Тот слушал недолго; подошедший и нависший официант принял заказ на зелень и овощи, сыр, рыбу, пожаренную целиком, и минеральную воду без газа.
Ирма заказала крем-суфле из белых грибов, салат с овощами и куриной грудкой гриль.
– Тайтингиль, – встрепенулась она, когда официант удалился, – а все-таки. Что значит Котов – не человек?
Эльф, коротко поглядывавший по сторонам, приподнял брови.
– Я не знаю, как он оказался здесь. Но у меня есть ощущение, что я узнал давнего врага.
– Врага? Но вы даже не знакомы… – растерялась Ирма. – Дима… Как он может быть врагом, он такой обаятельный, его все-превсе обожают! И… если не человек… то кто? Тоже… гном? Этот… дверг?
– Ну что ты. Эльфы не особенно любят подгорный народ, но уважают и часто обращаются за работой, которую гномы делают лучше всех, – объяснил витязь. – Дверги не враги. А вот твой Котик – орк.
Ирма подскочила. Вот такой страшный, кривобокий, зубастый из фэнтези – спортивный улыбчивый Дима Котов? Котик? Орк?
– Да, причем один из сильнейших, как я чувствую. Лучший из воинов Морума, которых я знавал. А я знавал многих, поверь. И вот в чем дело – он погиб. Весьма… неординарно позволил победить себя в бою низкорослому и не такому уж опасному противнику. Его гибель осталась загадкой, а тело после боя не нашли, – задумчиво рассказывал Тайтингиль. – Сегодня на мне была его одежда. Снова. И снова мерещилось, что это именно он, но…
– Но что?
Эльф повертел салфетку и вдруг хохотнул:
– Но вид этой одежды вызвал у меня вопросы, Ирма! Потрошитель Азар… и радужные цветы на трусах. Я засомневался.
– А что ты будешь делать, когда вы встретитесь?
– Я? – лениво уточнил витязь. – Это будет зависеть от того, что я увижу и услышу. Азар… не так прост.
– Ну, слава богу, он пока далеко отсюда, – порадовалась Ирма, принимая суп и с некоторым трепетом вспоминая, сколько раз они с Котиком пили тут на брудершафт и ели великолепные спагетти с трюфельным соусом или акульим плавником, – и возвращаться еще долго не…
Подошедший к столу официант со следующим подносом, груженным тарелками, шарахнулся, увидев перемену выражения лица клиента; сама Ирма ахнула и резко обернулась, а Тайтингиль медленно вставал из-за стола, сминая салфетку.
Прямой разворот плеч, водопад злата по спине и грозовые, потемневшие глаза.
По проходу к столику шел плотно сбитый, рослый молодой мужчина предосудительного для дорогого ресторана вида, но встреченный девушками на ресепшн с радостным оживлением.
Ладный крупный парень двигался с кошачьей грацией. Кот-экзот: половина головы у него была выбрита, светлые волосы скручены в жгуты дредов, перекинуты набок. Черная перчаточной кожи куртка обливала широкие плечи, спортивки из последнейшей (в Москву ее еще не завезли, Ирма точно знала) коллекции «Адидаса» подчеркивали сильные бедра, от флуоресцентных кроссовок болели глаза. У самого Котика – не болели, их надежно защищали переливающиеся синим очки. И сам Котик был сексуально смугл, что остро контрастировало с волосами, ибо провел в Эмиратах немало времени… и собирался оставаться там еще?…
Официант, буквально стряхнув блюда, рванул в сторону, попутно подавая сигналы охраннику. Отчего-то ситуация была прозрачна абсолютно всем.
– Иррма-а-а! – взвыл Котик мартовским фальцетом, переходящим в боевой утробный рев, столкнувшись застекленным взглядом с глазами эльфа.
– Азар! – рявкнул эльф и вмиг оказался напротив Дмитрия Котова в узком ресторанном проходе. – Ты! Точно! Я знал, я чувствовал!
– Я-а-а-а? Ирррма-а, кто это, ты знаешь, кто это с тобо-о-ой?
На Ирму снизошло озарение, подсказанное ей видом спешащей сюда охраны.
– А ну оба вон на улицу!
И в этот момент Тайтингиль и Котов соприкоснулись в проходе.
Острое выяснение отношений началось прямо в зале и вытекло в коридор, затем в холл, сметая беспомощную охрану, затем на улицу. Ирма неспешно расплатилась и вышла следом, с сожалением оглядев оставляемые на столе нетронутыми блюда и зажав под мышкой трость Тайтингиля, закурила, бросила, снова закурила. Бросила.
В конечном счете Тайтингиль, люто скрутив Котика, прижал его носом к капоту Ирминой машины. Женщина стояла рядом, переминаясь с каблука на каблук; в одной руке – дамская сумочка, в другой – тяжеленная трость с клинком внутри. Она коротко улыбалась углом рта прохожим, созерцающим неожиданную батальную сцену.
– Ирма-а! – выл Котов. – Эльф, Ирма, где ты его взяла-а-а? Эльфа-а-а!
Тайтингиль тряс и встряхивал.
– Молчи! Ты! Как здесь? Ты, темное создание, сколько ты здесь? И как, как ты – здесь?!
Котов пытался выскользнуть – мягко, извиваясь торсом, играя плечами, – но эльф прижимал его собой, своим телом, и удерживал руки в жестком захвате. Охрана напряженно разглядывала поле боя, но не вмешивалась.
– Освободи мою машину, – наконец жестко сказала Ирма, поняв, что сам собой конфликт не угаснет. – Освободи-те. Оба. Немедленно!
Эльф за шкирку приподнял Котова и переместил в сторону.
– Котик, – ласково продолжила женщина, – я понятия не имею, что тут происходит, но вижу, что у вас было интересное общее прошлое. Ключи от моей квартиры у тебя есть. Когда вы закончите, будь добр, отвези Тайтингиля ко мне. Он сам вряд ли найдет дорогу.
– Тай…тингиля? – мяукнул притесненный Котов.
– Вот его. Верзилу этого рыжего, – сердито сказала Ирма и схлопотала недоуменный взгляд витязя, – а мне надо работать. Алинка собралась замуж.
– Не волнуйся, Ирррма… выдадим в лучшем виде. – Котик снова ожесточенно брыкнулся, и пару секунд двое мужчин напоминали скульптурную композицию «Самсон, разрывающий пасть льва». Ирма холодно окинула эту картину взглядом и, сев за руль, покинула стоянку ресторана.
Как только Ирма уехала, пара расплелась, и витязь с орком уставились друг на друга тяжелыми взглядами. Котик зашипел, оценив растертые по тротуару радужные осколки очков. Оказавшись отпущенным, бывший орк… орк, подумать только! – первым делом поправил воротник пижонской куртки и одернул модные штаны.
– Очки-и… Эх! Ну поехали, светлейший…
Его белый «амарок» стоял рядом. Орк шустро разместился за рулем. Тайтингиль усмехнулся, оправил парчовый жилет, сел на переднее пассажирское кресло, пробежав пальцами по потоку волос, выравнивая, выглаживая.
– Куда? – Орк бросил руки вперед. – Куда, эльф?
– Все равно. Туда, где мы можем поговорить, – спокойно ответил Тайтингиль.
Котов вел, и пробки волшебно расступались перед ним; эльф практически не смотрел на водителя, скользя взглядом по городу.
– Рассказывай.
– Если бы я знал, – выдохнул Котик. – Не помню… почти ничего. Очнулся однажды голым на помойке. Встал, отряхнулся, пошел… часто снится странное. Снится лед. Много льда. Я падаю в черную… воду-у-у. Я падаю, плыву подо льдом, задыхаюсь, так страшно. Небо над головой сквозь лед – серррое, серррое… Ммммм… И я… Пррросыпаюсь. Такое чувство, будто просыпаюсь мертвым, понимаешь? Страшно.
Просыпаюсь мертвым. Как точно сказано… Тайтингиль усмехнулся. Он просыпался мертвым. Было.
– Забвение. Оно страшно, орк, страшно, я был в нем, я его касался. Это страшнее всего в Эале, забвение… Когда вроде бы остаешься собой, но… но… – Голос эльфа сорвался, затих. – А меня? Ты помнишь меня? – спросил после паузы.
Орк заулыбался смущенно.
– Забудешь тебя…
…Это были одни из самых страшных болот в Эале. Великая битва отгремела совсем недавно, и эльф, раненный отравленными дротиками южан, потерявший коня, пробирался по вонючим кочкам. Бросить меч – нет, нельзя, это все равно что бросить в пучину гнилой жадной воды самого себя. Кровь заливала тело под доспехами; свои ушли стороной, сквозь тину в лицо Тайтингиля смотрели бледные лица утопленников и мертвецов прежних битв, и вокруг плясали болотные огни.
Силы истощились; витязь отыскал кочку повыше и пал, накрытый коричневым плащом, шитым золотыми цветками, пал ничком в сырые мхи, вытянув вперед руку с мечом.
Эльф редко так глубоко уходил в небытие, снова в Чертоги Забвения; разрубленное оплечье сочилось почерневшей кровью. Мысленно Тайтингиль пел прощальную песню, сокрушаясь, что все случилось так глупо и странно. Никто не ждал битвы здесь, у болот; небольшой отряд эльфов оказался рассеян и уничтожен.
Но…
Руки, теплые руки.
Мягко отобрали меч, воздели куда-то наверх.
Шкура.
Пальцы завозились в застежках доспехов, снимая их – правильно, правильно.
Горячий отвар с едким, жгучим вкусом полился на рану, пересекающую плечо и половину груди. На губы. Едкий, но в нем не было яда, а была иная целительная сила, не та, что использовалась эльфами. Сила слез скал, мумие; сила полыни и горькой смолы, но – сила.
Тайтингиль очнулся нагим – только его собственный плащ накрывал бедра. Небольшая сухая полянка вблизи скал и болот – слышны крики выпей и запах сырости; костер. На костре котелок.
Доспехи и меч. Все тут, хотя и порубленное.
Приподнялся.
Потрошитель Азар деловито поправлял костер. Коротко глянул на эльфа.
– Тебе бы оруженосца, светлейший. Что же ты так, мордой в болото…
– Лицом, – трудно выговорил эльф. – Морда у тебя, предводитель орков. У меня – лицо.
Рубчатый, грубо и неровно подживший от орочьего лечения шрам пересекал плечо и половину груди, достигая светлого, еле заметного соска. И звездчатые шрамы от дротиков, на близком расстоянии пробивших-таки тонкую металлическую чешую доспехов.
– И… я не беру оруженосцев. – Эльф закашлялся, и орк, легко встав, протянул ему плошку, грубо сработанную из дерева, – с чистой водой. Пригодной даже для эльфа.
– Напрасно, напрррасно же, – как-то иронично буркнул Азар, – вот сейчас пригодился бы тебе… оруженосец.
– Чего ты хочешь? Выкупа? Сражения?
– Ничего не хочу, – решительно ответил орк. – Как сможешь встать, иди. Ты ничего не должен мне. Вот, хотел посмотреть на эльфа… вблизи. Так ли вы похожи на девушек, как говорят.
На секунду внутри у Тайтингиля все дрогнуло в ужасном подозрении – подозрении осквернения, позора, необратимости. Орки, и Азар в том числе, видели достаточно эльфов вблизи. И могли оценить… похожесть на девушек.
Орк глянул в искаженное лицо витязя и расхохотался:
– Ради одного этого мига тебя стоило подобрать, цветок Нолдорина, золотой сокол… Ты напуган. Да. Не переживай.
Орк ушел, когда убедился, что эльф способен вскипятить себе воду. Принес напоследок какую-то жирную болотную птицу, кинул у костра, вскочил на боевого волка и унесся.
Тайтингиль так и не нашел слов – благодарности, долга; так и не определил, что же это было.
– Я, – сказал орк Дима Котов, – сейчас только понял, уже человеческими мозгами. Их как-то побольше, – заулыбался, сияя на эльфа прозрачными голубыми глазами на загорелом лице; улыбка была обескураживающей. – Видимо, я всегда хотел быть… эльфом. Смешно, да? Орк – эльфом. Поэтому и громил ваших так ожесточенно, что не мог. Поэтому и спас тебя тогда. Это был единственный раз, когда по-доброму говорил – с вашими… Поэтому в здешнем мире мне вот так… отдало. Я миррный, миррный тут, такой миррный, хоррроший. – Он явно замурчал, улыбка стала шире. – Я не касаюсь оружия, даже не хочется. И люди – они идут ко мне, тянутся, а не страшатся и не бегут. Я… желанен. Я Котик, блин. Котик. С восемью жизнями.
– Не девятью? – нахмурился Тайтингиль.
– Одну… я уже потерял.
– Тебя приняла эта складка Эалы? – медленно спросил эльф. – Ее земля, ее воздух?
Орк выдохнул.
– Я… пррривык. К воздуху – горькому. Воде – едкой. Звукам – резким. Главное – что жив снова. Главное.
– Я не могу, – сказал Тайтингиль. – Мне нужно найти путь для эльфов, спасти свой народ. От забвения. На это мало времени. Каждый шаг по этой земле дается мне с трудом. Я хочу исполнить свою миссию… и затем покинуть это место. Ты… можешь со мной.
– Как ты собираешься покидать мир? Я никуда отсюда не хочу, я прижи-ился, – мяукнул Котик. – Опять в битвы, в кровь опять, в грррязь? Не-ет, не хочу-у…
Эльф смотрел – он и правда прижился, этот орк. Рулил бесконной повозкой, в которой жужжала и шкворчала назойливая местная музыка, потряхивал своей хитро плетенной гривкой в такт звукам, взглядывал на карманное волшебное зеркало и, пользуясь остановками, стучал пальцами в гладкое стекло, выбивая бесчисленные послания кому-то неведомому.
«Амарок» споро рыскал дворами; вот и дом – ограда, перегородка на въезде, все как у Ирмы. Но это не Ирмино жилье.
– Ты привез меня к себе?
– Ну м-мало ли что, – мяукнул парень, – м-мало ли. Зачем Иррме выносить из дома тррруп и оттирать кррровь? Давай лучше у меня. Звукоизоляция. Любые вопросы, светлейший. Любые, какие захочешь задать. Какие… захочешь.
Тайтингиль на секунду уставился на Котова – он уловил подтекст, но не понял, что подразумевал орк. Двусмысленность, скользкая и острая, как тело и клычки змеи; ловушка? Западня? Впрочем, не ему бояться орков, даже безоружному; эльф покинул салон белой машины с волчьим именем и последовал за помятым Котовым мимо стойки консьержа, сидящего прямо и внимательно, как сыч на суку – там, на гнилых болотах…
– Я чувствую, этот город опутан темными нитями разных сил, – говорил витязь, перешагивая порог квартиры. Если бы он мог судить, то решил бы, что Котов устроился просторнее, стильнее и дороже Ирмы. Прижился, да, прижился. – Таких мрачных, таких странных, что порой мне кажется невероятным, что люди во власти черных сетей еще сохраняют какой-то свет в душе. Теперь я понял, что именно неладно. В этом городе кроется паук. Паук, которого нужно убить. Паук, прошедший грань миров, как это сделали я и ты. Дверги принесли мне доказательства. Паутину. Я посмотрел и увидел огромную опасность. Странную опасность, словно разлитую в отражениях прошлого, нынешнего и будущего…
Котов, кинувший ключи и айфон на тумбочку у зеркала, выполненную из темного дерева малазийскими мастерами, быстро снявший кроссовки и ринувшийся было в глубь квартиры, остановился. Уставился на златого витязя прозрачными, сияющими глазами с бледно-голубой радужкой.
– Я… мне так хорррошо тут. Ох, светлейший, может, обойдемся без дрррак, без дрррак? Да, тут едко и странно, но… Я же умер – там. Знаешь, как хочется жить, когда ты умер?
– Знаю, – жестко ответил эльф. – Я – знаю.
Орк опустил взгляд.
– Ну… до тебя я не рисковал вспоминать… светлейший. Старррался все воспоминания о том… мире… о той жизни уничто-о-ожить… Мне совсем недурно здесь. А ты-ы…
Тайтингиль молча рванул пуговицы жилета, потянул с плеча сорочку, едва не выдирая пуговицы из легкого поплина вместе с мясом.
Орк уставился на тонкий белый шрам, едва заметный, пересекающий плечо и спускающийся на грудь, к соску. Потянул руку и провел кончиками пальцев.
– Вот же, а… вот же… значит… это в самом деле ты-ы… и это было.
Болота, славные гнилые болота, куда так удобно загонять врага. Огни, трупы, гниль; спутанные следы. Громадный боевой волк не любил бегать по мокрому и огрызался. Но находка стоила неудобств – сам златой нолдоринский сокол, непобедимый, неповторимый Тайтингиль; волосы вразлет, потемнели от ядовитой влаги; тело укрыто плащом.
Орк не мог признаться себе, зачем он это делает.
Зачем он делает это, возясь с полутрупом – но вспоминал летящий на белоснежном коне силуэт, взмывающий над битвой; плащ волос по ветру, за спиной бьется коричневая парча, шитая златом; в руке свистит набитый рунами и цветами клинок, уничтожая его подданных.
Орков.
А теперь он, великий Потрошитель Азар, гроза эльфов, гордость Морума, бережно снимает доспехи, омывает тонкое сильное тело от ядовитой, вспененной крови, глубоко, тщательно вылизывает раны – самое надежное лечение, самое, пока эльф еще не очнулся.
Трогает, исцеляет.
Он, убийца.
Он бережно свернул в жгут длинные золотые волосы эльфа и отжал от болотной воды. Волосы, к которым, как гласила легенда, Тайтингиль не давал прикасаться даже девам.