Зара суетилась вокруг Ребекки, не зная, как сказать. Наконец, она налила в серебряный кубок вина и сделала большой глоток.
– Вот так хорошо, – улыбнулась она. – Бесценная моя! Я хочу, чтобы ты знала это прежде, чем я разложу тебе карты. Твой дед не одобрил бы эту твою затею.
– А мы ему об этом не скажем, – твёрдо произнесла Ребекка. – Никому не скажем!
Колокольчики зазвенели, и в шатёр заглянул бедуин. В руках он держал кувшин, покрытый испариной. Улыбнувшись беззубым ртом Ребекке, он поспешно поставил кувшин у ног девушки и, поклонившись, что-то промычал, жестами показывая в сторону Пустоши.
– Благослови тебя Всевышний, – произнесла девушка, прощаясь с немым. Она подняла с циновки кувшин и протянула его Заре.
– Вот, козье молоко, – сказала она. – Возьми. Оно холодное. Анзор хранит его в пещерах.
– Но ведь к пещерам приближаться запрещено, – удивилась цыганка. – Они охраняются гарнизоном. Там опасно.
– Так он же этого не знает! – звонко рассмеялась девушка. – Он ведь убогий – немой. От восхода и до заката ходит за своими козами и зла никому не причиняет.
– А ты откуда с ним знакома?
– Дедушка его когда-то спас. Под ним провалился песчаник, и он упал с откоса… Порезался сильно, побился о камни. Дедушка был в дозоре, когда с ним приключилась беда. Дозорная собака нашла его. Когда дедушка подбежал, та уже сожрала откушенный язык несчастного. Дедушка вытащил бедуина из расщелины и привёз пастуха в Пустошь. Анзора выходили. С тех пор в базарный день он приходит сюда продавать молоко, сыр, лабанэ, мёд. И каждый раз кого-то из нас угощает. Он – добрый.
– Как же, добрый! – послышался перезвон колокольчиков, и в шатре показалась голова торговки пряностями.
– Откуда знаешь, что он не шпионит тут? Хо-ро-ший. Втёрся в доверие к самим верхам!
– Что ты такое говоришь, Хава?
– Помолчи! Мала ещё. Если в Пустоши терпят его вонючих козлов, это ещё не значит, что мы готовы терпеть его на на-Шем базаре.
– Как такое можно произнести? – возмущалась Ребекка. – Это «лашон ра»!
– Ничего особенного я не говорю, – настаивала торговка. – Говорю то, что все кругом говорят!
– Да как ты можешь?
– Я-то? Я всё могу. А вот дед твой, похоже, теперь только и может, что охранять бедуинских коз. Охранял бы лучше дороги, чтобы разбойники честных купцов не грабили, – прошипела она.
– Ты несправедлива, Хава.
– Конечно, я несправедлива, когда дело касается твоего деда, – Хава шмыгнула носом и недобро взглянула на Ребекку. – Потому что знаю много. И про бедуина и о пещерах.
– Что-то я тебя не пойму! – Зара в мгновение ока оказалась рядом с торговкой пряностями, внимательно изучая её взгляд. Хава расхохоталась, и панибратски оттолкнула от себя локтем хрупкую цыганку.
– Ясновидящая? – скалилась она. – Всё видишь, всё про всех знаешь, а того, что знают все, не ведаешь?
– И что же знают все? – с вызовом спросила Ребекка.
– Все знают, – ответила Хава, – что запрет появляться в пещерах касается не всех, хотя все знают, что в них хранят.
– И что же это? – спрашивала Ребекка.
– А ты не знаешь?
– Я не знаю.
– В пещерах что-то прячут. Одни люди говорили, что ессеи туда свитки свозят. А другие рассказывают, будто сикарии в пещерах оружие прячут. И самое опасное из этого оружия – Ковчег Завета.
– Меньше слушай сплетни, и сама остерегайся их множить. – Выпалила Ребекка.
– Сплетни! Как же, – обиженно поджала губы торговка. – И то, что вы с дедом зачастили в пещеры – тоже сплетни?! А дорогу охранять некому!
– Женщина! – Повысила голос Зара. – Тебе лучше покинуть мой шатёр!
Она проводила торговку длинным взглядом, обещавшим той неприятности.
– А что я? – говорила та, пятясь к выходу – Я лишь повторяю то, что люди болтают.
– Тебе лучше попридержать свой длинный язык, а то, не ровен час, люди будут говорить, что пропала Хава, и что нет в городе больше пряностей.
С наигранным криком ужаса выскочила из шатра Хава, а у Зары подкосились ноги и она села на ковёр. Чтобы успокоиться, она принялась разглаживать юбку.
– Это из-за меня она себя так вела, – сказала Ребекка. Я была в пещерах, и она об этом откуда-то знает.
– Как? – удивилась Зара, перейдя на тон заговорщика. – Ты была в пещерах? Но ведь это запрещено. Там ведь стража.
– Ну и что? Я уговорила дедушку взять меня в пещеры. Мы отправились туда на закате. На мне был тяжёлый плащ послушника с накидкой. Пока ослы довезли нас до места, было уже темно. И всё равно дедушка не разрешил мне снимать накидку. Он боялся, что меня кто-кто увидит и узнает. Так и вышло.
– Вас кто-то видел?
– Выходит так. Иначе бы Хава сейчас не вела себя так, говоря, что дорогу охранять некому.
– Твой дедушка очень смелый человек.
– Знаешь, порой мне кажется, что он стесняется того, что я не мальчик.
– Это не так, – улыбнулась Зара. – Он очень тебя любит. Иначе, не посмел бы нарушить закон.
– Да! – тряхнула смоляной волной густых волос девушка. – Он меня любит.
– Там, в пещерах, ты и познакомилась с Анзором?
– Да.
– И он угощал вас козьим молоком?
– О! Он угощал всем, что ему щедро давал Господь в его промысле. Бродя за козами, он находил орехи, дикий мёд, ежевику, грибы. Всю ночь мы жгли костёр и молчали, иногда делясь впечатлениями.
– Как это?
– Мы разговаривали на языке жестов.
– Ты умеешь говорить на языке жестов?
– Да, умею, – рассмеялась Ребекка, – это так просто! А над нами было прекрасное небо и звёзды, звёзды, звёзды.
И, когда они быстрее стрижа проносились и стремительно гасли, сердце замирало и ныло беспокойством. Иногда казалось, что звезда может упасть прямо на нас, как сказано в писании.
– Ты знаешь писания?
– Дедушка иногда занимается со мной, давая учить наизусть большие отрывки. Иногда я помогаю ему в зале писцов.
– Да? И что ты там делаешь?
Ребекка поняла, что проговорилась.
– Прошу тебя, – взмолилась она, – об этом никто не должен знать.
– Обещаю, я никому не скажу.
– Я диктую писцам заученные отрывки писаний. Дедушка уже старый, приходится его подменять.
Вдруг вспомнился Ребекке тот день, когда дедушка привёл её в зал писцов и представил своим ученикам, назвав мужским именем.
Саван скрывал лицо девочки-подростка, и никто не видел её щёк, покрывшихся пунцовыми пятнами от стыда и страха разоблачения. Но никто ничего не заподозрил, и она читала слова пророка так, как учил её дед: ровно и внятно. И заскрипели перья, и писцы, чьи головы были покрыты такими же саванами, не обронили ни слова.
Тогда-то, среди писцов, учеников её деда, она увидела юношу по имени Йешуа. Ему было лет тринадцать. Одного его взгляда было довольно, чтобы пронзить девичье сердце…
Сегодня Йешуа уезжал. И Ребекка не знала, куда себя девать, и как совладать с нахлынувшими чувствами. Она направилась к сёстрам, но у тех были свои переживания. Зашла в крепость, в поисках наставника, но тот был вместе с её дедом, и на лицах их читалась какая-то озабоченность. И тогда пришла на базарную площадь, к шатру цыганки Зары, чтобы узнать у знаменитой гадалки: свидятся ли они с Йешуа когда-нибудь снова?
– В первую четверть стражи к пещерам подъехала повозка, – вспоминала Ребекка, – в ней были бракованные кувшины. Анзор тогда очень обрадовался им. Он быстро сгрузил их с повозки и перенёс в пещеру. А я ему помогала!
– И что, в кувшинах ничего не было?
– Ну да, – очень просто сказала Ребекка, – ничего. Они же бедуину для молока и сыра пустые нужны.
– Конечно, – сказала цыганка, улыбаясь и пряча улыбку за серебряным зеркалом. – Кувшины нужны пустые.
А Ребекка вдруг отчётливо вспомнила, как в ту ночь неизвестные ей люди подъехали к пещерам, как они разгрузили повозку, и как один кувшин разбился. На камнях среди осколков лежали освещённые луной свитки из козлиного пергамента, заполненного руками писцов пустоши. Их быстро собрали, сложили в другой кувшин, и унесли в сторону, во тьму. Несколько пустых кувшинов перепало немому.
– Тебя благословил твой бог, красавица, – цыганка поцеловала девочку в лоб, – твой дедушка может гордиться своим ангелочком.
– Я хотела бы всё-таки узнать, – Ребекка осмелев попыталась перевести разговор на интересующую её тему. Но непреклонная Зара не дала ей договорить.
– Гадать я тебе не буду, – сказала она тоном, не терпящим возражений. – И знаешь почему? Потому что ты, милое дитя, под присмотром и защитой своего Бога. Приходи как-нибудь, поболтаем. Почитаешь ваши книги. Ладно? – и мудрая женщина улыбнулась девочке-подростку, почувствовав трепетное чувство, проснувшееся в ребёнке. Ребекка вздохнула и, грустно глянув в глаза цыганки, встала с подушек и вышла из шатра. А Зара долго глядела ей вслед. Она видела, как девушка пересекала площадь, как заговорила со стражниками, и как те громко засмеялись, проводив её до самых ворот крепости.
Когда Ребекка в них скрылась, цыганка тихо и печально произнесла:
– Твоему богу, милая девочка, потребуется много сил, чтобы суметь защитить себя, тебя и всех вас.
Аркадий и внучка звонаря
Грунтовая, разбитая грузовиками дорога привела в незнакомые места и внезапно оборвалась у распаханного поля. Из машины вышел молодой человек лет двадцати пяти. «О чём я думал?» – сокрушался он, осматриваясь.
– Деревня Звездино, – прочёл он указатель и взглянул туда, где за шеренгами пирамидальных тополей пряталась часовня с колоколенкой. «Ух, ты! Красота-то какая!» – восхитился он и решительно направился пешком через поле, чтобы забраться на колокольню и с её высоты оглядеть окрестность. Для этого ему пришлось преодолеть перепаханное поле и лесополосу, чтобы выйти к махонькой площади с колоколенкой и часовней.
Площадь оказалась деревенской окраиной, полуразрушенная часовня – складом для сена, а звонница была лишена колоколов.
Стоя на самом верху колокольни, молодой человек широко расставил руки и, полной грудью вдыхая ветер, хмелел и с наслаждением взирал на закатное небо. Задрав голову верх, он закружился вместе с небом и деревянным настилом, качнулся, и потерял равновесие. Но вопреки закону притяжения, он полетел не вниз, на землю, а куда-то вверх. В манящие алым светом небеса.
Тоненький смешок за спиной тут же перевернул всю жизнь молодого человека вверх тормашками. Он лежал на деревянном настиле колокольни, а карусель, запущенная в голове, всё ещё продолжала кружиться. Сквозь смеженные веки ему показалось, что он увидел лицо Ангела, а когда открыл глаза, над ним склонилось премилое личико девочки с нимбом венка из ромашек на собранных в узел русых волосах. На ней был лёгкий деревенский сарафан, в руке босой «Ангел» держал туфли.
– Ты кто? – спросил парень, потирая ушибленный затылок.
– Больно? – вместо ответа участливо поинтересовалась девушка, которая всё ещё рассматривала незнакомца. Он был, и впрямь, похож на принца из восточных сказок. Красивое, библейское лицо, чёрные, несколько вьющиеся волосы, ямка на подбородке…
– Что ты тут делаешь? – туго соображал Аркадий.
– То же, что и ты, – улыбнулась она, протягивая свободную руку и помогая Аркадию подняться, – слушаю небо. Я внучка звонаря.
Аркадий медленно встал на ноги. Голова ещё кружилась. Она положила ему руку на затылок и боль немедленно улетучилась
– Спасибо, – кивнул он смущенно. Девушка в ответ лишь хихикнула.
– Что-то не так? – Аркадий оглядел себя.
– Нет-нет, не обращайте внимания, – сказала девушка и залилась звонким хохотом. Успокоившись, она произнесла: – Вам ведь и вправду – лучше?
– Намного.
– Простите, – сказала девушка, поправляя чёлку. – В том, что случилось, наверное, и моя вина.
– Нет! – поспешно возразил Аркадий. – Не извиняйся. Знаешь, я тебе даже очень рад.
– Человек не можете радоваться тому, что приносит боль, – сказала девушка. – Вы ушибли затылок. Я вам очень-очень сочувствую… правда… Просто мне кое-что показалось смешным. Понимаете?
– Нет.
– Я сколько помню себя, ни дня не проходило, чтобы я не появлялась здесь. Смотрела на небо, на заходящее солнце… на звёзды и луну… мечтала… кружилась, как вы… сочиняла сказки.
– Ну да, Алые паруса, там… Грей…
– Вы угадали. Я действительно мечтала о принце. Это плохо?
– Нет, нормально. Девчонки всегда мечтают о принцах. Ведь вы все в душе – принцессы.
– Да, – согласилась «принцесса», – я ничем не отличаюсь от других девочек и тоже мечтаю о принце, о том, что он когда-нибудь явится в мою деревню, взойдёт на колокольню, и под нею увидит меня…
– Красиво, – улыбнулся Аркадий, – и что тут смешного?
– Смешно, – смущённо произнесла она, – что именно от вас я ожидала взгляда вниз, на землю, на меня. А вы упрямо глядели в небо и не хотели меня замечать.
– Ага! – улыбнулся Аркадий. – Значит, я на роль принца уже не подхожу?
– Напротив, – очень серьёзно произнесла девушка, – когда вы задрали подбородок к небу… – она потупила взгляд и заставила себя замолчать.
От неё веяло простором и провинциальной чистотой церковного воспитания. Он думал, что задал ей невинный вопрос, а её щёки пылают огнём.
Девушка села на ступеньку, в смущении уткнула лицо в колени, и в полной тишине просидела несколько минут. Аркадий даже подумал, а не заснула ли она? Но она подняла голову, и он увидел, как её глаза светились счастьем. Аркадий улыбнулся ей, испытывая неизвестное до сих пор чувство, когда забываешь, что ты умеешь дышать, а сердце замирает от восторга и уже никуда не торопится.
– Аркадий, – представился он, протягивая руку.
– Очень приятно, – улыбался «Ангел», так и не называя своего имени.
Аркадий присел рядом. Он вдруг услышал, как громко стучит его сердце. Оно билось гораздо усердней, чем обычно. Аркадий заглянул в девичьи глаза.
Солнце спряталось за сопки. Стемнело, девушка вдруг замерла и слегка наморщила лоб. Она закрыла глаза, покачиваясь из стороны в сторону.
– Что ты делаешь? – Спросил Аркадий, а девушка, приложив палец к губам, сказала односложно:
– Слушаю.
Аркадий прислушался и тоже закрыл глаза, а девушка добавила:
– Слушай своё сердце, своё дыхание, слушай небо, слушай колокола.
– Как это? – удивился Аркадий, ощущая волнение. – Ведь колоколов-то здесь нет?
– Это так, – вздохнула она, открывая глаза. – Колоколов нет, но вот, скажем, для дедушки моего – они есть. Он помнит их и то, как в это время они говорили с Богом. Дедушка говорит, что колокола всё время звучат в нём, а когда перестанет их слышать, то умрёт.
– А что ты слышишь? – спросил Аркадий. – Бога слышишь? – он зачем-то глянул вниз, где на незнакомой площади, прямо под колокольней лежал он сам в луже крови. И не успел Аркадий испугаться, как снова оказался на колокольне. Его руки дрожали, изо всех сил сжимая перила, а за спиной о чём-то продолжала говорить очень странная девушка. Увиденное ошеломило его.
– Мой дедушка всю жизнь состоит при часовне да при этой колоколенке. Сперва звонарём служил. Тогда и слышал Бога. А когда часовню превратили в склад, он остался работать сторожем при нём, – тогда и оглох. Вообще-то он прикидывается, чтобы люди не мешали ему слушать небо. А я сирота. Когда мама умерла, он стал заботиться обо мне, учил, воспитывал. Бога я пока не слышала. Зато слышала что-то другое, – она присела, улыбнулась и склонила голову набок.
– Что же это «что-то другое»? – спросил Аркадий, глядя на девушку, едва справляясь с новой волной полуобморока.
Его сознание снова и снова устремлялось вниз, на каменную площадь, где он снова оказывался лежащим в крови. Но каждое новое видение неизменно заканчивалось тем, что он снова оказывался рядом с неизвестной девушкой. Очень притягательной.
Аркадий сел на верхнюю ступеньку винтовой лестницы, спиной к перилам. Его колени дрожали. Внучка сторожа присела рядом, спустив ноги в пролёт. Сквозняк задрал её ситцевый сарафан. Она ловко поймала подол, подоткнула под себя и, освободив руки, положила их на голову Аркадия, едва касаясь места ушиба. Самочувствие Аркадия немедленно улучшилось, а девушка продолжала держать над его головой руки и, глядя куда-то за чернеющий горизонт, сказала: