– Представила, – закрывая глаза, сказала девочка.
– Что ты к ней можешь добавить? – спросил учитель, мирно сложив руки на столе.
– На вазе может быть изображена птица… К примеру, аист, стоящий на одной ноге.
– Так… Принимается. Теперь каждый какой-либо мелочью насыщает эту картину.
– Ваза будет стоять на деревянном столе…
– Стол находятся в комнате синего цвета…
– Свет в комнате блеклый и сероватый.
– Внутри вазы три розы…
– Я думаю довольно, – произнес в завершении мистер Невил. – То, что вы теперь изобразили – проекция вашего сознания. Кто-то ее должен завершить. Элен?
– Да, мистер Невил, – ответила голубоглазая девочка. Ее отличительной способностью стала феноменально точное изображение картины со слов людей, которые ее представляют.
– Изобрази получившуюся проекцию сознания. Персональное задание тебе до конца урока.
– Хорошо, мистер Невил, – взявшись за карандаш, она начала водить им по белоснежному листу, и было видно, как вырисовывались большие бутоны белых роз.
– По мере того, как мы добавляли уточнения к нашей мысленной картине, – начал объяснения несложного эксперимента седовласый мужчина, – проекция мыслей уточнялась, вы все больше и точнее видели одно и то же. Все это благодаря заданной тематике, лишь долей и какими-то небольшими отклонениями, отличавшейся друг от друга одной и той же картины. Через годы тренировок и с помощью несложных упражнений я научу вас пользоваться вашим разумом, вы научитесь читать мысли и проникать в прошлое вашего собеседника. Единственное, что вам нужно сделать, чтобы проникнуть в его голову – это разрешение и заданная тематика. Тем самым вы научитесь помогать сумасшедшим находить истинный смысл их недуга, или помогать людям потерявшим память, если станете докторами, или сможете восстановить всю картину происшествия, спасая человека от несправедливости закона на судебных тяжбах, если решите посвятить себя профессии адвоката…
Не успел договорить учитель, как его прервала Элен:
– Мистер Невил, я закончила, – она демонстрировала законченный рисунок, и весь класс был удивлен. Все до тонких мелочей, включая цвет карандашей, наклон белых растений, размер стола и расположение вазы, было точь в точь как все и представляли.
– Разум… Орудие человека, возможности которого мы используем лишь на один возможный процент, а оставшиеся девяносто девять процентов не изучены до сих пор…
Наши дни
Почему-то ему вспомнилась Элен. Удивительная особа, способная воспроизводить мысли на бумагу. Он помнил ее скромной и тихой, с тяжелыми волосами и большими серыми глазами, в которых помимо чистоты и застенчивости не было ничего. Они были хорошими друзьями в школе, вспоминая ее реакцию на подарок в виде масляных красок, улыбка невольно всплыла на его лице: «Сейчас то она видная особа…Надо бы навестить подругу».
Он взглянул в зеркало заднего вида и страх сковал его: на кожаном сидении «Ford» сидело нечто в черном капюшоне и в плаще, будто сотканного из дыма только что подожженного костра, однако запах от него исходил явно не дыма, он вонял разлагающимся мясом, от чего тошнота подступила к горлу. Рукав черного существа без видимой кисти направлялось в сторону шеи детектива, но он не мог и пошевелиться. Единственные органы, не парализованные в его организме, оставались пальцы и глаза. Рука все ближе и ближе приближалась к шее детектива, сантиметр за сантиметром. Казалось, что достаточно одного прикосновения пассажира на заднем сидении и водитель рассыплется в пепел. Резко вывернув руль кончиками пальцев, машина вылетела за обочину и, развернувшись, прекратила ход. Организм был в порядке, Фитцжеральд сжимал и разжимал руки, крутил головой из стороны в сторону и на всякий случай взглянул на заднее сидение – там никого не было.
«Такое случается, – подумал про себя детектив, – вот они шутки с разумом. Бесконечные прочтения мыслей и блуждания по чужому разуму до добра не доводят – за все в этом мире нужно платить». Такое явление возникало и прежде: полный паралич, галлюцинация, страх. Именно такие симптомы после поиска истины в больном рассудке. «Нужно впредь после таких процедур передохнуть с полчаса и ни в коем случае не садиться за руль, – с подобными мыслями, страх и физическая беспомощность утекли в никуда. Он вновь был в силах продолжить путь, возвращаясь на прежнюю дорогу.
Въезжая в многомиллионный город с бесчисленными переплетениями человеческих жизней, автомобильных дорог и сетей интернета, он решил набрать номер человека, чья судьба его беспокоила все больше и больше в последнее время.
– Здравствуй, Сайман, – он ждал ответа, но голос на другом конце линии, не сразу начал общение.
– Да… Алекс, это ты? – отвечал заспанным голосом его брат.
– Кто еще может тебя разбудить в половину второго дня… Судя по пробке на Пятой Авеню, я буду у тебя минут через пятнадцать. Поставь, пожалуйста, чайник и сделай пару бутербродов.
– Хорошо… – сквозь сон сказал Сайман и положил трубку.
Смотря на строения города, перед тем как войти в многоэтажный дом, Алекс удивился в очередной раз: «И как только люди могут создать такое?»
Детектив в редкие отпуска старался больше путешествовать, но к своим годам ему так и не удалось выехать за пределы континента. Однако Сан-Франциско со своими достопримечательностями вроде Ломбард Стрит, известной всем туристам улицей с многочисленными поворотами, Койт-Тауэром – башней расположенной на Телеграфном холме, самый знаменитый мост в мире Голден Гейт, переброшенный через одноименный пролив; Майами со своими знаменитыми клубами вроде: Мокаи, Вагабунд, Клуб 50, Амнезия; и Лос-Анджелес со своей знаменитой Аллеей славы, Китайским театром Граумана и, конечно же, Голливудом… Все эти прелестные места были внесены в коллекцию его фотоальбома.
Поднимаясь в лифте Фитцжеральд подумал: «Путешествие? Хм… Бедный Сайман… он путешествует в ад по три раза в день, но каждый раз это только убивает его».
Лифт остановился, и взгляду детектива предстал синий коридор с десятками одинаковых дверей с позолоченной нумерацией.
«Три стука, как обычно – этого вполне хватает, чтобы разбудить брата, в каком бы состоянии он не был». Комнату 1606 открыл близнец… Однако по внешнему виду он походил на ходячего мертвеца, и первым вопросом младшего из братьев было:
– Пил?
– Только скотч, – хриплым голосом ответил хозяин квартиры. – Не стой долго на пороге… Примета плохая.
Прихожая, кухня и зал были аккуратно убраны, и о скатившейся жизни старшего Фитцжеральда могли повествовать только опустошенные бутылки из-под виски, бренди, скотча и разбитое зеркало: «Как же он ненавидит зеркала». Мысли младшего сорвал вопрос Саймана:
– Опять расследуешь бредовое дело? – садясь за стол, на котором находилась тарелка с бутербродами, покрытыми колбасой и расплавленным сыром, и бокал горячего чая, отдающего ароматом зелени и бергамота.
– Да… Бредовое – это еще мягко сказано, – садясь за стол, ответил Алекс. – А твои дела, как погляжу, с каждым днем лучше не становятся.
– Ты же знаешь из-за чего…
– Это разве повод напиваться?
– Да, повод! – заявил Сайман. – Я вижу их страдания каждодневно… И если бы не я, то некоторые из твоих громких дел, так и остались бы нераскрытыми. Поэтому не зазнавайся…
Проводя ладонями по лицу, будто хотел умыться воздухом, он успокоился и спросил уже более мягким тоном:
– Хватит о моем состоянии… Лучше скажи – кто она? Как с ней познакомился?
Стоило переключить тему разговора, так как вспыльчивый Сайман мог внезапно начать ругаться, такой уж характер старшего брата. Да он и сам это понимал.
– Я познакомился с ней в метро, – отпивая чай, ответил Алекс.
– Настоящая романтика, – с иронией сказал брат. – А как ее зовут?
– Милена… – и чуть тише добавил. – Надеюсь, она меня вынесет.
– Да ты-то нормальный парень, но вот твоя работа, плюс ко всему твои способности и учеба в Кремьонской школе… Могут много нервов вымотать твоим близким.
– Тебе бывало страшно? – заданный вопрос стер улыбку с лица старшего брата.
Сайман обладал редчайшей способностью далеко отличавшейся от телепатии и телекинеза – он мог погружаться в ад… Все дело в его глазах – в них и хранились врата в преисподнюю. Достаточно ему было взглянуть в зеркало, и он попадал в мир усопших, чьи души навечно были закованы в стены ужасающего места. Как же их там было много: худых – толстых, красивых – уродливых, умных – безграмотных, гениев и серых людей… Не прав тот, кто предполагает, что ад подобен реке из грешных душ, и совсем не правы те, кто отрицает его существование. Этот мир подобен бесконечной долине вечно убивающих друг друга существ, которые режут друг друга мечами, рубят топорам, душат голыми руками… Но кто бы не побеждал в этой бессмысленной битве, все равно оставался поверженным огненным смерчем Сатаны.
– Я вижу ад каждый день – мне не может быть страшно, брат… А тебе?
– Вокруг столько тайн и неизвестной нам силы, – оставляя недопитый бокал с чаем, детектив спросил. – Интересно, кто это все контролирует?
– Кто бы не контролировал, все для него закончится одинаково – в бесконечной битве между такими же грешниками, как и он в долине смерти.
– Пессимистические рассуждения, – подвел черту Алекс.
– Нет, брат… Это реальность.
– Как все-таки думаешь – рай существует?
– Не знаю, я вижу только ад.
Глядя на состояние свое старшего брата, младший Фитцжеральд понимал, что преисподняя поглотила его жизнь и в этом мире. Поэтому Алекс навещал брата, как минимум раз в два дня, чтобы убедиться в адекватном состоянии Саймана. А тот, в свою очередь, получал заряд жизни от посетителя либо помогал ему в очередном детективном расследовании, подолгу выискивая убитую жертву среди бесчисленные душ, или приносил с того света очередную порцию историй от Наполеона, Гитлера, Цезаря, Распутина и прочих.
– Хотя, знаешь… – задумчиво произнес Сайман, наблюдая, как брат допивает чай. – Мне кажется, рай все-таки существует… Сколько я не скитался в поисках поэтов, к примеру, Байрона, Александра Пушкина, Эдгара По, Александра Дюма… Никого еще не находил.
– Может, тоже стать поэтом? – предложил младший брат. – В крайнем случае, точно не буду жариться в аду.
– Толку от Фитцжеральда поэта, гораздо меньше, чем от Фитцжеральда детектива. Поэтому не меняй сферу деятельности, – на лице старшего брата вновь засияла улыбка. «Хороший знак», – подумал про себя Алекс. – Я помню, как ты пробовал писать эссе… С такими талантами тебя даже в ад не впустят. Это просто ужасно.
Глядя в свои глаза, он попадал в мир огня и мучений, но путешествуя по долине смерти, встречал тех или иных грешников, которые подсказывали, где в последний раз видели нужного ему человека. Ровно двадцать три минуты Сайману отводилось для нахождения мученика. Затем чудовище, воскресшее из пепла, издавало протяжный крик, во знаменуя о скорой гибели всех постояльцев, превращался в смерч и пламенной мощью сжигал все на своем пути, включая ни в чем невиновного Саймана, который после смерти в аду воскрешался в нашем мире. Все это сопровождалось треском разбившегося зеркала, головной болью и шрамом на душе. Практически все походы старшего Фитцжеральда заканчивались провалом в поиске, но пара детективных расследований все же были раскрыты по велению случая и удачи Саймана. Походы в преисподнюю для него были не такими уж и радужными, но стоило ему подольше задержать взгляд на своем отражении в зеркале, висящем в холле музея, посмотреть на солнцезащитные очки прохожего, на блеск серебряной посуды, как его тут же затягивало в кишащие просторы грешников.
– Знаешь, что я хочу сказать насчет ада? – они уже сидели в темной комнате зала и смотрели бейсбол по телевизору.
– Что? – поинтересовался младший, удобнее расположившись в кресле.
– Тот кошмар, куда я попадаю, это только одна из разновидностей мучений… На двадцать третьей минуте нахождения в преисподние один из узников мне признался: «Я только, что выбрался из другого ада, в котором был совсем один, казалось, вечность. Я бегал по пустому городу в полной темноте и так порядка двадцати лет не мог найти ни одной живой души»… Вот так он мне сказал.
– Может, он сумасшедший? – заключил Алекс, не отрываясь от телевизора.
– На том свете все становятся здоровыми и рассудительными… Человек с рождения слепой становится зрячим, безногий умеет ходить, глухой слышит, хотя раньше они даже представления не имели, как это ходить, видеть, слышать. Он точно не был психом, – Сайман развалился на своей кровати, абсолютно не вникая в действия, происходящие на бейсбольном поле. Он лежал напротив небольшого телевизора, в то время пока на удобном кожаном кресле расположился его младший брат, перечитывающий сводки новостей в «Нью-Йорк Таймсе».
– Сегодня ко мне пришла женщина, которая утверждала, что ее супруг, погибший порядка трех лет назад, до сих пор шлет ей письма с того света…
– Может, он не умер, – не задумываясь, предположил Сайман. – А что? Часто такое бывает, что хоронят не того… Ты что не смотрел мафиозные боевики? Супруг с мулатками оттягивается на берегу Мексиканского залива, пока супруга льет по нему слезы… А написать решил, потому что она вредничала и пилила при их совместной жизни.
– А смысл?
– Нууууу, – протянул старший. – Не знаю, может, хотел довести до инфаркта бедняжку.
– Тут другое, – отложив газету, Алекс уставился в экран. – Они прожили вдвоем практически всю жизнь. Возможно, вместе воспитывали ребенка, который их позабыл и переехал в другой город, возможно, вместе они выбирали район, в котором будут присматривать себе дом, возможно, делали в нем ремонт и обсуждали планы на будущее, возможно, она варила ему кофе по утрам, а он в свою очередь выращивал для нее отдельный куст алых роз… Возможно, какие-нибудь чувства способны вернуть человека из того света…
Не успел он договорить, как Сайман, нагло усмехнувшись, ответил:
– Ерунда. С того света еще никто не возвращался. Я понял, что ты имеешь в виду, но помимо любви есть чувства куда сильнее, к примеру, месть. Сколько убитых жертв, с кем я имел честь разговаривать, говорили мне, что обменяли бы еще вечность страданий ради пятиминутной возможности отомстить обидчику, убившему их или тронувшего их близкого когда-то при жизни… Как-то мне изливал душу мужчина-семьянин, в дом которого проникли грабители. Они его сначала оглушили, затем, связав, заставили наблюдать, как насилуют его красавицу-жену и малолетнюю дочь самыми изощренными методами, а после всего их медленно резали на его глазах… Он был готов остаться проклятым навечно, страдать в пламени преисподние бесчисленность лет, лишь бы ему дали пару минут для беспредела над этими подонками или хотя бы чуть ослабили веревки, возвращая в тот трагический день… Но все четно. Кто умер, тому нет пути назад, брат.
Между ними зародилось молчание, и они наблюдали, как отбитый мяч на телеэкране летел в сторону трибун, не собираясь касаться земли.
– Может, это даже к лучшему, – сказал младший брат.
– Определенно, – подвел черту старший. – Конец должен быть всему.
Тусклые лучи за окном едва проникали в квартиру, но блеском золота напоминали, что еще не вечер и самое время позвонить и назначить свидание Милене. Учитывая педантичность, дисциплинированность и математическую точность практически во всем, Милена все же сбивала его своей непунктуальностью и манерой свободного проведения времени. Поначалу Фитцжеральда это раздражало, затем он пытался определить закономерность временного промежутка опоздания данной леди, но затем прояснил: «Симпатичные особы – вовне законов науки и математики конкретно». Бывало и такое, что и он опаздывал на свидание. Милена вносила в жизнь Алекса каплю сумасбродства, каплю отрешенности от правил, каплю нервозности и целый океан любви. Услышав от брата столь дикие истории, ему сделалось дурно.