Нина Викторовна положила трубку.
– Где он?
Тревожный взгляд женщины бегал по присутствующим. Ее лицо постепенно покрывалось мертвенной бледностью.
К ней подошел муж и положил на плечо руку.
– У-у-успокойся… Н-н-не в-в-волнуйся…
– Ты? Меня успокаиваешь, а сам не меньше меня волнуешься. Вон, зазаикался.
– П-п-пойду, п-п-похожу п-п-по у-у-улице, п-п-по д-д-дворам. М-м-может, в-в-встречу.
Иван Андреевич оделся и вышел.
Нина Викторовна металась по гостиной.
– Мама, что делать, что?! Это все ты, ты! Зачем дала деньги, зачем?! Господи!
Вера Осиповна подняла руку, открыла рот, что-то хотела сказать, но не смогла: она, неловко подвернув голову, стала валиться на бок.
– Бабуль, бабуль! – истошно закричала Светлана. – Что ты? Что с тобой!
Нина Викторовна обернулась.
– Мама! – она кинулась к старушке. – Только этого не хватало! Света, беги на кухню. Там, в столе ее сердечные таблетки. Тащи скорее!
Девочка убежала, а Нина Викторовна стала массировать грудную клетку.
Светлана принесла и протянула дрожащей рукой таблетки. Нина Викторовна взяла две таблетки и, раскрыв рот, положила под язык. Руку старушки не отпускала, следя за биением пульса.
Через минуту пульс стал ровнее, взгляд старушки стал осмысленнее.
– Мама-мамочка, прости меня, дуру набитую, прости!
Старушка подняла руку и погладила дочь по волосам. Но она все еще была слаба. Рядом сидела внучка, обнимая бабушку за голову.
– Надо «скорую» вызвать.
Вера Осиповна, с трудом шевеля губами, тихо произнесла:
– Не надо, доченька… Мне уже лучше… Ты лучше обзвони больницы, милицию… Мало ли… что могло случиться.
Нина Викторовна так и сделала. Но десяток звонков ничего не дал. Везде говорили одно и то же: по их данным, Чудинова Сергея Ивановича не значится.
Ничего не могли сказать и одноклассники. Они в голос твердили: Сергей ушел из школы вместе со всеми, и они не знают, где он.
10 ОКТЯБРЯ. ВОСКРЕСЕНЬЕ. 00. 35.
Оперативный дежурный Промышленного райотдела внутренних дел Степан Алексеевич Смирнягин зевнул и с хрустом в суставах потянулся. Он встал, подошел к окну. Там, за стеклом свирепствовала непогода: дул сильный ветер и шел липкий снег.
– Ну и погодка! Просто – зверь.
Откликнулся старший лейтенант Окуневский, сидевший в углу дежурной части и разгадывавший кроссворд.
– Погода шепчет: займи, но выпей.
Смирнягин вернулся на свое место.
– Кто о чем, а вшивый – о бане, – он громко с хрипотцой рассмеялся.
Окуневский, оторвав глаза от газеты, посмотрел в его сторону и покачал головой.
– Юмора твоего, капитан, не понимаю. Лучше скажи мне: что это за парусное судно из четырех букв, первая буква «б»?
Смирнягин не стал долго ломать голову.
– Баржа.
Окуневский вновь осуждающе покачал головой и поцокал языком.
– Ну и ну! Я же сказал из четырех, а не из пяти букв. Это – во-первых. Во-вторых, капитан, я никогда не слышал, что баржа – парусное судно.
– А какое?
– Баржа, дорогой мой, – такое плавсредство, которое, попервости, тягали с помощью лямок, шедшие по берегу бурлаки, а после придумали для них двигатели. И они самостоятельно стали передвигаться по рекам.
За одним из столов, уткнувшись лбом в столешницу, дремал, посапывая носом, сержант Носов, водитель дежурной машины. Он неожиданно поднял голову и произнес:
– Барк.
И голова сержанта вновь упала на стол.
– Видишь, Носов даже в спящем положении знает, а ты нет.
– Ничего удивительного, – возразил Смирнягин. – Он три года «тянул лямку» на флоте. Ему ли не знать?
– Ну, хорошо: а знаешь ли ты, голубчик, кто написал оперу «Жизнь за царя»? Даю подсказку: последняя буква «а», всего букв шесть.
– Ясно: композитор Глинка.
– Ты прав, – Окуневский стал вписывать в клеточки буквы. – А откуда, капитан, тебе сие ведомо?
Смирнягин не отказал себе в удовольствии «подколоть» коллегу, то есть отплатить тому той же монетой.
– Старшему лейтенанту Окуневскому следовало бы знать, кто автор музыки нынешнего гимна России.
– А причем тут гимн России?
– Притом! Музыка для гимна России как раз и взята из оперы Глинки «Жизнь за царя».
– Ну, ты молодец!
– Ничего особенного, – Смирнягин для науки еще раз решил «подколоть» Окуневского, чтобы впредь не очень-то заносился. – Это нынче знает каждый школьник.
– Признаю: ловко ты меня дважды поддел… А вот скажи…
– Отстань, я занят, – сказал Смирнягин и стал заполнять лежащую перед ним «амбарную» книгу.
– И что «кипятится»? Со скуки ведь помереть можно. Хоть бы какой-то ложный вызов, что ли? Ни одного звонка. Словно, все вымерли. Словно, в городе стало некому совершать преступления.
– Хорошо бы так-то. Но, увы… – Смирнягин сделал паузу. – В такую-то погоду хороший хозяин на двор и пса не выгонит. А ты хочешь, чтобы преступники… Нет, не дураки они. Заметил: чем отвратительнее погодные условия, тем спокойнее дежурство. Так бы всегда…
Смирнягин услышал хлопающую входную дверь, чьи-то шаги. У оконца дежурной части он увидел женское встревоженное лицо. Он подошел.
– В чем дело? – спросил он.
– Наш мальчик исчез.
– Когда? – спросил Смирнягин.
– Утром. Как ушел в школу, так и не вернулся. Где он? Что с ним? Обзвонили друзей, подруг, но никто ничего не знает.
– По больницам звонили? – спросил Смирнягин.
– Да, но там мальчика с нашей фамилией, говорят, нет.
– Пройдите сюда, в комнату,
Смирнягин открыл дверь, впустил женщину и мужчину. Сам сел за письменный стол.
– Расскажите еще раз, я запишу в журнал дежурства… на всякий случай.
– На всякий случай? Почему на всякий случай? Мальчик исчез. С ним что-то произошло… Его надо искать
– Видите ли, гражданка…
– Чудинова Нина Викторовна.
– Видите ли, гражданка Чудинова Нина Викторовна, у пацанов есть такая довольно распространенная манера неожиданно исчезать из дома…
– Но наш не такой, – возразила Нина Викторовна. – Наш никогда и никуда не исчезал.
– Все так говорят, когда приходят к нам. А потом мы находим беглеца в какой-нибудь Вологде или Костроме. Узнаем, что пацан в десятый раз ударяется в бега. Потому что дома невыносимые условия жизни: вещь распространенная. Дня не проходит, чтобы не пришла с подобным заявлением полупьяненькая мамаша… Пьете?
– Ну… Разве что по праздникам…
– А праздники каждый день, – добавив, Смирнягин рассмеялся.
– Почему вы так разговариваете? Мы пришли, чтобы сделать заявление… А вы…
– Ну, хорошо, гражданка, вот вам бумага, ручка, пишите заявление, зарегистрируем…
– Только зарегистрируете?
– А вы чего хотели бы?
– Хотела… хотела, чтобы был организован поиск исчезнувшего сына.
– Объясняю, гражданка: вы подаете заявление, мы его подшиваем, и несколько суток не предпринимаем никаких действий.
– Почему?
– Такой порядок. Кстати, не мною установлен.
– Странный какой-то ваш порядок.
– Порядок есть порядок и обсуждению не подлежит. Он подлежит исполнению. Вам ясно?
– Нет, мне совсем не ясно. Мальчику, может быть, плохо. Мальчику нужна помощь… А заявление…
– Да вы не волнуйтесь: придет ваш сын. Набегается и придет. Вот увидите. Поверьте моему опыту. Ну, а если и через трое суток не объявится, то объявим в федеральный розыск. И, будьте уверены, найдем беглеца в каком-нибудь спецприемнике-распределителе.
– Как легко вы ко всему относитесь.
– А как, позвольте спросить, я должен относиться? В семьях ужасные условия, из этого ада подростки бегут, куда глаза глядят. К нам заявляются такие вот мамаши-папаши, горе-родители, плачутся в жилетку, просят разыскать свое чадо. Милиция тратит средства, силы… Вам бы воспитанием сына получше заниматься, побольше к нему внимания, ласки, теплоты.
– Н-н-но м-м-м-мы, – страшно волнуясь и с трудом сдерживаясь от ярости, начал Чудинов-отец, но жена его остановила, взяв за руку.
– Как вы можете такое говорить, если нас впервые видите и ничего о нас не знаете?! – воскликнула Нина Викторовна.
– Знаю, я все знаю, гражданочка… насмотрелся.
– Ну, и что же нам делать, прикажете?
– Только ждать и ничего более. Не объявится беглец, милости просим до нас. Займемся, как положено. До свидания!
Чудиновы встали и пошли к выходу. Уже у дверей Нина Викторовна обернулась.
– Скажите, у вас есть дети?
– Есть, – Смирнягин рассмеялся. – И даже трое: мальчик и две девочки.
– Если бы с вами такое… Как бы вы…
– Я? Я бы поступил так: нашел, отодрал бы, как Сидорову козу. Так бы отодрал, что он дней десять на задницу боялся присесть. Больше, уверяю, он бы ничего подобного с родителями не совершил. Вас, конечно, такой метод воспитания не устраивает. Что ж, каждому свое!
Чудиновы вышли.
– Зря ты с ними так-то, – сказал осуждающе Окуневский. – Люди убиты горем, не видишь?
Смирнягин озлился.
– Не лезь, Яша, не в свое дело!
– Это действительно не мое дело, но ты все же позвони в дежурную часть городского управления, а? Спроси. Не исключено, что там что-то могут и знать об исчезнувшем мальчишке. Бывает всякое. Сам знаешь.
– Советнички… Из страны советов… А, ладно, – он набрал номер телефона. – Капитан Смирнягин… Так точно… Да, понимаете, только что двое родителей были… Оставили заявление… О чем? О, якобы, исчезновении сына… Вот я и звоню: может, у вас какие-то сведения есть?.. А его данные следующие: Чудинов Сергей Иванович восемьдесят пятого года рождения, учащийся восьмого «а» класса сто тридцатой школы. Проживает: улица Газетная, дом пять, квартира четырнадцать. Родители: мать – Чудинова Нина Викторовна, отец – Чудинов Иван Андреевич… Пацан утром ушел в школу и не вернулся… Что?.. Нет-нет, говорят, он отсидел все уроки… Ясно, жду… Слушаю… Так… Как я и предполагал: ни в одном райотделе нет никаких данных о пацане… Да, я родителям так и сказал: набегается, особенно по нынешней непогоде, жрать захочет и вернется… Как обстановка в городе?.. У нас тоже – ти-ши-на. Благодать-то какая… Ну, всего!
Смирнягин положил трубку. Встал, подошел к угловому столику, где кипел чайник, налил в большую кружку, бросил пару пакетиков заварки, помешал и стал пить небольшими глотками.
На пульте замигала лампочка.
– Яша, подойди. Из управления добиваются, – попросил Смирнягин.
Окуневский подошел к пульту, нажал на клавишу.
– У телефона… Эксперт-криминалист… Дежурный? Здесь он… Чай пьет… Слушаю… Да… Да… Так точно… Понял… Слушаюсь.
Окуневский нажал на клавишу, и лампочка перестала тревожно мигать.
– Ну? – Смирнягин вопрошающе смотрел на Окуневского. – Что им надо?
– Дежурный по городу… Он сообщает, что в Пригородный райотдел доставлены подростки. Подрались между собой, составляется протокол. Среди них, говорит, есть парнишка, у которого фамилия «Чудинов». Предлагает связаться с коллегами, выяснить, не тот ли, кого ищут наши родители.
– Понял, – Смирнягин отставил кружку, подошел к пульту, сел за пульт и набрал на аппарате, стоящем справа, номер. Там, куда он звонил, тотчас же ответили. – Привет коллеге… Как дела?.. В порядке… Ничего серьезного… Тоже?.. И слава Богу… Что позвонил?.. Из управления сообщили, что к вам доставлены драчуны-подростки, похулиганившие… У тебя?.. Среди них есть Чудинов, восьмиклассник?.. Есть?.. Вот, паршивец! Родители с ног сбились, а он… Какие родители? Обыкновенные. В наш райотдел обратились с заявлением об исчезновении… Почему к нам? Очень просто: живет-то, паршивец, в черте нашего района, по улице Газетной… Что-что?! Как это не у нас?! Вот, передо мной заявление его родителей: пропал Чудинов Сергей Иванович, учащийся сто тридцатой школы; утром ушел в школу, отсидел все уроки, потом исчез в неизвестном направлении… Как это не тот? Как вашего задержанного зовут?.. Виталий?.. А не врет?.. Нет?.. Что? Чудинов Виталий проживает в Дзержинском районе? Это точно?.. Что-что? И родители уже за ним едут?.. Не ошибка, нет?.. Надо же… Однофамильцы, выходит… Какое странное совпадение… Ну, будь здоров! – Смирнягин положил трубку и хмыкнул. – Я-то уже подумал, что нашелся наш стервец. Выходит, не он.
10 ОКТЯБРЯ. ВОСКРЕСЕНЬЕ. 00. 55.
Юлия Алексеевна проснулась из-за стука входной двери. Встала, потянулась, поморщилась, вышла в коридор. Лёха, снимая грязные кроссовки, глядя на мать, спросил:
– Какого черта встала?
– Ты как с матерью разговариваешь?
– А как надо? Научи!
– Где был? Что делал?
– А, отстань…
– Как это отстань?! Мать я тебе или нет?
– Какая ты мать? Днем – на барахолке, вечером – в дупель пьяная. Похавать даже некому приготовить.
Юлия Алексеевна поморщилась от головной боли.
– Что, с похмелюги? – спросил, язвительно ухмыляясь, Лёха.
Мать отрешенно махнула рукой, прошла на кухню и стала шуровать в холодильнике.
– Ищешь пиво?
– Черт, было же! – проворчала Юлия Алексеевна.
– Не ищи. Я высосал, – Леха захихикал.
– Идиот, чему смеешься? – зло спросила мать, плюнула, шумно захлопнула дверцу холодильника и пошла в спальню. Проходя мимо сына, потянула носом. – Да, ты пил!
– Да! Чем я хуже тебя?
– Молокосос! – взвизгнула мать и замахнулась на сына. – Убью!
– Ты? Убьешь? Меня? – он с силой толкнул мать в грудь, которая, не удержавшись на ногах, упала на колени. – Куда тебе?! И вообще: будешь еще вякать – вот тогда я тебя действительно замочу.
Он перешагнул через мать, по щекам которой текли слезы, и прошел на кухню.
– Боже! Еще один уголовник! За что мне все это, за что! Господи помилуй, меня, несчастную!
Глава 3. У прокурора
13 ДЕКАБРЯ. ПОНЕДЕЛЬНИК. 14.10.
Из кабинета вышла секретарь-референт Зоя Ивановна Опалева. Она подошла к женщине, сидевшей неподалеку от двери. Женщина встала, с надеждой глядя в глаза Опалевой.
– Не примет, да?
– Успокойтесь, пожалуйста. Все в порядке: прокурор вас примет… В порядке исключения. Но, прошу вас, покороче: у Семена Семеновича сегодня чрезвычайно напряженный день. В вашем распоряжении только десять минут.
– Так… мне можно?
– Проходите, пожалуйста, – однако тут же спохватилась. – Одну минуточку: сумочку – оставьте здесь. Не беспокойтесь, никуда не денется.
Посетительница вошла. Опалева за ней плотно прикрыла дверь. Посетительница в нерешительности остановилась. В глубине кабинета, за огромным столом сидел Тушин, и что-то быстро-быстро писал на лежащем перед ним листочке.
– Здравствуйте.
Тушин поднял голову, снял очки, встал, вышел из-за стола и пошел навстречу женщине.
– Здравствуйте. Проходите, пожалуйста, – прокурор проводил под локоть женщину до стула, выдвинул его и предложил. – Присаживайтесь, – сам же вернулся на свое место. – Ну-с, слушаю вас.
Тушин, как бы глядя на только-только проделанные им манипуляции со стороны, недоумевает: «С чего бы? С какой стати расшаркиваюсь перед этой… Наверняка же станет сейчас канючить насчет „невинно осужденного сыночка“ и просить вмешательства в судьбу ее несчастненького».
– Я – Чудинова… Нина Викторовна… Из Нижнего Тагила… У себя я всех обошла, но…
Тушин мгновенно поскучнел: похоже, подумал он, интуиция не подвела и он зря расшаркивался. Тушин на глазах помрачнел.
– Пожалуйста, в двух словах – о существе вашего дела, Нина Викторовна.
– Извините… волнуюсь… Девятого октября, утром наш сын Чудинов Сергей Иванович… Сереженька наш ушел в школу и не вернулся. Ждали до ночи. Мы с мужем ночью обратились в райотдел милиции, оставили заявление. Тамошний милиционер легкомысленно, как я считаю, отнесся к нашему заявлению. Стал говорить, что парень набегается и вернется; что через три дня, если не будет изменений, будет объявлен федеральный розыск; что без труда беглеца найдут в каком-нибудь приемнике-распределителе…
– Нина Викторовна, не следует обижаться на сотрудника милиции. Потому что зачастую так именно и бывает.
– Возможно. Но нам не легче. Надеюсь, вы – отец и должны понять нас, родителей, каково нам… Моя мама, без ума любившая внука, скончалась от инфаркта: сердце не выдержало, – по щекам женщины невольно потекли слезы. Она достала платок и стала вытирать. – Извините…
– Ничего-ничего, я вас понимаю… Продолжайте, пожалуйста.
– Мне, собственно, больше и сказать нечего.
– То есть?
– Хожу по всем. Везде говорят одно и то же: ищем, мол. Но я не могу понять: человек – не щепка, как можно не найти?! Не может человек исчезнуть, не оставив никаких следов. Столько дней прошло…