Люблю банальные фразы, в них столько оптимизма…
Я посмотрела по сторонам. Много знакомых лиц: вон Ингрид жует жвачку, кутается в свое фиолетовое пальто, вон противная менеджерша из третьего Комитета… Чуть поодаль маячили полицейские. Толпа вокруг прибывала, зевак становилось все больше. Странно, откуда вообще в наш век скучных чудес берутся зеваки?
Майло начал напевать под нос какую-то песенку – ненавижу, когда люди без слуха петь пытаются, хочется сапогом по голове надавать.
Но тут бабулька приподнялась.
Она взмахнула рукой и словно потянула на себя пройссовский луч. Начальник пошатнулся; высокий старик что-то шепнул. Оперативники рванули вперед, но все, что можно было сделать, – это чисто физически удержать Пройсса на месте. Что я и сделала – машинально схватила его за пальто.
Ну и полетела по инерции головой вперед. Воздух вокруг бабки заискрился.
Пройсса протащило рядом со мной – он налетел на невидимый купол и отскочил, поставив какую-то защиту, а я как будто засыпала на ходу – меня несло к бабульке, и ничего хорошего это не предвещало. Это была вампирская ловушка. Мгновение, и ты лишаешься своих способностей на пару лет.
Энергию можно использовать и без карточек. Только вот способы добычи ее – воровство, убийство, вампиризм, браконьерство – все как на подбор опасные и, что главное, незаконные.
– Майло, давай! – Ловушка была уже перед моим носом, как я увидела боковым зрением, что Майло швырнул хорошо заряженную ручку бабке прямо в лоб. Эгнис осела на землю. Я с размаху приземлилась на коленки и успела провести нейтрализацию по полной программе – тридцать единиц с карточки долой.
– Вот спасибо, – пробормотала я.
– Можешь встать? – Майло навис надо мной, ограждая от суеты вокруг.
Я вздохнула:
– Погоди минуту.
За дело взялись полицейские – при помощи аналитиков грамотно расставили силки, сплели сеть заклинаний и активировали свои карточки. С такими операциями, как с посадкой самолета: нужно скоординировать работу многих людей, все точно рассчитать, и только тогда будет ждать успех.
Итак, бабушку, кажется, скрутили.
Я немного посидела на земле, отдыхая. Поблагодарила Майло, что-то умно ответила Пройссу. Тот по-джентельменски помог мне подняться – коленки я разбила в кровь.
Как оказалось, несколько дней назад Эгнис обивала пороги Краковских Комитетов: полусумасшедшая старуха все пыталась проводить какие-то ритуалы, сканировать ментальный фон, заводить пространные разговоры с сотрудниками. Наконец, бабку решили сдать обратно в ту лечебницу, из которой она сбежала – но не тут-то было: старушка умудрилась вырубить свою охрану, выбраться из машины и побрела по городу, самым вампирским образом выкачивая энергию у встречных горожан.
Ну что ж, могло быть и хуже.
Публика начала расходиться. Я чувствовала себя героем и уставилась на начальника с выражением скромности и надежды на лице.
– Неплохо сработано, Хлоя, – меня он потрепал по плечу, а Майло не решился, лишь одобряюще кивнул ему, – И ты тоже молодец. Кстати, приглашаю вас обоих на праздничный ужин в Комитет завтра вечером. Повод – новый грант для кое-каких магических исследований в Малопольском воеводстве.
– Наука – это хорошо, – прогундел Майло, – Вкусная еда – еще лучше.
Я скорбно поджала губы.
– Жду вас обоих, – подытожил Пройсс.
Я отряхнула джинсы на коленках и поплелась домой.
***
Собрали нас всех в длинном, как гроб, зале на первом этаже Комитета. Здесь мне, кстати, два года назад вручили диплом. Розовенькие стены, под потолком намагичен фонтан из бумажных розочек, возле окон буквой «П» стоят длинные столы. В углу – импровизированная сцена. Ужасные колонки по углам распевают романтические хиты тысячелетней давности. И не скажешь, что и в этом зале раньше проводили странные обряды…
Мы расселись. На небольшую сцену поднялся Пройсс и начал толкать речь о том, как он рад деньгам и все такое прочее. Мы с Ингрид ухмыльнулись друг другу – она была такая красивая в своем полосатом платье и белых перчатках. Рядом с ней веселый Пожела за обе щеки уплетал салат. Чуть подальше от него я вдруг увидела ту самую мою соседку из странной квартиры. И, честно говоря, ужасно напряглась. Она переговаривалась с незнакомым мне заморенного вида парнем, смеялась и не обращала никакого внимания на речь Пройсса.
Я и сама давно перестала его слушать. Как только начальник смолк, в зал вошли официанты и стали разливать выпивку и раскладывать тарелки с жареной картошкой, разнообразными соленьями, пирожками, драниками и салатами.
Я, конечно, дома ничего готовить не стала: после рабочего дня мы с Майло выпили у меня на кухне чаю и быстренько двинули в Комитет. Я даже решила не наряжаться и притащилась в растянутом свитере и кожаных сапогах, которые делают меня похожей на малолетнюю искательницу приключений, собравшуюся сбежать в открытое море и стать пиратом.
Прикончив салат, я приступила к фаршированным яйцам. Майло уже успел обглодать кусок индейки и веером раскидать вокруг себя косточки.
Тут я заметила, что та самая соседка по этажу поглядывает в мою сторону. Я помахала ей рукой и получила в ответ какую-то странную улыбку. А секрет оказался вот в чем: смотрела она не на меня, а изучала Майло. И чем ее мог заинтересовать этот борец сумо? Ну ладно, не сумо, скорее борец с едой – она его главный интерес в жизни, и ни одна, по его выражению, «аппетитная дама» не смогла бы соперничать с хорошей отбивной. Впрочем, у всех свои вкусы…
Вот и сейчас Майло никакого внимания обратил на жгучий взгляд восточной красотки.
Тем временем началась развлекательная программа.
– Будешь участвовать в конкурсах? – ехидно склонилась ко мне Ингрид.
– С ума сошла, – я доедала картошку, – Вот Майло будет. Кто дольше всех проторчит в сортире, например…
Вместо конкурсов начались танцы. Майло и впрямь куда-то убежал, и тут ко мне подсела моя соседка. Ингрид удивленно вскинула брови.
– Привет, Хлоя! – поздоровалась новоприбывшая.
– Привет. Как тебя зовут?
– Верона, – она взяла с широкой тарелки половинку помидора и запихнула в рот. Я жевала картошку и лишь кивнула. – А где твой напарник?
– Майло вышел в туалет, – вставила бесцеремонная Ингрид.
– У нас в колледже говорили, что у него необычная судьба. Он… Вроде как деревенский самородок, это правда?
– Ну, он приехал из деревни, это да. Откуда-то с севера страны, из-под Гданьска, что ли, – с набитым ртом пробурчала я, – Он особо не рассказывал.
– Понятно, – Верона опять как-то противненько заулыбалась. Она даст мне поесть или нет? Может, еще пару месяцев так оттянуться не удастся… – Неудивительно, что многие мечтают поработать в Кракове. Старые города очень энергетичны, здесь легко и интересно заниматься магией.
Я кивнула. Прага, Цюрих, Афины, Таллин – самые древние города Европы. Краков еще молодой по сравнению с ними. И уж точно моложе городов ливанских и сирийских, которые не становятся мировыми энергетическими столицами только из-за давления религиозных общин.
– Почему ты интересуешься? – с набитым ртом проговорила я.
– Ну, мне интересны люди, – Верона вновь растянула губы в улыбке. – Интересен ваш Комитет. Атмосфера здесь очень приятная, а господин Пройсс – замечательный руководитель.
– Мы в комитете собираемся открывать экскурсионное бюро. Возьмем тебя в команду, – вставила Ингрид. – Нам как раз не хватает автора штампованных фраз.
– А я буду продавать магниты, – Пожела скрестил руки на груди и сурово уставился на Верону. Та ответила ему невинным взглядом – ни один мускул на ее лице не поменял положения.
Тут к нашему столу подошел Пол Крайчек – парень, с которым мы с Ингрид учились вместе в колледже, наш общий друг; мне он немного напоминает богомола: очень высокий, худой, с огромными печальными глазами навыкате. Носит очки и клетчатые рубашки. Пола все вокруг любят – он очень коммуникабельный и добрый парень, хотя и зануда.
– Вы, я смотрю, травите практиканта? – Пол цокнул языком, и я бросила в него скомканной салфеткой. Верона послала свою пластиковую улыбку и ему. – Верона, я могу пригласить тебя на танец?
– Конечно! С удовольствием!
Пол и Верона исчезли в мгновение ока.
Я пожала плечами, положила себе здоровенный кусок жареной форели и облила ее соусом тартар. Стоило попробовать лишь маленький кусочек, чтобы убедиться еще раз: повара нашей столовой великолепны. Мне в мгновение ока захотелось подойти к их стороне стола и крепко обнять каждого.
К тому времени, как солнце село и за окнами зажглись огоньки проспекта, мы все наелись, как на убой. Майло еле двигал ногами, а я шла домой так, как будто была беременной на последнем месяце.
– Наверное, я вообще неделю есть не смогу, – я охнула и с тоской покосилась на Майло.
– Я тоже. Так что там хотела эта девица?
– Спрашивала про тебя, – повторила я. В конце ужина я уже рассказала Майло про Верону, но ему же, балде, все нужно многократно повторять.
– Не знаю, что ей надо, – ответил напарник.
– По-моему, это все очень подозрительно, – покачала головой я, – Что это вообще за имя такое: Верона? И сама эта мадам какая-то неприятная. Она потом к тебе не приставала?
– По-моему, она сосредоточилась на Крайчеке, – пожал плечами Майло. – Ладно, до понедельника.
Целую неделю мы действительно почти не могли ничего есть. Но это была ерунда по сравнению с напряженной работой: обходы пришлось проводить тщательнее из-за месячного рапорта, который вдруг затребовал Пройсс. Долго он добреньким не бывает – мягко стелет, да вдруг как устроит бюрократический кошмар…
Зато погода в городе улучшилась. Противные дожди закончились, и меня тянуло в парк или в лесок, или просто прогуляться с Ингрид, или в кабак к Крокеру, повидать старых знакомых. Но как назло, приходилось заниматься рабочими делами.
Однако что-то надвигалось – в этом не было никаких сомнений. Я чувствовала это все сильнее и сильнее.
***
Ингрид Хвальковска с колледжа была моей самой лучшей подругой.
Поначалу мы вместе снимали квартиру, корпели над учебниками, обсуждали сплетни и часами гуляли по мрачным улицам вроде Кроводерской, одно название которой весьма намекает на разные ужасы.
Мы искали неприятности – и мы их находили. В школе я была спокойной и мирной девочкой, просто ангелом с виду, а в колледже как с цепи сорвалась – научилась драться, скандалить, плести интриги и все прочее, что полагается начинающему магу. И хорошо училась – я поняла, что у меня действительно всё получается. Получаются все эти волшебные штуки – не как у Святой Бабушки, а по-своему.
Сейчас я понимаю, что иначе и быть не могло – когда я была маленькой, то старалась быть хорошей для всех. Для отца, которого таким образом мечтала вернуть в свою жизнь; для матери, которую куда больше интересовали любовники и вечеринки, чем дочь. Для бабушки, которая махнула рукой на своего ребенка и пыталась вырастить вторую себя из внучки. А когда я повзрослела, поняла, что никому ничего не должна.
Не должна быть хорошей. Не должна быть плохой. Я не должна скучать и не должна быть одна.
Наша дружба с Ингрид, конечно, не оставалась безоблачной. Как-то раз мы с ней крепко повздорили, смертельно поругались и даже в сторону друг друга не смотрели, поэтому из квартиры, что мы снимали вместе, я съехала. Честно говоря, я об этом не жалею, поскольку те апартаменты, что я начала снимать, оказались гораздо уютнее предыдущих.
Так что во время прогулки я все же рассказала о своих странных ощущениях Ингрид, хотя и немного опасалась, что она опять назовет меня истеричкой и высмеет.
Предчувствие становилось все более мощным – стоило закрыть глаза, и под веками вспыхивали разрозненные, но всегда одни и те же тревожные образы: белоснежная гора, залитая холодным голубым светом, сотни черных бабочек, летящих в лицо, тяжелые ржавые цепи, которые тянулись ко мне из темноты. И я не знала, как расшифровать все эти знамения – впрочем, это у меня никогда не получалось. Что проку в таком предчувствии?..
Ингрид выслушала меня. Ухмыльнулась, закурила свою противную ментоловую сигарету, уселась на скамейку и пробурчала:
– Тебе лучше всех известно, что к своим ощущениям надо прислушиваться.
Я скучающе уставилась в уходящую вдаль аллею.
– Да не то, чтобы ощущение тут. Набор картинок… – я поежилась. – Одно могу сказать: это скорее как развилка. Уж насколько я привыкла к новым людям в Комитете, но эта девица с великолепным именем Верона сразила меня наповал…
Ингрид состроила рожицу.
– Ну, раз вариантов развития несколько, тогда и напрягаться не стоит, – Ингрид стряхнула пепел на асфальт, – Только нервы попортишь. И, вообще, не мешало бы нам съездить в столицу, покататься с песнями в метро, устроить дебош в торговом центре. Как в старые-добрые. А?
Я засмеялась.
– Вот именно, что в старые, – я покосилась на точеный профиль боевой подруги: именно такие носы и рисовали в книжках всяким злым волшебницам. Но Ингрид, конечно, не злая, а нос – фамильная гордость. – Сейчас я стала ленивая и скучная.
– Ну, к Крокеру-то ты все еще захаживаешь. И в прочих злачных местах тоже не прочь появиться, – улыбнулась Ингрид. – Это нормально, мы молоды. И не стоит называть себя скучной.
Я потерла ладонью лицо.
– Ничего плохого тут не вижу.
– Дело не в том, – продолжила подруга. Я фыркнула. – Хлоя, как будто какая-то часть тебя все еще застряла в том дне. Помнишь, в Берлине один такой печальный день был…
Я пожала плечами. Я помнила.
– Только потому, что не нашла ответа. Ты же знаешь, ничто меня так не бесит, как не расставленные точки…
– Я знаю.
И я была благодарна ей за это знание.
Мы поднялись со скамейки и поплелись к выходу из парка.
***
В пятницу я проснулась с четким ощущением прохождения точки невозврата. Того самого момента, когда луна находит на солнце, и тысячи людей поднимают головы к небу, как и их предки много лет назад. Странно, сейчас мы знаем о законах небесной механики и не размышляем о том, вернет ли волк свет Красной Шапочке, но это тонкое ощущение трепета испытываем все равно. Эти трепет и предопределенность так похожи на то самое мое предчувствие, которое совершенно точно можно зафиксировать при помощи приборов и так трудно описать словами.
Я не торопясь позавтракала, помыла посуду и решила подзарядить артефакты. Одной рукой нажала на кнопки, в другую руку взяла артефакт, прадедов нож, и считала с карточки нужное количество магических единиц. После него свою долю энергии получила старая, найденная в развалинах театра на окраине Берлина шариковая ручка и ржавая отвертка времен Сопротивления, которую я не очень люблю использовать – отвертка неприятно и очень явственно фонит энергией смерти. Так и вижу, как это погнутое острие вошло в чей-то глаз…
Сила заклятий во многом зависит от возраста артефакта. Именно поэтому профессия антиквара стала запретной, а опасный, удобный для зачарования антиквариат – практически полностью конфискован из частных коллекций.
Убрала инструменты в чехол и засунула в сумку. Здравствуй, новый рабочий день.
При обходе только три квартиры показались мне подозрительными. В одной из них оказался назревающий парадокс; в другой – конфликт между зачарованной зажигалкой и ловцом снов; а дверь третьей была наглухо заперта. Мы с Майло управились со всеми тремя домами к семи вечера, последним осмотрев мой.
– Проводишь меня до квартиры? – неожиданно сама для себя спросила я коллегу.
– Я и сам хотел предложить. Что-то ты бледная, – буркнул Майло.
Я крепко зажмурилась. Ледяная гора, бабочки, цепи; ледяная гора, бабочки, цепи. Кровь шумела в ушах, слегка знобило – и я наконец начала понимать, точнее, ощущать каждым нервом тела, что именно сейчас нужно делать. Почти так же я вытягивала нужный билет на экзамене, вставала в нужную очередь в магазине или высматривала в городских толпах тех, кто может стать проблемой или попал в беду. Все эти образы и ощущения внутри толкали меня к последовательности событий, которые уже невозможно избежать. Они были связаны со всеми, кого я знала, и в первую очередь с Майло.