– Мы очень нуждаемся в таких людях, как вы. Мы потеряли Анура, и это потеря ужасная. Однако Бог посылает мне такого человека, как вы, и я не имею права этим не воспользоваться. Я предлагаю вам нечто очень серьезное, хотя и очень опасное, но мне кажется, что опасностей вы не боитесь.
Ретагору было приятно слышать эти слова, и он воспринял их и предложение Харника довольно серьезно. Но он сразу понял, что это не для него, ему даже было неинтересно выяснять, что именно предлагается ему: стать слугой, помощником, посыльным, охранником, телохранителем или еще что-то – он хотел остаться вольным человеком, который ни перед кем ни в отчете, и ни кому не обязан. Однако Харник говорил искренне, и обижать его не хотелось, не хотелось портить последние минуты встречи, пусть даже они больше не увидятся. Поэтому он собрал всю деликатность, которой наградила его природа и частое общение с различными людьми, в том числе и нанимателями, и произнес:
– Мне очень лестно то, что вы предлагаете, хотя я и не совсем понимаю детали и подробности. Но, к сожалению, я вынужден отказаться – мне нравится тот образ жизни, который я веду, и уже не в том возрасте, чтобы что-то всерьез менять. Простите.
Он начал вставать. Харник подошел вплотную и положил ему руку на плечо. В этот момент он выглядел совсем не так, как тогда, когда Ретагор увидел его впервые. Сейчас он выглядел почти по-отечески. Он поднял голову, потому что был значительно ниже Ретагора и заглянул ему в глаза.
– Насколько я успел тебя узнать, уговаривать тебя нет смысла?
Ретагор сочувственно покачал головой.
– Очень жаль. Ну, так тому и быть. Остается последний вопрос: назови, какую награду ты хочешь за все, что ты сделал? И она может быть очень большой, потому что ты не представляешь, сколь важен твой поступок, и сколь высоко я ценю твою честность и отвагу.
Ретагор несколько опешил, потому что вообще не думал ни о какой награде, тем более, что Харник говорил именно о денежном вознаграждении. Но в какой-то миг его словно ударило какое-то озарение или, наоборот, нашло наваждение, но под воздействием некоего секундного порыва он вдруг произнес:
– Если вы хотите меня вознаградить, то вот моя цена – расскажите, что в ларце, и почему так важно его получить?
Харник не был удивлен ни на гран, словно даже ожидал подобного вопроса, но был непреклонен:
– Это невозможно, друг мой. Сожалею, но я не могу, нет, более того, я не в праве тебе ничего рассказать или объяснить.
Ретагор тоже не выглядел удивленным, скорее, он выглядел раздосадованным, что вообще спросил об этом. Он лишь улыбнулся и посмотрел на Харника, стараясь скрыть свою досаду.
– Тогда мне не нужно никакого вознаграждения – я его уже получил, исполнив волю умирающего. Прощайте!
Он повернулся, чтобы уйти, но рука Харника вновь легла на его плечо, на сей раз более настойчиво. Он сжал пальцы и слегка развернул Ретагора в свою сторону. Несмотря на свой вид, рука у него была тяжелая, а пальцы крепкие и полны неудержимой силы.
– Погоди, – бросил Харник и сделал шаг в сторону. Там находилась тумба, а на ней лежал небольшой сундучок. Харник откинул крышку, вынул оттуда большой кошель, судя по весу набитый монетами, и протянул его Ретагору. Тот мог поклясться, что эта рука привыкла, если и давать деньги, то никак, не протягивая, а скорее бросая. Но в этот раз рука именно протягивала, и это Ретагор сразу оценил. И деньги взял, хотя и не просил их, но от денег глупо отказываться, если они заработаны, и ты их не просил и не требовал.
– Возьми, сынок, будет на что развлечься, – улыбнулся Харник и добавил: – И помни всегда, что сегодня ты сделал, пожалуй, главнейшее дело своей жизни. Храни тебя Господь!
Ретагор еще раз попрощался, толкнул дверь и вышел в ночь.
III
Утром, еще не встав с постели, Ретагор уже ощутил праздничное настроение. Это сказывалось не только в его нетерпении вновь увидеться с Арлетт, но прежде всего в звуках, доносившихся в открытое окно со двора гостиницы и чуть более приглушенные – с улицы. Если во дворе люди только громко разговаривали и весело шумели, с улицы доносилась музыка, гомон, барабанный перестук и звонкие напевы свирели.
Ретагор резко вскочил на ноги, оделся, нацепил оружие, постаравшись, как можно лучше спрятать его, чтобы не бросалось в глаза, и вышел из комнаты. Первым долгом он обратил внимание на то, что двери обеих комнат по соседству распахнуты, и они пусты. Это значило, что его новые друзья уже проснулись и даже успели спуститься вниз. На миг у него мелькнула мысль, что они решили расстаться с ним и тихонько покинули гостиницу, и он быстрым шагом кинулся вниз по лестнице. Его опасения оказались напрасными.
Все пятеро сидели в зале харчевни и завтракали, причем, как было видно, девушки управились с этим занятием гораздо быстрее и теперь подгоняли Рангора и Нектора, нетерпеливо поглядывая в сторону выхода. Впрочем, к Арлетт это не относилось – Ретагор заметил, что ее взор устремлен в обратную сторону, туда, куда спускалась лестница со второго этажа. Увидев его, она радостно улыбнулась, как-то легко и непринужденно встрепенулась, провела рукой по волосам, и помахала ему рукой. Ретагор подошел к столу и поздоровался.
– Ты так громко храпел, что мы решили тебя не будить, – проговорил Нектор, что-то жуя.
Арлетт гневно метнула на него взгляд и сказала, чтобы он не болтал глупостей. Нектор толкнул локтем сидевшего рядом Рангора, и оба засмеялись.
– Ну что, пойдем, наконец? – воскликнула Корвина, самая младшая из всех. Именно она была родственницей Рангора.
– Сначала наш друг позавтракает, – назидательно произнес Рангор.
– Э-э, опять ждать! – Эльза чуть не плакала.
– Ждать не придется, – мягко сказал Ретагор, обращаясь к ней, – я не буду здесь завтракать, поем что-нибудь потом, по дороге. Вот только скажу несколько слов Моруру.
Он стал отходить от стола, когда Нектор крикнул ему вслед, чтобы не вздумал платить, они, мол, за все заплатили, а хозяин может это и малость «подзабыть» и взять плату и с него. Ретагор обернулся и улыбнулся в ответ на эту шутку. Он заметил, что она позабавила и Морура, который сидел на том же месте, что и вчера вечером, только на сей раз не в окружении бочонков и кувшинов, а за пустым столом, но с кружкой браги в руке. Ретагор сел рядом и повернул к нему свое лицо.
– Вы очень помогли вчера, – проговорил он. – Хочу вас поблагодарить за это.
– Не стоит. Господин Харник сказал мне сегодня утром то же самое, – ответил тот, слегка наклонив голову.
– В таком случае, счастливо оставаться. И передайте ему привет.
– К сожалению, это невозможно – он уже ушел.
– Жаль.
Ретагор вернулся к Рангору и остальным, после чего они вышли из харчевни, пересекли шумный, полный людей двор гостиницы и вышли на улицу.
Здесь царило оживление, люди двигались в сторону главной площади города, где были раскинуты палатки и шатры, на деревянном помосте бродячие актеры, менестрели и мимы забавляли публику; на примыкавших к площади улочках окрестные крестьяне, мелкие заезжие купцы и местные торговцы выставили свой разношерстный товар на самодельных лотках.
Рангор обернулся к своим спутникам.
– Давайте так, если вдруг разбредемся, к вечеру встречаемся у Морура, идет? – проговорил он.
Девушки и Нектор рассеянно кивнули. Тогда Рангор повернул лицо к Ретагору:
– А у тебя какие планы?
Тот пожал плечами.
– Если никаких, тоже придешь к Моруру, договорились?
– Договорились, – ответил Ретагор. У него действительно не было никаких планов, он лишь хотел приятно провести сегодняшний день, а что будет завтра – об этом он не задумывался.
Как-то само собой получилось, что Ретагор и Арлетт незаметно затерялись в толпе, предоставленные сами себе. Арлетт потянула его в сторону лотков с шелковыми платками и накидками, затем перешла в ряд, где продавали фрукты и пряности, и, наконец, они оказались в первых рядах перед театральным помостом. Но действие, разыгрываемое на сцене, быстро им наскучило, и Ретагор с Арлетт, держась за руки, вынырнули из толпы и подошли к переносной жаровне, где пожилой мужчина поджаривал куски мяса, заворачивал их в тонкие лепешки и, по желанию покупателей, посыпал всевозможными специями. Они купили по порции и, отойдя в сторонку, стали есть, с удовольствием смакуя каждый кусочек. От сдобренного специями и пряностями мяса им захотелось пить, и они выпили по бокалу вина в открытом кабаке здесь же на ярмарочной площади.
– Устало выглядишь, – весело сказала Арлетт, протянув руку и поправив прядь волос, упавшую ему на лоб.
– Знаю, – ответил он. – Со мной всегда так – не люблю я большие скопления людей, они меня быстро утомляют.
– Странный ты, – проговорила она и с нежностью посмотрела на него.
Ретагор слегка вскинул брови и тоже взглянул ей прямо в глаза. Они стояли на углу одной из улочек, примыкавших к площади, разглядывая, как люди двигаются взад-вперед, покупают, продают, общаются, встречаются и расстаются. Он обнял ее за плечи и притянул к себе:
– Мне всегда хватало слов, а вот сейчас не хватает. Не знаешь, почему?
– А если и знаю, – кокетливо произнесла Арлетт, – то все равно не скажу. Сам догадайся…
Ретагор повернул Арлетт к себе, посмотрел на нее сверху вниз, он хотел что-то ей сказать, но ее замерший в ожидании взгляд смущал его, как никогда в жизни. У него вдруг ёкнуло сердце, он закинул ей вторую руку за спину и поцеловал ее долгим нежным поцелуем. Он боялся, что на этом все их знакомство закончится, пойдет прахом, но она ответила ему.
– А знаешь, – прошептала она, положив голову ему на грудь и заглядывая в глаза, – вчера я хотела к тебе придти. Но ты все не возвращался и не возвращался. Когда ты пришел в свою комнату, я уже спала. Твой разговор затянулся?
– Ты даже не представляешь, насколько. Сначала все никак не могли приступить к разговору, а потом никак не получалось закончить. А под конец я получил весьма занятное предложение.
Арлетт отодвинулась от него и ласково погрозила пальцем.
– Ты таинственный незнакомец. Говоришь загадками, ведешь себя странно. Все лесные бродяги такие?
Ретагор рассмеялся. Его позабавила, что она назвала его бродягой. Но ведь за исключением того, что у него в родной деревне осталась покосившаяся деревянная хибара, он действительно бродяга. Но потом внутренне нахмурился: девушки любят некую таинственность, то только в самом начале знакомства, подумал он, и если не хочешь ее оттолкнуть от себя, следует быть более откровенным. Тем более что не обязательно говорить все правду.
– А ты хочешь, чтобы я тебе рассказал, что к чему? – спросил он серьезно.
Арлетт пожала плечами, она не хотела выглядеть слишком любопытной.
– Тебе решать. Вообще-то, я не хочу лезть в твои дела…
– Еще как хочешь, – со смехом возразил он. – Пойдем отсюда, а? Я знаю тут за последними домами чудо-место.
– Чудо-место? Как интересно. Я знаю Велин вдоль и поперек, а его окрестности тем более, но ни о каком чудо-месте не слыхала.
Он наклонился к ее уху и нежно прошептал:
– Я тоже. Но оно, наверняка, есть, если мы это захотим.
Так, обнявшись, они пошли по узким улочкам, не обращая внимания на окружающих, хотя и те не обращали на них особого внимания. Через несколько минут они оказались на окраине Велина, перешли небольшой мостик через речку, которая омывала городище с одной стороны, и оказались перед широкой равниной с густой травой, на которой там-сям раскинули свои шатры прибывшие сюда на ярмарку торговцы и зажиточные поселяне из окрестных мест. Невдалеке начинался лес, который Ретагор знал значительно лучше самого города.
– Давай прогуляемся к опушке, – предложил он.
Арлетт с увлечением согласилась. Она была такой живой, заводной, затейливой, глаза ярко горели, что Ретагор рядом с ней стал чувствовать себя старым, удрученным и уставшим от жизни человеком, неисправимым циником. Он с каким-то неожиданным для самого себя ожесточением прижал Арлетт к себе так, что она с удивлением посмотрела на него, инстинктивно отстраняясь.
– Прости, не знаю, что на меня нашло, – пробормотал он, опустив глаза и убрав свою руку с ее талии. Но она вернула руку на место и посмотрела ему прямо в глаза.
– Обычно когда с кем-то знакомишься вот так вдруг, и этот человек тебе нравится, девушки стараются не быть обманутыми. А вот с тобой все так просто, даже не знаю, почему. Хотя нет, знаю. Ты похож на персонажей сказок, которые рассказывают детям, про лесных следопытов, охотников, отшельников. Ответь мне, почему ты всю жизнь сторонишься людей? Не возражай, я знаю, что это так.
Они подошли к опушке леса, который начинался прямо перед ними, а сзади осталась равнина, причем опушка была чуть на холме, ровно настолько, чтобы чувствовать себя немного выше. Он снял свою накидку, которую трудно было назвать чем-то другим, потому что у нее не было ни рукавов, ни капюшона, постелил ее прямо на траве и упал на нее, потянув за собой свою подругу.
– Ты не ответил. – Она приподнялась на локте и смотрела на него сверху вниз.
– Потому что сам не знаю. Сначала мне нравилось охотиться, ставить силки, а потом, наверное, просто отвык от людей, – ответил Ретагор. Он никогда всерьез не думал над этими вопросами, равно как и никогда не думал о своем будущем, о том, чтобы обзавестись семьей, поселиться где-то вроде этого Велина, вести торговлю или открыть кузницу, или еще что-нибудь в этом роде. Нет, все это было ему одинаково неинтересно и далеко. А ведь для большинства именно его образ жизни странен и удивителен. – Оставим это.
Он протянул руки и нежно обнял ее. Его губы целовали ее лицо, шею, руки нежно обнимали тело. Арлетт закрыла глаза и глубоко дышала. Потом нежно и мягко отстранила его руки и села. Она обхватила его за шею и притянула к себе.
– Еще совсем светло, дурачок, – прошептала она и потрепала его волосы. – Расскажи, что это за таинственная встреча у тебя была ночью. Уж, не с женщиной ли?
Губы ее смеялись, но глаза оставались серьезными – несмотря на шутливый тон, Ретагор понял, что ее это действительно волнует.
Он рассказал Арлетт почти всю правду, за исключением того, что в лесу были убиты люди. В этом эпизоде Ретагор опустил многое – в его интерпретации на них напали грабители и убили его нанимателя, затем, испугавшись этого, разбежались, а он, Ретагор, выполнил поручение умирающего, который послал его в таверну Морура. Кроме того, он опустил те моменты, где Анур и Харник трепетно и очень эмоционально относились к ларцу и его таинственному содержимому.
Однако Арлетт почувствовала некую фальшь и, сузив глаза, с сомнением посмотрела на него, когда тот закончил свой рассказ.
– Что-то не так? – спросил он.
– Не верится мне, что ты спокойным образом дал уйти этим грабителям, – проговорила Арлетт. – Ты весь увешан оружием – не отрицай! – и рука твоя привычна к пользованию этим оружием.
Ретагор пожал плечами. Отрицать не имело смысла, только еще большие сомнения бы посеял, лучше сделать вид, что это значения особого не имеет. Арлетт тоже поняла, что, пожалуй, не стоит дальше развивать эту тему, и стала рассказывать о своей деревушке. И о Некторе, который мечтает уехать в большие города.
– Он так и говорит «В большие города», хотя спроси его, какой город он знает, он ничего не ответит. Забавно, не правда ли?
– Не знаю. Ему виднее, – ответил Ретагор. – Не суди и не судим будешь.
– Ты всегда такой нудный? – воскликнула Арлетт.
Он закинул ей руку за плечо и притянул к себе:
– Только когда светло…
Арлетт засмеялась, потом резко посерьезнела и спросила:
– А что было в этом ларце, как думаешь? Наверное, что-то очень ценное, раз тот человек перед смертью завещал тебе передать своему другу. Они были друзьями, не так ли?
– У меня создалось впечатление, что даже очень большими друзьями, – ответил Ретагор, вновь возвращаясь к событиям минувшей ночи. – А что касается того, что было в ларце, то я не думал об этом. И не хочу думать. Это не мое дело. Свое дело я выполнил и получил награду.
– А если бы не получил награду, разве не сделал бы? – с иронией спросила Арлетт. И ответила сама же: – Сделал бы все равно.
Ретагор сел, поджав под себя ноги и уставившись на нее несколько недоуменным взглядом:
– Мне кажется, что ты любой вопрос переворачиваешь в изучение моего поведения.