Рангор, Нектор и две девушки вели негромкий разговор, обсуждая план завтрашнего дня. Рангор, видимо, позабыл о своем намерении поговорить попозже о происшествии в окрестностях их деревни, про найденного мальчика и чудовищ, а Ретагор решил не напоминать. Сама тема его, может, и интересовала, но только не сейчас. Сейчас у него было занятие поинтереснее…
Девушки посмотрели на свою подругу и двусмысленно рассмеялись. Ретагор заметил, что ни Рангор, ни Нектор не обращают никакого внимания на факт некоторого сближения между ним и Арлетт, из чего Ретагор сделал вывод, что ни у одного из них нет каких-либо намерений насчет нее. Тем лучше, думалось Ретагору, они хорошие ребята, я не стал бы переходить дорогу ни тому, ни другому. Но, похоже, оба мужчин весьма равнодушно относились к своим спутницам и вели себя чисто по-дружески, а Рангор и вовсе по-отечески. Впоследствии, Ретагор узнал, что у Рангора дома красавица жена с двумя ребятишками, одна из девушек – сестра его жены, и именно она послала своего мужа сопровождать девушек на праздник и опекать их. Нектор же присоединился к их кампании по просьбе Рангора, которому вовсе не улыбалось в одиночку следить за тремя молоденькими и хорошенькими девушками в большом городе, полном сомнительных личностей.
Ретагор с нежностью посмотрел на Арлетт, что получилось у него само собой, естественно и непринужденно.
– Не совсем. Мне нужно кое-кому кое-что передать, но я не знаю, здесь он или нет.
Арлетт рассмеялась.
– «Кое-кому кое-что»! Ты всегда так понятно выражаешься?
– Только когда приходится, – ответил Ретагор и, переведя взгляд, заметил, что к их столу приближается Морур собственной персоной. – Ага. Кажется, сейчас мне вновь придется тебя покинуть. Вы пока здесь?
Арлетт покачала головой:
– Рангор снял три комнаты – одну для нас троих, другую – для себя и Нектора, а третью – для тебя, и они уже собирались уходить, когда ты вернулся. Так что мы, наверное, пойдем, а ты спросишь у хозяина, где твоя комната, ладно? Наша будет по соседству, – игриво и двусмысленно добавила она.
Действительно, Ретагор не обратил внимания раньше, но все уже собирались вставать из-за стола. Нектор обратился к Ретагору:
– Увидимся утром, дружище. Смотрите, никуда не вздумайте уходить, завтра повеселимся.
Ретагор улыбнулся и кивнул, краем глаза наблюдая, как Морур, видя, что они разговаривают, и он еще не остался один, несколько убавил шаг и теперь медленно направлялся в его сторону.
– Не сдвинусь с места, – пообещал Ретагор. – Утром увидимся.
Морур дождался, когда все четверо направились к внушительной по размеру гостинице, а Арлетт при этом обернулась и помахала ему рукой, и только после этого вплотную приблизился к нему. Вид у него был серьезный и даже какой-то смущенный.
– Я передал этому человеку ваши слова, и он просил немедленно проводить вас к нему.
Ретагор кивнул и, подхватив мешок, двинулся с Моруром в сторону таверны. Это удивило Ретагора, и он спросил хозяина, почему они идут туда, а не в гостиницу.
– Харник, которого, если честно, я знаю уже давно, один из моих уважаемый гостей, и я его поселяю вдали от посторонних глаз, – пояснил Морур. Затем, немного помявшись, спросил: – А кто такой этот Анур?
– А что? – настороженно спросил Ретагор в свою очередь.
Морур почти испуганно огляделся по сторонам и шепотом произнес:
– Просто Харник очень забеспокоился от известия, что тот не придет.
Ретагор широко улыбнулся и положил руку взволнованному хозяину харчевни на плечо:
– Прошу прощения, но у меня тоже есть свой кодекс чести, не позволяющий рассказывать о своих клиентах.
Морур промолчал и посторонился – они как раз входили в зал харчевни. Не обращая ни на кого внимания, они проследовали в дальний конец, где обнаружилась почти неприметная дверь. Морур открыл ее, и они оказались внутри небольшого дворика.
– Здесь у меня несколько комнат для особых гостей, – объяснил он. – Сюда можно пройти и с внешней стороны, обойдя гостиницу, но тогда мы могли бы привлечь внимание. А это, как я понял, ни к чему ни вам, ни Харнику.
– Вы рассудили правильно, благодарю, – рассеянно произнес Ретагор, оглядываясь по сторонам.
Здесь было всего несколько светильников по стенам, дававших тусклый свет, поэтому он мало что смог рассмотреть, но Морур ориентировался превосходно. Ретагор понял, что комнаты для постояльцев расположены здесь по левую руку, напротив гостиницы, каждая имеет отдельный выход во внутренний двор, в котором росли несколько невысоких, но кустистых деревьев.
Морур подошел к одной из комнат, увенчанной неприметной деревянной дверью с внешним засовом и постучал. И сразу же вслед за этим, распахнул дверь, пропустил Ретагора вперед, а затем вошел и сам. Убранство комнаты поразило Ретагора своей роскошью, даже некоторой изысканностью. Помимо кровати с балдахином здесь располагался небольшой полукруглый столик с двумя изящными креслами, высокая тумба, уставленная безделушками, тяжелые гардины полностью закрывали единственное окно, а пол был устлан толстым ковром в темных тонах. Множество свечей в нескольких больших подсвечниках давали яркий свет и дополняли уютную обстановку комнаты.
В дальнем конце комнаты стоял невысокий худощавый человек в черном камзоле с длинными неопределенного цвета волосами, падавшими на плечи, и что-то рассматривал, держа в руке. Когда дверь открылась, и Ретагор с Моруром вошли внутрь, человек немедленно обернулся, и Ретагор увидел, что это мужчина около пятидесяти лет с жестким, угрюмым лицом человека, привыкшего отдавать приказы и получать их безоговорочное исполнение. При этом его крупные глаза смотрели скорее иронично, нежели строго или надменно, а тонкие черты лица говорили о благородном происхождении этого человека. Ретагор сразу почувствовал себя крайне неуютно, ему захотелось как можно скорее выполнить свою миссию и вновь вернуться в мир, к которому он привык, простому и незатейливому, миру, где есть место для примитивных желаний, ярмарок и веселых развлечений, миру, где, как он надеялся, его ждет Арлетт. Минутная слабость и неуверенность в себе не ускользнула от Харника, который резко взглянул на Ретагора, и неодобрительно прищурился.
– Вот человек, который вас спрашивал, – услужливым тоном проговорил Морур, отходя в сторонку.
– Благодарю вас, Морур, – произнес Харник, у которого обнаружился вполне соответствовавший его комплекции высокий, даже чуть истеричный голос. – А теперь оставьте нас.
Морур быстро вывалился из комнаты и плотно прикрыл за собой дверь. Харник сделал несколько шагов, продолжая пытливо и оценивающе разглядывать пришельца, а Ретагор в свою очередь старался держаться как можно более уверенно и не поддаваться гнетущему давлению, которое, казалось бы, волнами исходило от этого человека.
– Садитесь. – Тон не был приказным в полном понимании, но возражений не терпел.
Ретагор уселся в одно из кресел перед столиком и закинул ногу на ногу. Кто бы он ни был, этот Харник, он ему не господин, и вести себя подобострастно Ретагор не собирался. Харник тем временем налил в два инкрустированных бокала вино из прозрачного графина и протянул один из них Ретагору. После чего сам сел в другое кресло и ожидающе уставился на своего гостя.
– Итак, должен признать, что меня очень озадачили ваши слова, что Анур не сможет придти, – заговорил Харник, продолжая в упор разглядывать Ретагора. – Более того, я удивлен, что кто-то, я имею в виду вас, вообще про него знает. Буду вам признателен, если вы объясните мне все это.
Ретагор сделал глоток. Не столько потому, что хотел пить, сколько чтобы показать, что чувствует себя вполне комфортно и готов разговаривать только на равных. Тем более, если он правильно все понял из обрывочных фраз Анура, он делает большую услугу и покойному монаху, и этому странному человеку. Отпив глоток вина, Ретагор проговорил:
– Я не знаю, какие отношения и дела связывали вас с Ануром, но если вы его друг, или у вас были общие интересы и дела, то скажу, что принес вам в таком случае недобрые вести. Если же вы его враг или недоброжелатель, эти вести вас, напротив, должны порадовать.
Харник напрягся, выпрямился в кресле, пальцы вцепились в подлокотник.
– Что с ним? Где он?
Они действительно друзья или единомышленники, мелькнуло у Ретагора, увидевшего такую реакцию. И он решил говорить помягче, а потому начал по порядку.
– Я простой охотник, занимаюсь своим нехитрым промыслом, но кроме этого нанимаюсь к разным людям, которым нужно безопасно или незаметно путешествовать. Анур нанял меня в Готибрайе, я должен был провести его до Велина так, чтобы никто нас не видел. В одном дне пути от Велина нас поджидала засада. Может, они шли за нами, но это вряд ли, а может все-таки им удалось нас выследить, хотя не представляю, как. Их было четверо, и Анур был убит стрелой…
При этих словах Ретагор заметил, что Харник как-то сразу обмяк. Он приложил ладонь к лицу и несколько мгновений просидел в такой позе. Потом поднял глаза, в которых вот-вот готовы были навернуться слезы. Для Ретагора это оказалось настолько неожиданным, что он уставился на Харника, не веря собственному зрению. А тот проговорил тихим убитым горем голосом:
– Господь Всемогущий… Это ужасная весть. Это… все, теперь все пойдет прахом. Все наши старания… Теперь страданий всем не избежать.
Выслушав эту бессвязную речь, Ретагор продолжал:
– Двоих из них я убил, еще двое были ранены, что стало с ними, я не знаю.
Харник практически не слушал его, он погрузился в раздумья, потом вдруг встряхнулся и повернул к Ретагору свое искаженное горем лицо:
– Как вы узнали, что должны придти сюда? Вообще, расскажите дальше.
– Как я сказал, двоих я убил, двоих ранил, после чего вернулся к Ануру, которого считал уже мертвым. Но он держался до последнего. Он наказал мне увидеться с вами и передать вам то, что он нес с собой.
Тут Харник вскочил на ноги и, уперевшись в столик между ними, вперил в Ретагора горящий взгляд своих расширившихся зрачков.
– Так он все-таки нес сюда…! – он не договорил, потом добавил громким шепотом: – Ларец! Он нес ларец! Раз вы здесь, вы знаете об этом.
Ретагор перекинул мешок и положил его на столик. Потом подвинул его в сторону Харника, который при этом медленно опустился в свое кресло и, как зачарованный, уставился на него.
– Здесь несколько свитков, еще кое-какие мелочи и ларец, о котором вы говорите, и который Анур наказал мне беречь, как зеницу ока, – с некоторой усталостью в голосе проговорил Ретагор, потом взял бокал и сделал глубокий глоток, откинувшись на спинку сиденья.
Харник нерешительно протянул руки к мешку, положил их на него и, подняв лицо к потолку, громко выдохнул:
– Боже милостивый! Благодарю! Благодарю! – А затем резко посмотрел на Ретагора и добавил: – А вас благодарю особо, дорогой мой человек! От лица… от лица… нет, я не вправе этого говорить, но примите мою… нашу искреннюю благодарность!
Если бы Ретагор был менее толстокож и более сентиментален, он бы непременно покраснел, настолько эти слова прозвучали искренне, чувственно, от всего сердца. Ретагор ощутил, как мягкое тепло растеклось по его груди. Он захотел как-то сгладить все, что происходило, он не любил, когда люди так уж чересчур считают себя ему обязанными.
– Я всего лишь выполнил обещание, данное человеку перед смертью. Мне было несложно, поверьте.
Харник вновь пристально посмотрел на него и проговорил:
– Вы подвергались смертельной опасности и подвергаетесь до сих пор, друг мой. На вас напали не простые грабители, а если и они, то действовали по наущению лю… нет, не людей, просто тех, кто считает своим долгом помешать нам – я уверен в этом. И меня удивляет, что вы, зная это, – ведь вы догадывались об этом, не так ли? – все равно взялись за это опасное поручение. Вы храбрый человек.
Сказав это, Харник раскрыл мешок и бережно, по одному, стал вынимать из него вещи. Личные вещи, свитки, молитвенник, еще одна книга и наконец, ларец. Когда он взял его в руки, в каждом его движении чувствовалось благоговение.
– Вы не открывали его? – спросил он, но тут же сам ответил: – Хотя, что это я спрашиваю? Разумеется, нет. Его невозможно открыть. Разве что сломав его, а он цел и невредим. – Он искоса посмотрел на Ретагора, прищурив глаза: – Я несколько ошибся: вы не только храбрый, но честный человек.
Ретагор пожал плечами и налил себе еще вина, он чувствовал жажду, словно не пил ничего целую вечность.
– Не отнекивайтесь, друг мой. – Харник отложил ларец в сторону, выглядел уже значительно успокоившимся и опять пристально смотрел на Ретагора, но прежней почти враждебности и настороженности в его взгляде уже не было. – Ведь вы могли подумать, что в ларце какое-нибудь сокровище, большая ценность, раз за ними охотятся. Взять да и сломать его. Не правда ли?
Ретагор покачал головой.
– Человек не думает о сокровищах на пороге смерти. Он думает о чем-то много более важном. А если просит сберечь это и передать кому-то, значит, еще более важном, чем можно представить. К тому же Анур сказал кое-что перед смертью.
Харник резко вскинулся.
– Что?
– Он просил передать на словах. Теперь у вас есть ключ, нужно найти, что он открывает, – произнес Ретагор.
Харник сморщил лоб.
– Что же он имел ввиду?
Ретагор лишь мог пожать плечами:
– Не знаю, но видимо, что-то очень важное.
– Вам невозможно представить, насколько важное, – торжественно проговорил Харник, бросив взгляд в сторону ларца. – Но я не представляю, что это за ключ. У нас в Хун… там, где я живу, много ключей, но что именно он имел ввиду…
– Может нападавшие в курсе? – предположил Ретагор. – Они говорили именно о том, что Анур нес собой. И тем подтвердили, что там нечто очень важное.
Харник шутливо погрозил Ретагору пальцем:
– Тогда вы и вовсе принижаете свои заслуги. Ведь вы напали на убийц Анура уже после того, как решили, что он убит, не так ли?
– Верно.
– Но до того, как Анур поручил принести ларец мне.
– Тоже верно.
– Что-то мне подсказывает, что они пытались с вами договориться.
Ретагор улыбнулся.
– Так и было.
– Так почему вы не согласились?
– Что бы это ни было, Ануру это было очень дорого, я не мог отдать это.
Харник пристально посмотрел на Ретагора.
– Знаете, я давно не встречал таких людей, как вы. Вы человек слова, храбрый, решительный, ведете, как я понял, незатейливый образ жизни, и, по-моему, совершенно лишены честолюбия.
– В последнем вы ошибаетесь. Если под честолюбием понимается грабить мертвецов, то да, но ведь это не так. Я хочу стать лучшим, чем бы ни занимался, но не за счет других. Я хочу разбогатеть – а кто не хочет? – но не за счет грабежа или воровства. Разве это не честолюбие?
– Поразительно! Вы рассуждаете, друг мой, как ученый муж, как просвященный философ, а при этом я уверен, что вы не умеете читать.
– Вновь ошибка – я умею читать и писать, хотя до сих пор особой пользы мне это не приносило.
Харник покачал головой:
– Вы человек-загадка. Простой и одновременно сложный. Вот пример того, как опасно опираться на стереотипы.
– Что-то в этом роде сказал мне Анур утром, в день смерти, – с грустью в голосе проговорил Ретагор.
Харник глубоко вздохнул и задумчиво потер руки.
– Да-а. Смерть Анура это большая потеря, очень большая. – Потом повернул к Ретагору лицо и спросил: – Каковы ваши планы на будущее, друг мой?
Ретагор пожал плечами, слегка удивленный таким вопросом. Дело в том, что по тону было видно, что вопрос этот задан не из праздного любопытства.
– Завтра праздник, собираюсь на нем повеселиться, ну а потом, не знаю… я человек вольный, да и без дела не останусь.
Харник, не перебивая, выслушал, после чего встал, подошел к окну и отдернул гардины. Уже была глубокая ночь, за окном было темно, но, похоже, Харника это не интересовало. Он открыл окно, и, не мигая, уставился наружу. Затем он поднял голову, шумно вдохнул свежего ночного воздуха и повернулся к Ретагору.