– Деваться мне некуда, ведь я весь в ваших руках. Будем искать.
Суматохин даже улыбнулся. Каштанов же оставался серьезен.
– Ну что ж, действуй. Время до полуночи у тебя ещё есть, – сказал он, взглянув на часы.
Суматохин не нашел что ответить и пошёл посмотреть: закипел ли чайник. Каштанов тоже встал. И в это время раздался женский крик. Каштанов и Суматохин замерли на мгновение, переглянулись друг на друга, после чего оба бросились из кухни.
Около двери ванной уже собрались некоторые гости: Полянский, Хватов и немного поодаль от них Юля. За дверью слышались ругательства и возня. Потом щелкнул замок, дверь отворилась и из ванной выбежала Лена, закрывая своими крохотными ладошками заплаканное лицо. Суматохин первым заглянул в открытую дверь. Ванилин никак не мог напялить кожаные штаны, которые с трудом налезали на его широкие бедра. На его щеке краснел след от пощечины.
– Я то думал она продвинутая. А она… Вот видишь, – Ванилин попытался объяснить то, что произошло, увидев Суматохина.
– Ладно, одевайся, пойду попробую сгладить конфликт, – сказал ему Суматохин, а потом обратился к остальным: – Недоразумение вышло.
После чего пошел искать Лену.
– Каков поп таков и приход, – ехидно прокомментировал случившееся Каштанов.
Суматохин нашел Лену на кухне. Она уже почти не плакала, только тихонько всхлипывала и немного вздрагивала. Она сидела в углу, рядом со входом. Кроме них никого на кухне не было. Суматохин немного походил взад вперед бессмысленно, потом присмотрелся к жертве своего приятеля. Она вытерла платочком мокрые щеки. «А она ничего. А я раньше считал, что у Ванилина со вкусом туго», – подумал Суматохин.
– Может кофе, – предложил он.
Лена согласилась, тем самым несколько удивив Суматохин. Тот полагал, что она еще не совсем оправилась после покушения Ванилина. Под рукой оказался очень кстати закипевший чайник. Суматохин быстро организовал две чашечки кофе. Вообще ему очень нравилось налаживать контакты с новыми людьми, проникать им в душу. От этого он испытывал громадное удовольствие. И вследствие этой черты его характера, он успел за свою недолгую еще жизнь завязать массу знакомств. От чего ему приходилось иногда испытывать различные неудобства: то кто-то внезапным звонком напоминал некстати о себе, то кто-то неожиданно находил его и начинал приставать с различными предложениями, кто-то более навязчивый просто доставал со своей дружбой. К числу последних Суматохин мог бы отнести Ванилина, если бы у него были друзья поважнее, посолиднее. Но Суматохин не выносил атмосферу одиночества и поэтому всегда нуждался в кружке хороших собеседников и компаньонов, с которыми можно было бы «качественно» убить время.
Суматохин объяснил поведение Ванилина, как досадное недоразумение. Потом он высказал много нелицеприятных слов относительно приятеля, чтобы дать понять Лене, что сочувствует ей, намекая, что находится больше на её стороне, нежели чем на стороне незадачливого Казановы. Это заметно подняло настроение Лены. Продолжая непринужденную беседу, Суматохин вычислил инстинктом тот момент, когда можно будет уже обмолвиться и добрым словом в защиту друга. Тогда он перечислил несколько положительных качеств Ванилина, о которых тот и сам не подозревал. Он рассказал несколько сюжетов из их дружбы, в которых Ванилин представлялся исключительно положительным персонажем. В конце этого рассказа Суматохин тактично напомнил о том, что, несмотря на все перечисленные заслуги своего друга, он думает о его последней выходке, как о безумии и досадном недоразумении. Лена повеселела, и они начали болтать на нейтральные темы: о сотовой связи, о ночных клубах, о Бритни Спирс. Они не заметили, как выпили несколько чашечек кофе и выходили из кухни оба довольные, поглядывающие друг на друга как будто за это время между ними что-то уже могло произойти.
Глава 8
Но радость их оказалась недолгой, особенно радость Суматохина.
Элеоноре видимо уже кто-то донёс о подвиге Ванилина, и она решила принять меры. Она пыталась выгнать упирающегося Ванилина. Они оба стояли в прихожей и ругались. Вернее ругалась Элеонора, а Ванилин громко отвечал.
– Я сказала, одевайся и убирайся! – требовала Элеонора.
– Лер, ну будь человеком, ну с кем не бывает? – оправдывался Ванилин. Он держал в руках куртку, которую не хотел одевать.
– Я кому сказала?
– Лер, дай хоть с Олегом попрощаться, – просил Ванилин.
В это время из кухни вышли Суматохин и Лена.
– Норик, перестань, – обратился к жене Суматохин, подошёл к ней и обнял за плечи. – Давай простим его, вот и Лена его уже простила. Скажи.
И Суматохин успел подмигнуть Лене одним глазом, так чтобы не видела Элеонора.
– Пускай останется, – сказала Лена.
Элеонора с недовольной гримасой на лице резко освободилась от объятий мужа и, отойдя в сторону, процедила сквозь зубы:
– Я бы не простила. Я бы кастрировала таких вот.
– Я бы тоже, – решил поддержать ее Каштанов, стоявший, скрестив руки на груди, несколько поодаль от них у дверного проема, ведущего в комнату.
Это неожиданное вмешательство Каштанова заставило участников конфликта невольно обернуться на него. Ванилин не понимал его кровожадности. Лене на самом деле было всё равно, и она повернулась в его сторону ради приличия.
Суматохин догадывался о чувствах и мыслях Каштанова. А Эля не просто посмотрела в сторону Каштанова, а посмотрела особенно, как бы намекая: «Слава Богу, что здесь есть хоть один порядочный человек, который может меня понять и поддержать».
– Ну, хватит вам ссориться. Подеритесь ещё, – продолжал играть роль миротворца Суматохин.
Но можно было уже не уговаривать, Элеонора уже исчерпала накопившийся запас агрессии и удалилась в комнату. Каштанов последовал за ней, не забыв перед этим бросить ехидную ухмылку в сторону Суматохина. Суматохин сделал вид, что ничего не заметил и не понял. Ванилин повесил куртку обратно на вешалку, и они втроем вошли в комнату.
Суматохин вспомнил о последнем уговоре с Каштановым. Надо было что-то делать, как-то действовать. Но как, он не мог сообразить. Времени у него сталось не очень много.
Он мысленно просчитывал различные варианты, размышлял над ними, откидывал их в сторону и придумывал новые. Из знакомых ему никто не мог помочь, к такому выводу он пришёл, вспомнив о том, что многим из них успел задолжать по мелочи, к тому же вряд ли бы у них нашелся кто-то, кто мог найти или собрать нужную ему сумму. Единственное на кого можно было надеяться, так это на Гриба, которого, как назло, не было в Москве. Ему уже казалось, что у него нет никаких шансов, как его неожиданно осенила оригинальная идея. Идея заключалась в том, чтобы обратиться за помощью к Хватову, либо Полянскому.
«А что, братцы кролики, вот я сейчас и проверю вашу кредитоспособность. Посмотрим, какие вы стали крутые?» – подумал он.
Он понимал, что ему придётся предстать перед ними уже скорее в роли неудачника, чем человека с большой буквы, но ему уже было, по большому счёту, наплевать на это.
Начать он решил с Хватова.
Пока он соображал, среди собравшихся успели сложиться несколько партий. Первая состояла, из ставших почти неразлучными Каштанова и Элеоноры и рядом с ними расположившейся Лены. Первые двое что-то обсуждали, а последняя выступала в их компании в роли слушательницы. Вторая партия состояла из Полянского, Хватова и Юли. Хватов играл на гитаре известную песню и пел, Полянский обняв его одной рукой подпевал, а Юлия сидела несколько в стороне от них и заметно приуныла. Ванилин сидел один, отдельно от остальных, также как и Суматохин и перебирал кучу компакт-дисков.
Суматохин дождался пока Хватов допоёт песню, после чего предложил ему пойти с ним покурить на кухню. Хватов согласился.
Хватов курил тонкие сигареты коричневого цвета. Это показалось Суматохину смешным, но ему пришлось сдержаться, так как разговор предстоял серьезный.
– Дим, у меня к тебе дело. Хотя нет, скорее просьба, – начал он. – Ты не мог бы мне оказать помощь. Это, я думаю, для тебя не будет ничего стоить.
– Не темни, – сказал Хватов.
– Мне срочно нужна тысяча долларов.
Хватов сразу погрустнел и не отвечал.
– Выручишь? – спросил Суматохин.
Хватов выдержал паузу, прежде чем найти, что ответить.
– Влетел? – вопросом на вопрос ответил он.
– Вроде того, – туманно ответил Суматохин.
– На много?
– Тысяча меня бы вполне сегодня спасла.
– Сегодня? – удивился Хватов.
– Да, сегодня.
Хватов опять задумался.
– Эх, Олег, Олег. Если бы я мог, я бы обязательно помог. Понимаешь, мне не жалко, я и не был никогда жмотом. Ты же знаешь.
– Тогда почему?
– Долгий разговор.
– А ты что спешишь?
– Ты прав. Ты думаешь, у меня карманы ломятся от зелени? Нет.
– Ну, ты же звезда нашего кино. Тебя же по телевизору крутят чуть ли не по пять раз на дню.
– Ты думаешь, так легко попасть в этот телевизор?
– Ну, ты же попал.
– Попал. Просто, если говорить на чистоту, нет у меня таких денег. Сейчас у меня в кармане три сотни баксов. И даже ими мне было бы с тобой трудно поделиться, потому что я сам по уши в долгах.
– Как?
– Вот так.
– Значит, товарищ по несчастью.
– Выходит что так.
– Как же ты дошел до такой жизни?
– Квартиру купил в кредит, в «Алых парусах». Теперь не знаю, отдам ли этот кредит. Что самое интересное, Олег, ты думаешь, это была моя идея? Люди из наших кругов намекнули: Дима, если хочешь быть в эпицентре шоу-бизнеса, ты должен расти во всех направлениях.
– Какие люди?
– Так. Ты не знаешь. Это очень важные люди в шоу-бизнесе. От них фактически зависит судьба актёра. Ты же, Олег, не глупый, понимаешь, что актер человек зависимый. И вот теперь приходится играть по их правилам. И имидж теперь видишь ли не позволяет мне жить в хрущобе на окраине.
– Попал ты, Димон, – посочувствовал ему Суматохин.
– Ничего прорвёмся, – сказал Хватов и улыбнулся.
Суматохин понял, что промахнулся.
Глава 9
Ванилин готовил очередной танцевальный нон-стоп, и все просили его пощадить их и не ставить больше энергичных громких песен… Больше всех негодовала Элеонора. Она не стеснялась в выражениях и несколько раз сказала всё, что думает о Ванилине при всех, на что тот не обратил никакого внимания. Наконец Ванилин откопал из вороха компактов тот, который казался ему более соответствующим моменту.
– Классные медляки от Гриба, – объявил он публике. Гриб занимался пиратским производством компакт-дисков и продавал их на Митинском рынке.
Услышав слово «медляки» все успокоились и перевели дыхание.
– Дамы приглашают кавалеров, – снова объявил Ванилин и стал ждать, когда кто-нибудь пригласит его, но его проигнорировали.
Элеонора пригласила Каштанова, Лена Полянского. Между Хватовым и Юлией уже было не все так гладко, и Хватов теперь почему-то старался не замечать её. Это заметил Суматохин и стал бояться, что Юлия пригласит его. Так и произошло.
Суматохин умело скрыл свой страх добродушной улыбкой и фразой:
– За какие заслуги?
На что не получил ответа.
– Юля почти на голову была ниже его. И Суматохин смотрел на неё свысока и улыбался.
Когда Юлю уговорили остаться, Суматохин в общей суматохе договорился с ней, что расплатится с ней позже, а теперь он понимал, что сделать это, скорее всего, невозможно. Поэтому ему было стыдно и неловко перед этой девушкой.
– Ты знаешь, я очень удивлён твоим поступком, – сказал Суматохин.
– О чём вы? – не поняла Юля.
– Как ты согласилась остаться провести с нами вечер? Надеюсь, тебе из-за этого не попадет от твоего начальства.
– Нет. Я позвонила и предупредила.
Суматохин хотел было спросить её о том, не боится ли она поздно возвращаться домой, но во время остановился, так как понял, что тогда ему придётся решать проблему с расплатой. «Главное, чтобы она оставалась у нас как можно дольше, а там все может быть как-нибудь решится само собой», – мысленно решил он.
– Ты знаешь, а у тебя красивые глаза, – отважился на комплимент Суматохин.
– Мужчины, наверное, всегда так говорят, когда хотят сделать комплимент некрасивой женщине, – парировала Юля.
«А она оказывается умна», – сделал вывод Суматохин.
– Может быть, но к тебе это не относится, – нашёлся наконец он, как продолжить беседу.
– Вы так говорите только ради приличия.
– Совсем нет.
Они протанцевали вместе ещё пару песен, после чего Юля предложила Суматохину пойти покурить в подъезд и поговорить…
Суматохин помог Юле сесть на подоконник и прикурил ей сигарету. В подъезде было тепло, и они даже не накинули на себя теплой одежды.
Юля начала рассказывать о своей жизни. Рассказала, что она учится в институте, денег не хватает катастрофически, родители присылают мало, поэтому приходится в свободное время развозить еду.
Суматохин подумал, что девушка просто хочет выговориться.
– Олег, а ты смог бы полюбить меня? – неожиданно спросила Юля.
Суматохин не знал, что ответить. Он посмотрел на неё. Она была не худа, не толста, золотая середина. У нее была кругленькая головка, обыкновенный носик с несколько широкими крыльями, длинные светлые волосы. Суматохину больше всего нравились в ней необыкновенные выразительные глаза. Суматохин не ответил, поэтому Юля решила, перевести разговор в другое русло и сказала о том, что заметила, что у него какие-то неприятности.
– Неприятностей у меня хватает, – подтвердил Суматохин.
– Что, совсем тяжело? – спросила Юля.
Суматохин не хотел ее отягощать своими проблемами, поэтому решил рассказать о себе.
Он рассказал, что после армии приехал в Москву учиться, поступил в институт, в учебе больших успехов не достиг, полностью удалось закончить лишь первый курс. В Москве удалось обрасти кое-какими знакомыми, благодаря чему удалось задержаться в столице, проживая на съемных квартирах. Так было, пока он не женился на Элеоноре. Он рассказал о том, что сменил много видов заработка. В начале девяностых все кинулись в торговлю, он также начал торговать по мелочи, попробовал себя в роли челнока. Не так давно все оставшиеся деньги вложил в агентство, судьба которого теперь висит на волоске.
– И ты знаешь, меня однажды как-то просто взяло такое зло, – продолжал он свой рассказ. – Это трудно понять, наверное. Я все колупаюсь со своим бизнесом, а кругом люди деньги поднимают без особых усилий, легко и красиво. Конечно, и я не был безгрешным, иногда тоже химичил по ерунде. Но всё равно настал такой момент, когда мне надоело наблюдать, как другие процветают, а я прозябаю. А что нужно для того, чтобы процветать? Найти какого-нибудь лоха или лохов и поиметь с них. Во всяком случае, так я тогда рассуждал. И как нарочно подвернулся-таки удобный случай. Встретил я одного важного дядю, который очень музыку любил. Ну, я и стал ему подыгрывать, завязал с ним знакомство, почитал книги по классической музыке, после чего мог с ним спокойно рассуждать о высоком искусстве, ходить вместе с ним по консерваториям. Не хватало ему родственной души, и я оказался очень кстати. Я знал, что он богат. Потом, не сразу конечно, потерпев до поры до времени, я попросил его помочь мне деньгами. Мне было очень страшно, но азарт был гораздо сильнее. Чтобы держать себя спокойно, я внушал себе, что это всего лишь игра. Сначала я даже не думал, что обязательно буду кидать этого человека. Я даже придумал план, как прокрутить эти деньги с максимальной выгодой и потом постепенно вернуть долг. Я даже отдал первый взнос, как и обещал, но потом деньги так быстро и незаметно рассосались на долги, на дело, так что я понял: вернуть их в ближайшее время никак не получится. На что я надеялся, сам не могу понять. Надеялся, что не сильно обедневший от моей дружбы дядя, со временем просто прекратит поиски? Возможно. Человек всегда надеется на лучший исход, даже когда ощущение надвигающейся гибели очень велико. Так и я неверное надеялся. Так что, Юля, делай выводы. Теперь ты узнала, что я за человек. Видимо, не суждено мне стать человеком с большой буквы. Так что не обижайся, что не ответил на твой вопрос. Ведь если всё делать правильно, то это я, а не ты, должна ставить так вопрос: смогла бы ты полюбить такого, как я?