– Хорошо же, – Кастор снова ненадолго задумался. – А что любезный брат думает о предавшем идеалы Республики экс-регенте?
– Доброго господина интересует мое мнение о его моральных качествах, или о положительной программе его неудавшегося переворота? – уточнил Пенига.
– Так как достопочтенный брат не был лично знаком с Валерием, оставим его моральные качества в стороне, ибо двум умным людям незачем зря тратить время на лукавство.
Пенига завел глаза к потолку:
– Насколько я помню, Валерий собирался свергнуть Республику и восстановить монархию, посадив на трон наследника Псамметиха IV.
– Может ли любезный брат дать оценку этому стремлению экс-регента? – казалось, лицо и тон Кастора ничуть не изменились, но аколит отчетливо почувствовал, что его ответ на этот вопрос – ключевое звено в цепи сегодняшней беседы, а потому дал себе труд собраться с мыслями.
– Честно говоря, не знаю, что сподвигло экс-регента на его безрассудный мятеж, – наконец ответил Пенига, стараясь говорить по возможности просто, отойдя в сторону от суконных формул, которыми обычно описывались деяния Валерия. – Разве что личная корысть, которую предполагал он в узурпации власти. Я никогда не занимался напрямую политикой или философией, но мне кажется, что нет никакого пути в реставрации монархии – это тупик, из которого рано или поздно все равно пришлось бы выбираться.
Кастор ненадолго замолчал, обдумывая слова собеседника, и наконец, как показалось Пениге, удовлетворенный его ответом, продолжил:
– Ну что ж, должен признать… кстати, могу ли я попросить любезного брата до последующего специального уведомления не разглашать никому деталей нашей беседы, как и прочих сведений, что станут ему известны в результате работы над нашим особым поручением?
– Конечно, – пробормотал Пенига и взволнованно глотнул.
– Так вот, должен признать, – снова начал Кастор, – что мой рассказ прозелиту Шефине, как и рассказы моих братьев-регентов о том печальном событии… не во всем соответствуют истине. А в свете недавних изменений в политической сфере, как мне показалось, та история с мятежом приобретает некоторое новое значение… Впрочем, я никогда не любил говорить загадками, как мой почтенный брат-регент Нестор! И терять время в бесплодных беседах, как мой не менее почтенный брат-регент Приам. Особенно когда говорить может документ. Во время ареста Валерия было обнаружено немало бумаг, которыми после его смерти фактически никто не занимался. В силу некоторых причин я посчитал, что именно сейчас было бы полезным разобраться в этих бумагах. Правильно ли я понял, мой добрый аколит Пенига, что ты имеешь некоторый опыт работы с архивами?
– Мой наставник прозелит Куника неоднократно выделял мое усердие в подобных штудиях. И, как я понял, именно его рекомендация послужила причиной, по которой декан Гурен остановил свой выбор на мне, рассматривая кандидатуры для выполнения задания почтенного регента.
– Ну что ж, большего мне и не требовалось, – кивнул Кастор. – Бумаги хранятся у одного из моих помощников, среди прочих в архивном приказе. Я уже дал соответствующие распоряжения: тебе будет оказано все необходимое содействие, досточтимый брат.
– А что именно я должен искать? – поинтересовался Пенига.
– Хороший вопрос… зависит от того, что ты найдешь. Может быть, в бумагах Валерия и вовсе нет ничего интересного… Ознакомься с документами из его архива, составь на всякий случай их перечень, сделай краткую выжимку, а затем вновь посети меня, тогда и посмотрим. Моя дверь открыта для тебя, мой добрый аколит, в любое время.
– Я сделаю все, что в моих силах, любезный господин, – ответил Пенига, почувствовав, что пора откланяться. И, поднимаясь, задал последний вопрос, – а как зовут помощника господина регента, к которому я должен обратиться?
– Госпожа Наллея.
7.
Пенига, конечно, не раз слышал о схоле для юных девиц, организованной регентами Приамом и Кревилом. Но так как располагалась она не в Мемфисе, а в Папремисе, то – до сего дня думал аколит – ему никогда не приходилось встречать ее выпускниц. Между тем, как неожиданно обнаружил он, образованные дамы внешне ничуть не отличались от прочих горожанок, и давно уже занимали места, испокон веков считавшиеся предназначенными исключительно для мужчин.
Собственно, традиционными для женщин были лишь самые непритязательные занятия, вроде работы кухарок, горничных, торговок и проституток – и Пенига раньше просто подумать не мог, что исконно заведенные порядки могут быть изменены.
"Что-то скажут университетские неофиты, когда в их рядах обнаружатся девицы? – с мысленной усмешкой подумал он, ожидая, пока госпожа Наллея обнаружит среди пыльных бумаг архивы Валерия. – И как поведут себя аколиты, когда первая из них получит диплом? Наконец, что будет твориться в университете, когда первая из женщин закончит свою диссертацию и получит прозелитскую мантию?.." – последняя мысль окончательно расстроила представления Пениги об объективной реальности. Перед его мысленным взором встала залитая солнечным светом аудитория, на кафедре которой с суровым видом стояла юная Наллея, а добрых три десятка неофитов за конторками внимали каждому ее слову, поминутно делая записи в своих ученических тетрадях. "Фантасмагория", – вдруг родилось в его голове слово, вычитанное в какой-то старинной инкунабуле – слово, которое до сего дня Пениге никогда не хотелось употребить.
"Ничего странного, что регенты не торопятся трубить о таких нововведениях на каждом перекрестке, – подумал он. – Если у меня они вызывают оторопь, то что подумал бы о них любой лавочник из Квинквециркула, привыкший воспринимать женщин как обслугу или как…" – внутренняя цензура не дала ему закончить мысль.
И тут же Пенига, всегда с некоторым пиететом отделявший себя от непричастных к учению пополанов, попытался понять, что же его так обескураживает в том, что девица заведует архивом в Городской управе? Разве женщины не оказываются подчас добрее и умнее мужчин? Разве не могут они обучиться чтению, письму и счету?
– Это еще не все, – прервала его размышления Наллея, опуская на стол кипу разнокалиберных бумаг и тетрадей. – Должны быть еще позиции под грифом "Валерий". Я поищу немного позже – пока ведь тебе этого хватит, почтенный брат? – и на ее рыженьком лисичкином лице заиграла такая милая и обезоруживающая улыбка, что Пенига не мог не расплыться в ответ.
– Думаю, что ближайшие пару дней можно на сей счет не беспокоиться.
Кроме них а архиве работали еще только два немолодых чиновника, один полный, другой тщедушный, как лучина, но оба одинаково посеревшие от усталости и сырости. Поэтому Пенига без труда выбрал себе удобную конторку, расположил свечу на подставке и попытался углубиться в чтение, но то и дело перед мысленном взором его вставали лукавые зеленые глаза, и тогда он невольно бросал взгляд на хозяйку архива, любовался, как заправляет она за нежное ушко свои огненные волосы.
8.
Избранные отрывки из Дневника Валерия
составил аколит Пенига в год Волка, 19 год после свержения Последнего монарха
Год Стены (2-й год после свержения Последнего монарха – здесь и далее в скобках прим. составителя), 14 ноября
Я никогда еще не видел такого ужаса. Три дня назад словно само море поднялось в небеса и обрушилось на землю. К вечеру вода поднялась так, что нижние четыре циркула были затоплены. Вода вымывала нечистоты из выгребных ям, полчища крыс плавали в этой омерзительной жиже, пытаясь найти спасение. Улицы превратились в смердящие реки, и никто не рисковал покинуть убежища – крыши и вторые этажи домов.
За последние три дня и две ночи я спал не больше пары часов, урывками, и сейчас, хотя сил уже едва хватает держать стило, продолжаю писать, потому что стоит сомкнуть веки – я вижу раздутые от влаги трупы, плывущие по улицам. Если не запишу все, чему стал свидетелем, сейчас – не знаю, хватит ли мне духу сделать это позже.
На второй день хлипкие трущобы Септоцирукла и даже казавшиеся прочными дома Сиксцирукла начали рушиться, подточенные стихией. Средь царящего в Алом замке хаоса я смог найти лишь братьев-регентов Шульгу, Игнатия и Николая – или это они смогли найти меня. Мы собрали всех, от кого мог быть хоть какой-то толк, наспех соорудили плоты и отправились спасать тех, кого можно было спасти. К этому времени в Трициркуле воды было уже по колено.
Люди сидели на крышах, мокрые и грязные, из последних сил отбиваясь от крыс, или уже не отбиваясь. Вода, видимо, размыла кладбище святого Идеро-Бениги, и пару раз я видел плывущие гробы. На одном из них из последних сил держался мальчик лет восьми. Нам удалось посадить его на плот и, среди прочих спасенных, отвезти в Обитель семи плачущих сестер. Не знаю, остался ли он в живых, но когда я видел его в последний раз, мальчик был уже без сознания и бредил.
Многие пытались плыть, ухватившись за любой клочок дерева, или брести по улицам по шею в жиже в сторону Капитульного холма. Когда мы поднимали их на плоты, нередко обнаруживалось, что у них переломаны руки или ноги.
Я был свидетелем того, как крыша какой-то лавки в Квинквециркуле обрушилась под тяжестью воды и тех несчастных, что мечтали найти на ней свое спасение. Мы нашли под обломками не меньше дюжины тел и только четырех выживших.
Иногда, выуживая из воды человека, я не мог определить, жив он или мертв. Если становилось очевидным, что душа покинула тело, мы сбрасывали его назад в воду, чтобы освободить место для живых.
Четырежды, или даже больше раз, мы натыкались на свежесколоченные банды мародеров. Три из них разбежались, завидев оружие и нашивки стражников на плащах моих спутников, но один раз нам даже пришлось вступить в бой. Это был апофеоз безнадежности – сражаться не на жизнь, а на смерть среди гор трупов, теряя на убийство драгоценное время, которое можно было бы потратить на спасение еще живых. Несмотря на дождь, я уверен, что видел, слезы на лице Игнатия, когда он вонзал меч в тело одного из бандитов.
Двое стражников, моих товарищей, были ранены в той схватке, их чудом удалось довезти до Обители семи – когда оказалось, что сестрам уже некуда положить страждущих.
Я не знаю, как мы сможем пережить это.
18 ноября
Дождь прекратился два дня назад, и вода уже почти спала. Город превратился в некрополь, каким-то темным заклятием вытащенный со дна морского. Мы изо всех сил пытаемся хоть как-то вернуть в него жизнь, а время работает против нас: вот-вот пойдет снег.
23 декабря
Сегодня все регенты согласились, что необходимо разработать дренажно-канализационную систему для столицы, а потом, использовав ту же технологию, распространить ее на другие города. Я считаю это своей личной победой. Надеюсь, что никто не будет возражать, если за это дело возьмусь именно я.
Вечером я заглянул в Обитель – Явель (судя по пропущенным записям, мальчик, спасенный Валерием в дни потопа) поправляется. Он не помнит, живы ли, и кто были его родители. Если в ближайшее время они не обнаружат себя, я усыновлю его.
Год Висельника (3-й год после свержения Последнего монарха), 11 сентября
Сегодня снова шел дождь. Работники промокли до нитки и целый день практически без пользы ковырялись в грязи. Видимо, вскоре работы придется прекратить до весны будущего года.
Год Пшеницы (4-й год после свержения Последнего монарха), 4 апреля
Сегодня прочитал роман некоего Луреты "Восшествие тридцати". Почему-то сам Лурета называет это историческими исследованиями, но по правде то, что он накропал, больше похоже на сказку. Не знаю, кто из моих братьев-регентов и зачем наплел ему этой чуши про то, как мы свергали Последнего монарха. Но боюсь, что именно эта "версия" получит самое широкое распространение. (Исследование прозелита Луреты "Восшествие тридцати" считается самым полным и точным описанием событий, имевших место в год Птицы и прозванных впоследствии свержением Последнего монарха. От дня казни Последнего монарха Псамметиха IV ведется летоисчисление Республики.)
28 сентября
Не знаю, как и благодарить университетских прозелитов! Сегодня ректор Визела наконец-то порадовал меня находкой. В каких-то давно забытых имперских архивах они откопали планы катакомб, составленные лет сто пятьдесят назад. Конечно, многие проходы давно засыпаны или обвалились – но, тем не менее, это возможность значительно облегчить работу. Я пока успел бросить на планы лишь беглый взгляд, но, судя по всему, катакомбы простираются не только под центральными циркулами, но подо всем Мемфисом, до Септоциркула включительно. Иногда даже в нескольких уровнях. Завтра же организую два или три отряда искателей, чтобы обнаружить все входы в Уноциркуле и Дуоциркуле, а затем будем планомерно обследовать подземелья и обновлять планы.
29 ноября
Как я и предполагал, наступление зимы здорово облегчило нам жизнь: мы больше не рискуем нечаянно затопить катакомбы, открыв давно запечатанные входы, при этом под землей сейчас даже теплее, чем на улице. Я предполагаю, что в катакомбах круглый год стоит одна и та же температура.