– Спин-передатчики серии Девятьсот Двадцать…
Гвоздем новостных выпусков стали не военные патрули и даже не приезд в их провинциальную глушь сиятельного лорда Ланкастера, а буря. Старожилы клялись репортерам, что не припомнят такой страшной непогоды. Поскольку старожилы из года в год твердят одно и то же, их слова не особенно впечатлили Викторию, зато впечатлили кадры побитых градом пшеничных полей, сорванные ураганным ветром крыши сельскохозяйственных построек и домов, и поваленные, а то и вырванные с корнями, деревья.
– Ой… ужас… неужели это сделала я? Мамочки.
Ей требовалось выпить, но пить в одиночестве было моветоном. Виктория поднялась и пошла наверх, в детскую, где Макс оживленно демонстрировал очень красивой миссис Лэнгдон свои сокровища: коллекцию камушков и ракушек.
– Устали? – спросила она у Шарлотты.
– Немножечко.
– И проголодались, наверное? Сейчас сядем ужинать.
– А где папа? – спросил Макс, глядя на мамочку довольно подозрительно.
– Должен вернуться через пару часов.
– Но там дождь. И град. И молнии. А папа даже не взял зонтик.
– Послушай, головастик. Папа уже взрослый и может сам прекрасно позаботиться о себе. А ты лучше иди, разбуди дядю Кита, и скажи, что скоро будем ужинать.
– А он не рассердится?
Виктория потрепала сына по белокурой голове.
– Может, и рассердится, но ведь поесть ему надо? А потом пусть спит, сколько захочется.
Сама она повела Шарлотту выпить перед ужином. Они устроились в гостиной с бокальчиками вина и очень мило побеседовали о шляпках, перчатках, цветах, детях и мужчинах. Чуть позже пришел Кит, все еще немного сонный, пить с ними не стал, а предпочел чашку кофе. Он не напиваться приехал, а провести время с семьей, и, главное, с очаровательной миссис Лэнгдон. Прогуляться с ней при луне. Сводить в ресторанчик. Показать местные достопримечательности…
– Виктория, здесь у вас есть какие-то достопримечательности? Я что-то подзабыл.
– Наше тухлое, вонючее болото, – фыркнула любимая сестра.
– Болото? – переспросила Шарлотта.
Да, Топи, черное пятно неправильной формы, очень заметное посреди яркой зелени единственного материка, которое они увидели, выйдя по Би-лучу в заданную точку стазис-пространства на орбите Салема. Кит объяснил это Шарлотте.
– Так это были болота? Ничего себе, они же огромные!
– На самом деле это просто болота, в них нет ровным счетом ничего интересного, – поспешно соврала Виктория, – если вы действительно хотите осмотреть местные достопримечательности, я поговорю с мужем. Гордон с удовольствием покажет вам столицу, когда у него будет хоть немного свободного времени. Пойдемте ужинать.
Нельзя сказать, чтобы ужин прошел на высоте. Кит мог быть действительно интересным собеседником, но не сейчас, когда все его мысли полностью сосредоточились на Девятьсот Двадцатых. Оттого весь вечер он развлекал племянника и дам рассказами о поразительном триумфе инженеров Корпорации, сумевших решить проблему с охлаждением Второго Прототипа чипа Стандартного Дружелюбия, того самого, которым собирались оснащать передатчики серии Девятьсот Двадцать. Эта самая проблема с охлаждением некогда погубила столь многообещающий Первый Прототип. Суть заключалась в том, что после месяцев безукоризненной работы система охлаждения ЧСД отказывала, и Прототип плавился, как кусочек масла на горячей сковородке.
– А причина состояла в том…
И Кит самым подробным образом объяснил, в чем именно состояла проблема, и каким образом удалось решить ее, со всеми техническими терминами и математическими выкладками. Он был столь захвачен и увлечен своим рассказом, что у Виктории не хватило духу намекнуть брату, что они все умирают со скуки, не помогают даже отменные кушанья и превосходное вино. Два с половиной утомительных часа спустя Виктория уже почти стала разбираться в их многовековом семейном бизнесе, то есть, в устройстве и производстве спин-передатчиков, к счастью, вернулся муж и спас ее от этого кошмара. Его рык помимо обыкновения прозвучал для нее сладчайшей музыкой.
– Вот вернулся мой единственный и ненаглядный… я сейчас, извините.
Когда Виктория из столовой вышла в холл, первым, что бросилось ей в глаза, стала огромная грязная лужа на полу. Посреди этой лужи стоял дражайший спутник жизни, мокрый, помятый, грязный, злющий, как цепной пес. Его охранники выглядели не лучше.
– Добрый вечер, пупсичек.
Пупсичек явно не считал вечер добрым.
– ГРЁБАНЫЕ ГРИБНИКИ!!! – проревел он страшным голосом.
– Что, прости?
Он уставился на нее. Глаза его налились мерцающим огнем, а с мокрой одежды вместе с каплями стекали, искрясь, крохотные сгустки синего электричества. Сперва Виктория решила, что ей чудится, но нет, когда она протянула руку и коснулась края его тяжелой куртки, ее чувствительно куснуло током.
– Ай!
– Не трогай меня!
– Да что случилось?
– Я ведь тебе все объяснил. Какое из слов ты не поняла? Грибники? Или ГРЁБАНЫЕ?
Гордон хотел прибавить еще что-то, но тут весь позеленел, издал протяжный, исполненный боли и страдания стон, сунул охраннику свой дробовик и, не переставая стенать, бросился наверх, оставляя за собой мокрый грязный след.
– Что случилось? – мрачно поинтересовалась Виктория у охранников.
А случилось то, что место, где грибники обнаружили растерзанную девочку, находилось в глухой чаще, в десяти милях от ближайшей крохотной деревушки, где, собственно, и проживали те самые грибники. В той глуши оканчивались все на свете дороги и тропинки. Проехать дальше, в лес, было решительно невозможно, оставалось бросить механо и идти пешком. Даже в солнечную и ясную погоду прогулка по глухой чаще могла показаться не самым легким и приятным делом, что уж говорить о проливном дожде, превратившим лес в подобие непроходимых тропических джунглей? Но эти мелочи не могли остановить губернатора, зато он несказанно взбеленился, обнаружив, что не все сопровождающие его официальные лица горят желанием совершать марш-бросок в десять миль сквозь заколдованные лесные дебри. После того, как Гордон обратился к сомневающимся с возвышенной, воодушевляющей речью, похоронная команда, наконец, двинулась в путь.
– Но вы все же ходили не зря? – спросила Виктория подавленно.
Зря или не зря, неизвестно, поскольку проливной дождь смыл практически все следы преступления. Кроме двух. Детских костей и крохотного красного башмачка, который лежал неподалеку, утопая в грязи и хвое.
Трогательная улика, немая свидетельница зверского преступления, довела герра губернатора до еще одного припадка бешенства. Вцепившись в следователя по особо важным делам, ответственного за раскрытие убийств, Гордон начал трясти его и поносить последними словами.
– Мы все здесь не кисейные барышни, но я в жизни такого не слышал, – сказал один из охранников с невольным восхищением.
Остальные единодушно согласились с тем, что богатый словарный запас герра губернатора производит необычайно сильное впечатление. Но дело было в другом. А именно, пока губернатор в присущих ему изысканных выражениях отчитывал следователя, налитые грозной чернотой небеса раскололись и выпустили трезубец в миллиарды вольт необузданного, первобытного электричества. Молния ударила в дюйме от губернатора и поразила следователя, который как раз страстно клялся, что сам ляжет костьми, но разыщет убийцу!
– И что же? – спросила Виктория ошеломленно.
– А вот то, фрау Джерсей. Следователь поджарился, как хороший шашлык. Ну и запах стоял, доложу я вам.
Итого, обратно пришлось везти не один, а два трупа, причем второй труп всю дорогу благоухал жирным, сытным запахом жареного мяса. То ли из-за запаха, то ли вследствие пережитого нервного потрясения, но у губернатора капитально расстроился желудок. Причем настолько серьезно, что, в очередной раз отлучась в кусты, Гордон свалился недалече в продолжительный обморок. Пришлось менять маршрут и вести губернатора в госпиталь.
– И что вам там сказали? – спросила Виктория, слегка прикусив губу.
– Да вроде ничего серьезного, просто нервы. Прописали ему микстурку. Вот.
Виктория забрала микстуру, велела охранникам пойти, передохнуть, а сама поднялась наверх, в спальню. Гордон был в ванной и, судя по всему, чувствовал себя довольно скверно. Что ж. По крайней мере, он был жив.
– Ты ведь мог погибнуть, деревенский ты дурачок! – не сдержалась Виктория.
– Да это как раз ерунда; а ведь теперь придется привлекать к делу другого следователя. Потребуется, по меньшей мере, три недели, чтобы он смог хотя бы изучить материалы дела. Что за… невезение! – проскрежетал Гордон.
– Да уж.
– Прости. Я приму душ, переоденусь и пойду поздороваюсь с твоим братом, не волнуйся.
Виктория не волновалась. О чем ей было волноваться? Она стала поднимать его невероятно грязную, мокрую и тяжелую куртку, брошенную прямо на пол, когда во внутреннем кармане заверещала спин-трубка.
– Гордон…
Кажется, ему было не до светских бесед, так что она ответила сама. Это был министр внутренних дел Салема. Он скорбно поведал Виктории, что с ним только что связались из морга и сообщили о пропаже трупа.
– Ребенка? – испугалась Виктория.
– Нет. Следователя! Его, понимаете ли, убило молнией…
– Да, я уже слышала эту историю. Я думала, тело отвезли в морг.
– Вот именно. Патологоанатомы подготовили труп к вскрытию и пошли перекусить, а, когда вернулись, труп таинственным образом испарился. Взял и бесследно исчез!
Виктория поразмыслила.
– Может, следователя молнией только оглушило, а не убило? А потом он очнулся и ушел.
Министр нервно рассмеялся.
– Не хочу терзать вас подробностями, моя дорогая, но это случилось у нас у всех на глазах, поверьте, бедняга умер, попросту зажарился, у него сгорели волосы на голове, на руке расплавились часы и обручальное кольцо, а хуже всего – его прорезиненный дождевик…
– Понятно.
Министр помолчал.
– Я вот тут подумал, пожалуйста, не говорите мужу. Он-то человек золотой, добрейшей души человек, но, как найдет на него, хоть святых выноси. А труп мы разыщем, ведь не может быть так, чтобы пропал? Ну, вы подумайте только! Пропавший труп! Надо же!
– Скажите, пожалуйста… извините за вопрос… а труп следователя настолько важен для расследования этих убийств?
Министр замолчал, наверное, раздумывая над этим заковыристым юридическим казусом.
– Почему вы спрашиваете, Виктория.
– На тот случай, если вы все же не найдете его.
Министр отвечать не стал, а пожелал супруге губернатора приятного вечера, еще раз попросил ничего не говорить мужу и откланялся. Виктории лишь осталось пожелать удачи в заранее бесплодных поисках. Она-то знала, что погибший следователь сейчас тайными тропами, известными только мертвецам, направляется в Топи, к Владетелю, чтобы пополнить армию Спящих.
– Виктория, с кем ты разговаривала? – спросил Гордон из ванной.
– С министром внутренних дел.
– Чего хотел.
– Да просто интересовался, как ты добрался домой, и еще, не станешь ли ты возражать, если мы в воскресенье пригласим его к нам пообедать.
Гордон надолго замолчал, кажется, его опять выворачивало.
– Ты что-то полюбила звать его к нам на обеды, – проскрежетал он, наконец.
– Ну… министр… веселый и забавный… всегда рассказывает такие смешные вещи… про трупы и морги, например, и… Гордон?
– О-о!
– Я поняла, пупсик. Пожалуй, лучше оставлю тебя наедине с твоим ужасным горем.
К утру дождь совершенно прекратился. Кит проснулся, умылся, поцеловал сладко спящую красавицу-невесту, позавтракал и пошел прогуляться. Поместье губернатора производило впечатление размерами, ухоженностью и общим великолепием. За полтора часа Кит едва-едва обошел четвертую часть владений. Он с искренним удовольствием полюбовался цветущими садами, теплицами и оранжереями. Затем с приятностью угостился свежим хлебом, свежим маслом, свежим сыром, свежими сливками, свежими оливками и отменным домашним вином. Выйдя к озеру, он устроился на берегу с удочкой, которую принес один из вышколенных, насмерть запуганных Викторией, служащих. Гладкая, упитанная форель, уставшая от сытой и обеспеченной жизни, сама нанизывала себя на удочку, и Киту оставалось лишь вытащить рыбу из воды, осторожно снять с крючка, чтобы не нанести тяжелых увечий, и бросить обратно в пруд.
Он расслабленно занимался этим, пока не пришел любимый зять.
– Доброе утро.
– Доброе утро, Гордон. Как самочувствие?
– Спасибо, что спросил. Ты со своей дамой вроде хотел полюбоваться достопримечательностями?
Кит бы не отказался проехаться по городу, но Гордон все еще выглядел довольно неважно, да и исторические достопримечательности Санкт-Константина были связаны, в основном, с бескомпромиссной борьбой Салема за независимость от Империи.
– Может, завтра?
– А тебе в голову не приходит, что завтра мне на работу. Нет, само собой, я должен буду развлекать тебя и твою подружку, будто я какой-то дешевый клоун.
Кит не обратил внимания на злобное ворчание. Он и сам отменно умел злобно ворчать под нос. Поворчав еще немного, Гордон сел рядом на траву, и они обнялись.
– Ну, ну, все не может быть настолько плохо.
– Я тоже так думал, пока не свалился в тех кустах…
– Все это потому, Гордон, что ты ешь сплошные овощи. И рис. Объясни мне, зачем тебе просветление. Пойми, там, куда ты стремишься, ничего нет. Пуфф! Конец света. Тотальная аннигиляция.
– А ты, смотрю, по-прежнему считаешь себя самым умным на свете, заносчивый сопляк.
Кит усмехнулся.
– Разве нет?
– А разве да? Ты считаешь, там ничего нет, а я считаю, что очень даже есть.
– Что же?
– Что-то настолько прекрасное и ценное, что ты себе и представить не можешь.
Симпатичная физиономия губернатора приобрела при том настолько странное, даже зловещее, выражение, что Кит просто не решился продолжать этот слегка сумасбродный разговор. К тому же, у них имелись куда более серьезные темы для бесед, чем неумолимая уверенность губернатора в своем грядущем просветлении.
– Гордон, давай сюда свой документ.
– Да. Минутку.
Ловко, будто факир, Гордон достал свернутую подзорной трубой бумагу из рукава пиджака и протянул их милости. Кит отдал ему удочку и пустился в чтение. Прошение государю Императору, помазаннику милостью Божьей… о временном расширении полномочий губернатора… в связи с усилением сепаратистских тенденций…
– Хорошо. Я передам твое прошение… по адресу.
Гордон выглядел несказанно изумленным.
– Хорошо? То есть, это будет просто?
– Не стану врать, совсем не просто, но я сделаю это для тебя.
Гордон и впрямь не блистал умом, но в одном соображал на редкость хорошо. Он не пытался забраться Киту в голову, и разузнать, правда ли, будто тот поддерживает сэйнтистов, и, если да, то зачем? Нет. Гордон принял как данность, что Кит знает, что делает.
– Кристофер, пусть о тебе болтают, им вздумается. Они тебя не знают, а я знаю, и знаю, что ты знаешь, что делаешь… что бы ты ни делал. И еще. Ты можешь на меня положиться, я тебя всегда и во всем поддержу.
Кит засмеялся, обнял его за шею одной рукой, а второй обвел пространство кругом них.
– Погляди, глупыш, сколько кругом грязи.
– Ну, это после долбаной бури.
– Нет. Это аллегория.
– А, – протянул Гордон.
– Кому-то давно следует убрать всю эту грязь и вынести мусор.
Они посмотрели друг на друга. Ммм, наверное, это была любовь.
– Кто-то?
– Ну, мы можем целую вечность сидеть здесь в обнимку и ждать, пока придет этот кто-то… или заняться всем сами. Что скажешь?
ГЛАВА ВОСЬМАЯ ДАТСКОЕ КОРОЛЕВСТВО
1.
Пока Кит осваивал новые, непривычные области деятельности, то сражаясь с организованной преступностью, то вникая в замысловатые хитросплетения провинциальной политики, Ричард, напротив, предавался занятию самому обыденному и заурядному – сходил с ума.