Дверь раскрылась, и чиновник сразу умолк. Дальнейшее разбирательство происходило в присутствии двух людей в черных одеяниях. Первым из вошедших был человек невысокого роста, лет пятидесяти, облачённый в сутану с эмблемой «пламенеющего сердца». Его тяжёлая челюсть как бы «упиралась» в широкую грудь. Шаг был стремительным и шумным, а тело словно намеревалось протаранить какую-то незримую стену. Вся эта зловещая фигура представляла собой сочетание внутренней мощи и отсутствия гибкости, каждое движение которой было значительно сильнее, чем нужно. За ним следовал писарь, с походкой крадущегося злодея, держащий в худых руках листы бумаги и перья. Казалось, что его тщедушному телу, отводилась роль лишь подставки для крупной лысой головы.
Первый, сделав два шага в направлении стола, за которым сидел Пильц, а в непосредственной близости от него стояли полицейские и чиновник, ведущий расследование, внезапно остановился, словно наткнулся на невидимую преграду. Глаза его округлились, рот исказился в немыслимой гримасе, означающей высшую степень омерзения и брезгливости.
– Ты еретик, Пильц! – прорычал иезуит.
– Присаживайтесь, господа, – нарочито вежливо пригласил вошедших юрист-дознаватель. – Вы знакомы с подозреваемым?
– Мы прекрасно знакомы, – прошипел член Общества Иисуса. – И очень давно.
– У нас с отцом Варфоломеем давняя дружба, – улыбнулся в ответ Пильц. – Непонятно только, святой отец, зачем вам понадобилось тащиться сюда из Парижа? Пруссия – светское герцогство. Какие важные дела могут быть у католика в стране, где исповедают лютеранство? И каким образом вас задело это дело, ведь мы с вами закончили наше общение много лет назад…
– Всё узнаешь, еретик… Я прислан сюда для оказания помощи в ведении расследования самим епископом Вармийским… И это согласовано с бургомистрами Лёбенихте и Кнайпхофа.
– Позвольте, отец… Варфоломей, – взял слово судебный чиновник. – С чего вы взяли, что нам понадобится чья-то помощь?
– Вы расследуете нападение на монаха с целью завладения книгой…
– Именно так. Согласно уложениям «Каролины»42, это – преступление против собственности, причём, следствие располагает данными, что подозреваемый никак не связан с нападавшими. Злоумышленники взялись доставить ему книгу, а уж каким способом это будет сделано, он просто не мог знать. Профессор Пильц – человек, уважаемый в нашем городе и найдётся немало людей, готовых замолвить за него доброе слово. Ибо поступки профессора – это поступки добропорядочного горожанина, к тому же, врача и наставника молодежи. Следствие вообще сомневается в причастности его к совершённому преступлению… Прямых свидетелей, как оказалось, не имеется, поэтому мы рассматриваем вопрос о прекращении этого дела в связи с недоказанностью участия профессора Пильца в данном злодеянии.
Наступила пауза. Иезуит сверлил глазами подследственного, пытаясь проткнуть его взглядом, словно шпагой. Сидящий подле него монах отчаянно скрипел пером по чистому листу, нанося на бумагу ровные строки.
– Ты уже профессор, Пильц… – скривился, как от зубной боли, дознаватель от Церкви.
– Я рад, что вы это заметили, святой отец. Я – именно профессор, а не крайбиттер43, как вы, видимо, подозревали ранее…
– Рано радуешься, Пильц. Полагаю, это дело будет рассматривать Хофхансгерихт, то есть, суд по особо тяжким преступлениям, – проговорил иезуит. – Совершено преступление против Господа, следовательно, неминуем инквизиционный процесс. И пора начать стадию специального расследования. Ибо дознание и общее расследование можно считать завершёнными, хоть вы (гневный взгляд в сторону полицейского чиновника) и не добились никаких результатов. Но это неважно. Не забывай, что в наших руках находятся главные подозреваемые. Если к ним применить пытки, на что прямо указано в статьях 16, 20, 25, 27, 28, 44, 53… и в других, предусмотренных «Каролиной», то и результат не замедлит появиться. В виде веских и неопровержимых доказательств!
Юрист-дознаватель, заметно смутившись, осведомился:
– «Каролина» рассматривает религиозные преступления, такие, как богохульство… статья 106, клятвопреступление, статья 107… и колдовство, статья 109. Но ересь сегодня нами не рассматривается. По-вашему, какое из вышеуказанных преступлений совершил доктор Пильц?
– Все вышеперечисленные! – закричал иезуит. – В самом мерзком и гнусном их проявлении!
– При всём уважении к Обществу Иисуса и почитании Господа нашего мне трудно поверить в столь тяжкое обвинение, которое вы бросаете профессору…
– А вы знаете, что это за книга, за которой охотился Пильц?! – Иезуит вскочил со стула, при этом едва не упал подсвечник с горящими свечами. Писец испуганно отпрянул в сторону. Полицейский чиновник тоже с трудом сохранял спокойствие. – Это страшное сочинение бесноватого еретика Габе! Он тоже был врачом, пока в него не вселился дьявол!..
– Мы сейчас не рассматриваем дело еретика Габе…
– Доктор Пильц не зря разыскивал эту книгу! В ней человеческое тело представлено, как географическая карта! – голос обвинителя стал приторно сладким, а его неподвижный холодный взгляд завис перед лицом полицейского, как бы немного до него не дотянувшись. – С одной стороны, это хорошо для изучения строения человека, чтобы понимать, как его правильно лечить. Но!.. В книге Габе кроме известных органов, таких, как сердце, лёгкие, печень, указаны места, в которых сокрыта человеческая душа! Вы это понимаете? Из-за желания обнаружить прямой доступ к душе христианина врачеватель Габе был сожжён, как еретик, почти двести лет назад! Но появился другой врач! Он тоже захотел лечить человеческое тело путём осквернения его души! И развил свою дьявольскую теорию! Вот он, этот врач, – отец Варфоломей кивнул в сторону Пильца. – Ему понадобилась еретическая книга затем, чтобы найти точки в теле человека, через которые он может воздействовать на душу! Он собирался торговать человеческими душами с самим Дьяволом! Кто-нибудь может доказать, что это не так? – И, воспользовавшись тем, что никто его не перебивает, продолжал более спокойно: – Пильцу был нужен ученик. И он у него появился. Наш брат, пострадавший при нападении, слышал голос молодого человека. Следовательно, не вызывает сомнений, что одним из нападавших был студент Иоганн Майбах, являющийся учеником и последователем Пильца в его сатанинских изысканиях! Надеюсь, Майбах тоже арестован. Советую взять под стражу и его родителей! Палач поможет нам найти улики и доказательства! Прорастающие зёрна, брошенные Пильцем в почву колдовства и еретичества, должны быть вырваны с корнем! На это выразило надежду Вармийское епископство! И его Святейшество! Поэтому я нахожусь здесь с предоставленными мне полномочиями, и буду придерживаться единственной цели – полного искоренения ереси!
«…На допросах профессор умолчал об истинном положении дел. Он настаивал на том, что не был знаком с лицами, которые напали на повозку иезуитов. Мол, сам виноват в случившемся, потому что безрассудно нанял каких-то людей для похищения книги… Я собирался пойти к следователю, покаяться и признаться в содеянном… Но это не помогло бы Пильцу, погубило бы меня и моих товарищей — студентов из нашего братства. Тогда я решил хранить молчание. Позже, когда мне удалось увидеться и поговорить с профессором, он подтвердил правильность моего поступка…»
– Вот видишь, мой дорогой Иоганн, как всё заканчивается… Ты не кори и не суди себя, Господь на твоей стороне. Ты задумал благое дело, и пусть совершено преступление, но… оно было содеяно во имя великой цели. Даст Бог, и я тоже выберусь из этой костедробилки… Но… мы связались с иезуитами, а это – тройная неприятность. Что ж, продолжай наше дело: лечи людей, ищи, добывай знания и применяй их во благо… Выбрав свою дорогу, не сворачивай на другую. Ave atque vale!44
Пильц выглядел ужасно: кисти его рук были обмотаны грязными, в буро-красных пятнах тряпками, скулы в кровоподтеках и ссадинах, передние зубы отсутствовали, отчего изменились все пропорции лица, а произносимые звуки стали шипящими и глухими… Он сильно постарел и осунулся, исхудал, даже – высох. Иоганн вдруг поймал себя на мысли, что его учитель выглядит, словно скомканная бумага: помятый и исписанный лист… Потное, бледное лицо со следами побоев, безуспешно пытающиеся растянуться в грустной улыбке потрескавшиеся губы… Но вот взгляд… Только спокойный и добрый, словно лучащийся и согревающий взгляд Учителя оставался прежним – уверенным, мудрым… отеческим…
Молодой бакалавр, чудом избежавший похожей участи, благодаря упорству и стойкости профессора, не смог сдержать рыданий:
– Профессор, я благодарю вас за все, что вы для меня сделали! Вы мой самый близкий человек и всегда будете мне дороже отца и матери! Простите меня, Учитель…
– Позаботься о несчастной Лизхен, Иоганн…
В глухом, сыром каземате воцарилась тягостная тишина…
Профессор Пильц умер в темнице 31 января 1673 года.
«…Начиная свои исследования, я надеялся найти лекарство для исправления человеческой природы и избавления людей от болезней и пороков. Я хотел изготовить средство, чтобы победить зависть и злобу, жадность и бедность, остановить распри и войны. Мне это почти удалось, но…
Подобно раздвоенному языку змеи – древнему символу медицины, мое дерзкое открытие может быть употреблено, как во благо, так и во зло… Поэтому я никогда не открою свое страшное знание ученикам и потомкам, дабы никто не смог воспользоваться им во вред роду человеческому. И пусть никто не думает, что такое решение далось мне легко…»
Часть 2. Тайна старинной книги
Глава 8. Обретение рукописи
В 1939 году Германия развязала очередную кровопролитную войну. На этот раз, самую масштабную и жестокую в истории человечества, в огне которой погибли миллионы людей и были стерты с лица земли тысячи городов.
В августе 1944 года авиация союзников попыталась сравнять Кёнигсберг с землей. В ходе ковровых бомбардировок были разрушены четверть промышленных объектов и почти половина всех зданий города-крепости. Исторический центр города, особенно районы Альтштадт, Лёбенихте, и Кнайпхоф, был полностью уничтожен. Королевский замок, старое и новое задания Кёнигсбергского университета, все кирхи старого города были превращены в руины. В безжизненные стены превратился и Кафедральный собор. Город, словно тяжелораненый солдат, медленно умирал. Жизнь уходила из него через многочисленные раны, нанесённые тротилом и напалмом. 9 апреля 1945 года Кёнигсберг был взят советскими войсками, а в сентябре по решению Потсдамской конференции он стал частью СССР.
Вскоре, Кенигсберг, а это слово звучало для многих, как брань и вызов, переименовали в Калининград, Прегель в Преголю (так казалось – более «по-русски»), Штайндам в Ленинский проспект… Замок и памятник королю Вильгельму снесли, а в Альбертине стали преподавать марксизм-ленинизм…
«Зачем нам Кант, Гофман, Гайдн, Глюк, Брахерт и другие?», «Долой былых кумиров!», «Мы наш, мы – новый мир построим!..» – кричали на партийных митингах борцы с «неметчиной»… Так памятник Шиллеру во время штурма города спасся лишь благодаря надписи: «Не стрелять! Это – пролетарский поэт!» Но все равно шальной снаряд угодил поэту прямо в горло, после чего в народе долго бытовала шутка: «Наливать всем, кроме Шиллера – у него все равно из глотки вытечет».
Так, на месте бывшей столицы Восточной Пруссии возник советский город45. Он был возрожден из пепла войны трудом и талантом нескольких поколений россиян – творцов его новой, мирной истории… С тех пор эта земля дала миру немало выдающихся людей: поэтов и художников, ученых и покорителей космоса46. Однако это были представители уже совершенно иного народа…
Развалины, о которых пойдет речь, были расположены между улицами: Пролетарская, Минская, Пороховая и Астрономическая. Большие и малые, полностью и частично разрушенные строения были местом, чудесным образом, манящим вездесущих мальчишек. Выросшие на этих улицах хрущёвки окружали палисадниками и огородами, а вот мест для игр и гуляния у сорванцов практически не было. Поэтому пацаны стремились проводить свободное время на руинах. «Сашка, ты куда?» – «На развалку, мам, гулять!» «Смотри, чтобы через час был дома. Осторожнее там!» – это уже вдогонку. Сашки, Витьки, Серёжки, Валерки, Вовки устраивали на «развалке» увлекательные игрища. Нужно разжечь костёр – пожалуйста! Нужно устроить обломками кирпичей «артиллерийский обстрел немецких танков» (это – тоже кирпичи, только один побольше, а другой поменьше – башня) – запросто! Захотелось исследовать в поисках пороха, патронов, немецких крестов и других ценных предметов внутренности разрушенного дома – будьте любезны! А находили немало: стволы карабинов, дырявые немецкие каски, снаряды и патроны, разбитые часы, монеты и награды…
Однажды такой малолетний исследователь забрался через зияющую пробоину в подвал разрушенного немецкого дома, где среди груд щебня и обломков кирпича обнаружил чудом сохранившийся деревянный ящик. С большим трудом дотошному искателю исторических ценностей удалось его открыть. В недрах треснувшего и подгнившего ларца, тщательно замотанная в непромокаемую бумагу и куски брезента, лежала книга – толстый и довольно увесистый фолиант в кожаном переплёте с двумя металлическими застёжками. Принес счастливый добытчик свою находку домой, показал родителям. «Тащишь в дом всякую гадость, – проворчала мать – немедленно выброси её на улицу!». «Нет, не спеши, – сказал рассудительный отец, раскрыв книгу и вглядываясь в страницы, на которых было что-то написано по-немецки. – Любопытная книга… Очень старая. Возможно, она представляет историческую ценность… и даже материальную… Кто знает, а вдруг тут написано что-то очень важное. Оставим её у себя, потом посмотрим, посоветуемся со знатоками».
И книга была водворена на антресоль в коридоре, между стопки старых номеров журнала «Наука и жизнь», перевязанной шпагатом, и резиновыми сапогами.
Десять лет «любопытная книга» пролежала на этом месте, всеми забытая. Изредка её брали в руки, сдували накопившуюся пыль, иногда даже раскрывали и… водворяли обратно на антресоль со словами: «Надо бы показать, посоветоваться…»
В течение ещё десятка лет, в жизни привыкшей к одиночеству реликвии мало что изменилось: выезжали из квартиры старые жильцы, появлялись новые хозяева. Изменилось и место её хранения – из коридора она перекочевала в массивный шкаф. В течение следующего десятилетия антикварная книга поменяла свою прописку. Новые хозяева переехали из советской хрущевки в старый, но добротный немецкий дом, отремонтированный и вполне пригодный для жилья. Но прошло ещё несколько лет, прежде чем она попала в руки Андрея Орлова, чрезвычайно любознательного и весьма начитанного молодого человека, врача по профессии и искателя приключений по натуре.
Молодой врач снимал комнату в этом доме. На днях он переехал сюда вместе со своей женой Натальей, и сейчас исследовал книжные полки, пытаясь найти место, чтобы водрузить на них свои медицинские справочники, которые у врача всегда должны находиться под рукой. Необычных размеров, явно старинной работы, фолиант, резко выделяющийся на фоне скромной домашней библиотеки, сразу привлёк внимание молодого специалиста.
– Смотри-ка, Наташа, какая удивительная книга… На первой странице дата – 1724 год… Настоящий раритет! Немецкая… рукописная… Интересно, откуда она у нашей хозяйки?