Профессор поднялся с кресла и прошёлся по комнате. Пламя свечей резко колыхнулось, словно напуганное движениями этого крупного человека. – И я искал, Иоганн… Всю свою жизнь искал! Ты знаешь, как это прекрасно, быть в поиске! Собирать по крупицам новые данные, обнаруживать связь между ними, объединять их, удивляться и радоваться, словно ребёнок, каждому новому результату! Отсеивать ненужное, вредное, ложное… Я давно убедился, что мне в подобных изысканиях нужен толковый помощник. Желательно, из числа наших студентов. Ты как раз подходишь на эту роль, Иоганн. Ты – молод, умён, целеустремлён, у тебя есть силы и желание трудиться на благо людей и науки! У тебя есть мечта, которая созвучна с моей… Не скажу, чтобы она в точности копировала ее, все же существуют некоторые отличия, – он усмехнулся, – но в целом мы идём к одной цели. Согласен ли ты, Иоганн Майбах, стать моим помощником, учеником и последователем? – и профессор пристально посмотрел на юношу. – По глазам вижу, что согласен! Эй, Пауль, – крикнул он слуге. – Достань нам графинчик с бургундским! А сейчас, мой дорогой Иоганн, я расскажу тебе о своих опытах…
С того памятного дня альтштадский студент и профессор Альбертины стали встречаться довольно часто: ученый радушно принимал юношу в своем доме и позволял сопровождать себя во время прогулок. А жил Вильгельм Пильц в Лёбенихте со своей приёмной дочерью Луизой. Родители девочки, как узнал позднее Иоганн, были близкими друзьями профессора. Какое несчастье их постигло, отчего они погибли – это пока оставалось тайной для молодого Майбаха, да, впрочем, он и не горел желанием её раскрыть… Грозный со студентами, шумный и порой резкий в спорах с оппонентами, Пильц был чрезвычайно ласков с дочерью. Все в доме называли её «Лизхен». Девочка росла нежным цветком в тёплой оранжерее, она была мила, тиха, но очень старательна: занималась вышивкой и всегда по мере своих сил старалась помочь домашним по хозяйству.
Пильцу прислуживала немолодая семейная пара: Пауль и Грета. Позже Иоганн узнал, что раньше у профессора была своя семья, но много лет назад он потерял её. Как это случилось, болезнь или война лишили Пильца семейного счастья, этого Иоганн также не знал, а расспрашивать об этом самого профессора он счёл неучтивым.
Кроме лекций в университете Пильц занимался врачебной практикой. У него имелось немало пациентов, среди которых были и весьма высокопоставленные персоны. Случалось, что загадочные гости в таинственных чёрных масках посещали его глубокой ночью, о чем-то подолгу беседовали с профессором, щедро оплачивая искусство целителя и его молчание…
Однажды, летним вечером, профессор со студентом как обычно сидели в доме Пильца и беседовали. Несколько раз к ним в комнату бесшумно заходила Луиза. Ей очень хотелось обратить на себя внимание, только она тяготела не к научной беседе, а к простой болтовне, где бы тоже охотно поделилась своими детскими наблюдениями… Но между отцом и симпатичным студентом продолжался учёный разговор, который мало её занимал. Тем более, когда мужчины так увлечены беседой, то не замечают ничего вокруг… Посидев немножко, она также бесшумно уходила к себе. А разговор, между тем, переходил на довольно щекотливую тему.
– Господь создал человека по своему образу и подобию. Он же вложил в него Душу. Тело – это обиталище Души. Если болит тело, то подобную боль испытывает и Душа, – говорил Иоганн. – А если болит Душа, отражается ли это на теле?
– Несомненно, Иоганн. Тело и Душа не могут существовать друг без друга. Боль одной субстанции причиняет страдание и другой. Но если боль от ран можно утолить, применяя настойки и мази, то душевную боль принято унимать постом и молитвой.
– Учитель, расскажите, как Душа управляет жизненными соками человека? – молодой Майбах решил называть профессора именно так. Тот не возражал, находя в этом некоторое соприкосновение с античной и восточной философией.
– Хороший вопрос, Иоганн. Душа – это главная сила, которая посредством флюидов эфира воздействует на кровь и другие влаги, удаляя из тела вредоносные вещества. Гиппократ15 и Эразистрат16 называли эти флюиды «пневмой» и полагали, что она входит в тело с воздухом. Только со временем стало понятно, что эфир возникает в мозговых желудочках… С помощью его Душа управляет тонусом и сохраняет здоровье тела. Избыток эфира ведёт к сокращениям и спазму, а недостаток – к атонии… – Пильц подошёл к окну. – Похоже, собирается дождь… Так вот, возникающие в теле болезни могут принимать всевозможные формы: кожных высыпаний, распухания желез, нарывов и нагноений, лихорадки и обильного пота, кашля и выделения слизи, поноса и рвоты. Но ещё Гиппократ писал, что каждая болезнь в своем развитии обязательно проходит три периода: сырости, сварения и извержения. И заканчивается болезнь либо выздоровлением, либо смертью. Обычно боль, отек и слабость предупреждают нас о начале нездоровья…
– Учитель, а всегда ли лекарь имеет возможность помочь Душе очистить тело от болезни?
– Мы можем и должны помогать целесообразным движениям, совершаемым Душой, применяя проверенные лекарственные средства. Врачебное искусство состоит не в наблюдении за болезнью, а в ее лечении. Хороший врач обязан знать, как остановить ее развитие на любой стадии. Многие века медицинское пособие сводилось либо к успокоению или опорожнению органов при повышенном тонусе и усиленных движениях флюида, либо к возбуждению их при пониженном тонусе и ослабленных движениях флюида. В качестве расслабляющих средств наши врачи и сегодня предписывают: мясо, тепло, вино, мускус, камфару, эфир и опиум. А для укрепления и возбуждения тонуса применяют: кровопускания и пиявок, холод, потогонные, рвотные и слабительные средства.
Тебе, дорогой Иоганн, наверняка хорошо известен метод «перетягивания» воспаления с одной части тела на другую при помощи банок и горчичников, путем удерживания их на коже до образования пузырей. К сожалению, мне редко приходилось видеть, чтобы кому-то из больных такое лечение действительно помогало… Я сам долгое время практиковал повторные кровопускания, ставил клистиры, назначал рвотные средства, но они… убивали моих пациентов. Я изготавливал териак17, но и он не спасал больных!
– Выходит, если болезнь прогрессирует в теле, то её остановить нельзя? – тихо спросил Иоганн.
– Auscultare disce!18 Мной уже было сказано: врач обязан знать, как остановить ее развитие на любой стадии…. Заметил ли ты, что при одинаковых ранах и при похожем лечении, одни больные выздоравливают раньше других? А некоторые могут умереть даже при незначительном поражении!
– Тело по-разному борется с болезнью?
– Да. В теле каждого человека скрыты невидимые ресурсы, которые могут противостоять недугам. Для себя я назвал это «жизненной силой» – vim vitae. Задача врача состоит как раз в том, чтобы эту силу пробудить к действию!
– А это возможно?
– До нас этого еще никто не делал. Великий Парацельс19, соединивший медицину и химию, подозревал о существовании таких возможностей и искал их. Но, увы, не нашёл. – После короткого молчания, заложив за ухо седую прядь волос, Пильц продолжил: – Но есть и другие исследователи. И мы в их числе, Иоганн.
– Значит, вы уже давно занимаетесь этой проблемой?
– Да, Иоганн. Но к этому я шёл долгим и непростым путём. Угрызения совести мешали мне лечить страждущих способами, которые легко превращают жизнь в смерть или вызывают новые страдания и хронические недуги, которые часто труднее устранимы, чем первоначальная болезнь. Тогда я понял, что должны существовать иные, менее жестокие и более действенные способы борьбы с болезнью! И я их нашел!
«…Вильгельм Пильц поведал мне о том, что на первом этапе ему очень помогло учение Галена о весовых и объемных соотношениях при приготовлении лекарственных средств: настоек и экстрактов, порошков и мазей…»
– «Все есть яд и все есть лекарство! – предупреждал Гален20, – одна лишь доза делает их тем или иным!» – и с этим трудно не согласиться. Но я, мой дорогой Иоганн, пошел еще дальше: следуя принципу «не навреди» и, желая избавиться от побочных воздействий лекарств, я решил уменьшать дозы ингредиентов, разводя настойки и растворы в воде или спирте все в большей и большей степени. Этот способ приготовления препаратов я вскоре назвал: «метод магических троек» Обычно, я поступал так: готовил концентрированную спиртовую вытяжку из какого-нибудь лекарственного сырья, затем смешивал одну её каплю с 33 каплями спирта, после чего долго и интенсивно встряхивал, таким образом «возбуждая» или, говоря по-учёному, «потенцируя» её. Затем, из полученной смеси бралась следующая капля и разводилась 33 каплями спирта, и этот процесс повторялся 3, 6 или 9 раз – для лечения острых болезней и 27, 30 или 33 раза – для застарелых недугов. Для приготовления твердых лекарственных форм вместо спирта я использовал молочный сахар, и, для потенцирования, тщательно растирал полученный состав пестиком в фарфоровой ступке.
И вдруг, Иоганн, я с огромным удивлением заметил, что после такого разведения или раздробления, многие мои лекарства действовали совершенно иначе. И, как правило, намного сильнее исходного вещества! А сила их воздействия, вопреки здравому смыслу, возрастала от каждого нового разведения! Об этом не было написано ни в одной мудрой книге, и я понял, что сделал своё первое открытие…
Иоганн с восхищение смотрел на своего учителя. Тот зажёг свечи, поскольку в комнате сгущались сумерки, и дал распоряжение Паулю насчёт ужина. Послышались раскаты грома, за окном полил сильный дождь.
– Сейчас мы с тобой, Иоганн, поужинаем знаменитыми кёнигсбергскими клопсами, затем ты отправишься домой. Как следует подумай над моими словами. И запомни: никому не говори о том, что ты здесь слышал раньше и услышишь потом. Наша церковь весьма пристрастна к мыслящим людям. Тех, кто задумывается, ищет, находит и делает выводы, запросто могут обвинить в ереси и колдовстве. Я бы не хотел, чтобы нас с тобой за это бросили в темницу… или повели на эшафот.
Ужин в доме Пильца обычно завершал беседу Учителя с Учеником. Во всяком случае, к данному моменту оба уже чувствовали усталость, поэтому неспешно расправлялись с тем, что приготовила им хлопотливая Грета, и непринуждённо переговаривались на второстепенные темы, обсуждая университетские будни, политику, но чаще всего – последние новости, которыми был богат портовый город.
– Учитель, но вы так и не рассказали о скрытых в теле человека ресурсах… – покончив с клопсами, спросил Иоганн. – Что вы под этим подразумеваете? Может быть, они находятся в каком-нибудь органе? Например, в желудке… И что об этом говорят наши просвещённые предки?
– Да, набив брюхо, всегда вспоминаешь о желудке! – Пильц рассмеялся. – Что же касается твоего вопроса, на него так сразу не ответить… Я с огромным почтением отношусь к своим авторитетным учителям и всем ученым мужам древности, мнения которых придерживается большинство наших врачей, но оставляю за собой право и на собственное суждение. Не могу позволить, чтобы чужие мнения, какими бы громкими они ни были, заглушали мой внутренний голос. Ведь если каждый уважающий себя эскулап перестанет утолять жажду знаний из родника собственного разума, то остановится всякое движение и обновление, а все наше искусство превратится из кристально чистого озера в гнилое вонючее болото!
Иоганн сделал попытку подняться из-за стола, но профессор удержал его.
– Бургундское у меня закончилось. Попробуем нашей, кёнигсбергской кислятины, раз уж пошёл такой серьезный разговор. – Он наполнил бокалы из графина, при этом Иоганн заметил, как Пильц сосредоточенно о чём-то думает. – Прежде чем ты отправишься домой, Иоганн, я попытаюсь сформулировать свою основную мысль и на этом завершить нашу затянувшуюся и такую непростую беседу… Так вот, овладев методом «магических троек», я задумался над словами одного из асклепиадов21: «Лучшее лекарство от лихорадки – это сама лихорадка!», и, несмотря на новейшие теории врачевания, решил отойти от общепризнанного метода contraria contraries curantur22, а прибегнуть к принципу similia similibus curantur23. Об этом в нашем университете ты не услышишь! Пока не услышишь… Может быть, пройдут годы, когда люди придут именно к этому… Начал же я так…
«Первые опыты, по словам профессора, он провел с ртутью и мышьяком, применение которых в определённых дозах вызывали у людей сильный понос и кишечные колики. Приготовленные по его рецептам эти опасные вещества стали облегчать страдания даже у холерных больных. Сера, вызывающая на коже язвы и нарывы, стала способствовать очищению паршивых, золотушных и прокаженных, а препарат из пчел – апис – отлично помогал при отеках и нарывах, сопровождающихся острой жгучей болью.
– Тогда мне стало ясно, — говорил Пильц, — что специфичность всех лекарственных веществ в этом и заключается: они вызывают у здоровых людей болезненные состояния, подобные тем, какие они же излечивают у больных! Попутно я отметил, что чайный лист является противоядием для всех приготовленных мной лекарств…»
Слушая Учителя, Иоганн неожиданно почувствовал, что начинает путаться. Смысл сказанного наставником сначала проникал в его мозг, возбуждая течение мыслей… затем, подобно дыму из курительной трубки профессора, куда-то исчезал. Из рассуждений Учителя следовало, что его эксперименты позволили ему сделать важный вывод: врач должен действовать в том же направлении, что и сама болезнь, а для окончательного излечения необходимо, чтобы в теле пациента возникла вторая болезнь, подобная первой, но более сильная, которая и погасит разгорающийся недуг. С этим Иоганн так сразу согласиться не мог…
– Предвижу, какое огромное число просвещенных коллег обрушится на меня с упреками и обвинениями в ереси и отступничестве от догм классической медицины, – продолжал Пильц. – Скольких непримиримых врагов обрету, но я предпочитаю оставаться верным этой точке зрения, так как практика доказала ее эффективность!
Иоганн накинул плащ. Давно следовало откланяться и идти домой, но что-то удерживало его. Наконец, после нескольких месяцев непринуждённых, поучительных бесед он услышал нечто поистине сокровенное! Именно этого он ждал, к этому стремилось его внутреннее желание и природная любознательность. Перед Иоганном начал раскрываться как великий замысел его Учителя, так и личность самого Вильгельма Пильца. Хотелось и далее слушать, внимая мудрым мыслям этого незаурядного человека…
Профессор вышел из дома вслед за Иоганном. Он кивнул предупредительному Паулю, выразившему готовность проводить студента домой, хотя бы до Королевского замка, после чего слуга отправился убирать со стола. Дождь закончился, лишь кое-где с карнизов падали крупные капли. Чувствовалась вечерняя прохлада.
– Самая мудрая и безупречная книга всех времен – Святая Библия, гласит, что простым смертным свойственно заблуждаться, – горячо говорил профессор своему собеседнику, держа его под руку. – Меня все чаще терзали крамольные мысли: что, если учение античных мудрецов Аристотеля24 и Цельса25, а также Бируни26 и Авиценны27 тоже не является истиной? Тем более, что наши предшественники: древние греки, римляне и арабы не были христианами… Пойдём, Иоганн, я провожу тебя до Альтштадта, а по дороге продолжу свой рассказ…. Ты готов слушать?