальше без его разрешения. – Гарри покажи мне, где дверь?»
Юноша ходил вдоль стальных прутьев, не произнося ни звука.
– Послушай, – Фитцжеральд, находясь по другую сторону, не отставал от него, – я единственный кто может тебе помочь.
– Я в порядке, – безразлично сказал пациент. – Спасать других уже поздно.
Детектив схватил его за ворот и с видом свирепого зверя скомандовал:
– Покажи мне!
Юноша обдумывал – стоит ли посвящать незнакомого человека в свои кошмары. Пересилив себя, выдавил:
– Ну, пойдем, – словно бросая вызов, юноша провел его сквозь решетки.
Они будто летели в бездну, крича во все горло, с неимоверной скоростью проваливаясь во мрак неизвестности. Страх смерти, страх боли, страх неясности… Всего лишь страх, а реальностью предстала твердой поверхностью, но ни боли от приземления, ни спада напряжения от полета не замечалось – полное отсутствие чувств.
– Проведи меня по реке, по которой ты убежал.
Подросток кивнул головой, и под ногами начала набираться талая вода.
– Гарри, ты мне сказал, что она была холодной.
– Мне так показалось… – он помедлил, напрягая воспоминание. – Может она была холодной из-за них?
На черной водяной глади подобно поплавкам всплывали трупы, заполняя всю поверхность. Тела были облачены в одну и ту же одежду: серые больничные халаты, точь в точь, что была на Гарри. Фитцжеральд переворачивал одного за другим покойников, но все они один в один были похожи на Фитча.
– Я не помню их лиииииииииииц!!!!!!!! – прокричав это, потусторонний мир каждой своей частицей, каждой своей тенью прекратил движение. – Детектив, Вы чувствуете?
Вода с мертвыми телами начала понижаться в температуре. Холод обжигал и схватывал судорогой ноги.
– Что дальше? – поинтересовался детектив, растирая ноги.
– Тихо… Вы слышите?
Казалось, разъяренный зверь попал в капкан и пытается выбраться из него.
– Кто это?
– Это он… Грустный человек… Он кого-то ищет… Но не может найти… Мы не те, кто ему нужен, но он нас не отпустит, ведь мы можем выдать его тайну… – жалостливым голосом он добавил. – Детектив, пойдемте отсюда.
– Какую тайну, Гарри? – Алекс пытался выудить хоть какую-нибудь зацепку, но все что ответил подросток:
– Детектив, пойдемте отсюда.
И вновь освещенная палата с рыжеволосой женщиной, недоумевающей для чего детектив, схватив голову подростка, пробыл в такой позе более пяти минут.
Когда Фитцжеральд покидал палату, Гарри взглянул на него, будто прощался с ним навсегда.
* * *
Он уезжал из «Ломпака» со смешанными чувствами. Не разгоняя автомобиля, а наслаждаясь просторами загорода. Как ни странно, но хотелось на большее время задержаться в крае янтарного света, так как дождь отступил, и сквозь трещины натянутых туч прорывались золотые локоны солнца. Из старого радиоприемника диктор цитировал нестареющего «Макбета»:
«…змею мы разрубили,Но не убили, и куски срастутся,Чтоб вновь грозить бессильной нашей злобеВсе тем же зубом. Нет, скорее связьВещей порвется, рухнут оба мира.Чем есть я буду с трепетом свой хлебИ ночью спать, дрожа от грез ужасных.Нет, лучше быть в гробу, как тот, кто сталПокойником, чтоб мы покой вкусили,Чем безысходно корчиться на дыбеДушевных мук. Дункан лежит в могилеОт лихорадки жизни отсыпаясь.Измена сделала свое: ни сталь,Ни яд, ни бунт, ни внешний враг отнынеЕму уже не страшны…»Фитцжеральд обожал английскую литературу: Уильям Шекспир, Лорд Альфред Теннисон и многие другие воспитывали его… Но истинное развитие его способностей и склада ума способствовала школа…
1994 год
… Как только седой учитель вошел в просторный класс, все ученики стали возле своих парт.
– Я рад приветствовать вас, – положив кожаный портфель на учительский стол, произнес мужчина.
– Здравствуйте, мистер Невил, – хоровым ответом приветствовали дети. Маленькие, похожие на отпрысков небесных людей, без грамма фальши и жестокости. Но каждый из них обладал своей особенностью: одни перемещали предметы силой мысли, другие перемножали в уме пятизначные цифры, иные рисовали картины и писали романы в возрасте пяти лет, последние показывали результаты взрослых спортсменов… Как их набирали – не известно никому. Мистера Синклера они видели лишь один раз, когда тот приходил к ним домой с предложением об обучении. Более этот доброжелательный мужчина в огромной шляпе и с золотыми наручными часами им не встречался. Зато такие учителя как мистер Невил, мистер Джонсон и миссис Пинкли плотно вписались в жизнь детей, так как они вели предметы, отличающиеся от стандартных школьных уроков.
Ратиология – изучение разума. Мистер Невил вел данный предмет, а маленький Фитцжеральд впитывал его, так как он давался ему легче всех остальных…
– Разум – одна из форм сознания, самосознающий рассудок, направленный на самого себя и понятийное содержание своего знания, так говорили такие философы как Кант и Гегель, с ними вы познакомитесь более близко в старших классах, – сидя за своим столом, казалось, он проникал во взгляд и мысли каждого, пытаясь довести всю серьезность своего предмета. – Разум выражает себя в принципах, идеях и идеалах. Разум следует отличать от других форм сознания, к примеру, как созерцание, рассудок, само осознание и дух. Если рассудок, как мыслящее сознание направлено на мир и главным своим принципом принимает непротиворечивость знания, равенство себе в мышлении, то разум как рассудок, сознающий себя, соотносит не только разное содержание между собой, но и самого себя с этим содержанием. В силу этого, разум может удерживать противоречия. Такие способности как телепатия или телекинез можно тренировать и нарабатывать с помощью разума. К примеру, Мэрри, – обратился он девочке.
– Да, мистер Невил, – отозвалась светловолосая девочка, вставая из-за парты.
– Представь, коричневую вазу с белыми розами.