Возмездие - Мыльцев Владимир 3 стр.

VI

– Пап! – Вскрикнула Марра. Темная фигурка мелькнула перед нантом и резко упала.

– Мы чуть не сбили какого-то паренька. – Спокойно отвечал отец.

– Осторожно, папа! С ним все хорошо? – забеспокоилась Марра.

– Наверное, он уже давно позади…

– Надеюсь с ним все хорошо! – Марра в последнее время ощутила в себе конфликт доброго и злого. Иногда она ощущала стремление совершить что-то доброе, проявить сострадание, милость. Словно бы кто-то звал, призывал творить добро. И она внимала этому зову и творила добро, но тут же, словно накрытая тяжелой волной, ужасалась. Ибо в свете добрых поступков темные и злые деяния, которых она тоже совершала немало, становились мучительными и причиняли душе боль.

– Папа, скоро мы будем дома? Я очень устала. – Марра вот уже год играла в оркестре на скрипке, и сейчас возвращалась с очередного ночного концерта. Дома ее встретил младший братик, она обняла его крепко, но играть с ним не стала. Отказалась, потому что очень устала. Прошла мимо кухни, ощущая запах апельсинов, вошла в свою комнату, повернула холодную ручку – закрыла дверь. Теплый ветерок с трудом колыхал плотные шторы, занавешенные окна оберегали уют, что чувствовался лишь в полумраке при включенном ночнике. И прикосновение шелка, и мягкая подушка, и сладкая слабость, что потекла по телу Марры словно бы пели колыбельную мира и покоя.

Проснулась вечером, штора застыла, сквозь щели пробивалось в комнату золотое сияние закатного солнца. Теперь уже и запах апельсинов манил к себе, и свежий хлеб, и сильный аромат кофе. Коммуникатор запищал. Марра ответила сонным голосом. Подруга звала ее погулять в парк. Легкий ветерок колыхал листву, небо было чистое, золотое, все приобрело цвет тепло-желтый, но постепенно мир мрачнел, солнце садилось, ночь наступала – темная и холодная.

Сады были все вдоль и поперек изрезаны мощеными дорожками и тропинками. Вдоль дорожек по обе стороны установлены были скамьи, причем таким образом, что возле каждой скамьи обязательно стоял фонарный столб. Возле одной из таких скамей собралась компания молодых людей Девушки одеты, – за исключением двух, – по последней моде: прозрачные (буквально прозрачные) блузки, сквозь которые было видно полу-наготу их, юбки короткие… Марра же и подруга ее были одеты чуть более прилично. Как обычно, как принято на подобных собраниях, обсуждалась в их кругах всякая дурь. Марре не очень нравилась эта компания и подобные встречи, но дружбой с этими влиятельными и молодыми людьми она дорожила. Не против даже была иной раз что-нибудь покрепче выпить – чуть-чуть, лишь из уважения к друзьям. А иной раз и развратные шутки в свой адрес одобрит и поддержит, да что и говорить, друзья важнее всего! Двое парней тем вечером объявили всем о любви друг к другу и заявили о своих намерениях жить совместно. Послышались возгласы, что это вроде бы как брак, семья, святое! Лицемерные улыбки засияли на лицах. Кто-то предложил выпить в честь этого радостного события, безусловно, важного и чудесного! Прозрачные одноразовые стаканчики наполнили желтой жидкостью и первым делом подали парням, объявившим о своей взаимной любви. Затем и всем остальным принялись подавать напиток. Подошел и к Марре молодой человек со стаканом, приглашал выпить в честь радости такой, приправляя все своей поганой мерзкой улыбкой, выражающей не радость, а похоть, низменную животную похоть. Марра взяла стаканчик, теми пальцами его держала, какими до того играла на скрипке, какими держала ручку своего братика – взяла стаканчик, поднесла к губам, которыми целовала мать, и выпила. А уже и стемнело, по парку зажглись фонари. Казалось, что даже воздух вокруг компании пропитался алкоголем. Парни шумели, толкались, кричали, приставали к девушкам… Девушки отвечали им, кокетничали, флиртовали. Один из парней крикнул:

– Эй ты! – И обратился к пареньку, медленно проходившему в полумраке мимо них. Пареньком этим был Окказ. Компания стихла, лишь некоторые девушки все хохотали.

– Ты не слышишь? – Повторил свой вопрос парень, который, надо заметить, и был инициатором этой пьянки. Окказ замер.

– Слышу. – Как-то холодно и безразлично ответил он.

– У нас тут радость! Выпьешь? – Инициатор взял за руки виновников торжества и вывел их вперед. Поцеловались. Окказ сохранял спокойствие, молча смотрел. Хотя, это более походило на усталость и безразличие, нежели на спокойствие. Так и стоял, не шевелясь, а лишь внимательно изучая представшую пред ним картину: двух целующихся парней, хохочущих полуголых девушек позади, приближающегося к нему парня со стаканом в руке. Тот шел уверенно, даже торжественно! А над всем этим небо, такое глубокое, спокойное, вечное небо! И звезды. И город гудит за спиной, сияет миллиардом огней, миллионами душ сгорает во тьме.

– Пей до дна! Пей до дна! – Хором повторяли пьяные молодые парни и девушки. Окказ взял стакан, поднес его к губам и рассмотрел жидкость в нем. Медленно, демонстративно вылил содержимое стаканчика на землю, глядя в глаза инициатору.

– Ого! – подумала Марра и поставила стаканчик на скамью.

– Эм-м? – Недоумевал инициатор пьянки, он был настолько пьян, что ничего толком не понимал. Окказ замахнулся. Удар. Инициатор на земле – это было не трудно, ведь парень был так пьян! Усталость и безразличие в глазах Окказа слились с огнем, и сам он не понимал почему и для чего это делает.

– И не стыдно вам? – Обратился он к целовавшимся парням, те попятились назад. Толпа стихла.

– Не стыдно? – Громко и отчетливо повторил вопрос Окказ, и в глазах блестели слезы, тонкими струйками стекали по щекам.

– Не стыдно? – Еще громче повторил он. Прежнее молчание сменилось смехом, смеялась и Марра.

– Что вы делаете? Это нормально? Это правильно? Вы думаете это хорошо? Вы травите себя, вы сами развращаете себя, вы развращаете друг друга – это жизнь? Где же ваши мозги? Вы вообще им пользуетесь? Или вы настолько тупые, что ничего не понимаете? – Окказ буквально громыхал своим голосом, толпа слушала его, смех постепенно стих совершенно, все внимали каждому его слову, он, словно гипнотизер, завладел их умами и сознанием. – А ведь это вы виноваты, парни! Это ваша вина. Вы глупы! Девушки, неужели вам нравится все это? Нравится так одеваться? Нравится такое отношение к вам? А вы? – обратился он к молодоженам – Вы пустоголовые идиоты…Дебилы! Мерзкие, как…

– Эй! Полегче! – Из толпы вышел крепкий и здоровый парень, вот только пьяный. – Ты итак… – Закончил здоровяк нецензурной бранью.

– Рот закрой свой! – Окказ гневался, – Или что? Что вы сделаете мне? Вы животные! Вы пьяны, слепые, глухие, вы даже на ногах не можете стоять ровно! – Парень бросился на Окказа, собираясь нанести удар, но пьяный трезвому не ровня! Окказ ловко вывернулся и нанес несколько сокрушительных ударов и этому своему противнику, оставив его лежать на земле. Молодожены взялись за руки и встали позади девушек.

– А ты? – Даже не отдышавшись, обратился он к Марре. И слезы вспыхнули в голубых глазах, больно кольнули душу, словно льдинки – Неужели ты довольна? Тебя все устраивает? Неужели это и есть настоящая жизнь? Нет…Это не так… Не так… – Окказ взлетел и растворился в сиянии ночного города.

Тем вечером родители его снова скандалили. Он и представить не мог, какой переполох навел в той компании: парни тут же его прозвали всем именами, которые считали оскорбительными и которые смогли вспомнить в таком состоянии, девушки принялись высмеивать его, вот только Марра не смеялась теперь. Слова Окказа проникли глубоко в ее душу, и до сих пор звучало в ее сознании: «А ты?». Сухая скука и тревожное волнение вынудили Марру скорее уйти от пьяной компании.

VII

Окказ лежал в своей постели усталый и утомленный событиями последних двух дней. И Алим ему вспомнился, и Игус Воль, и Дон, который остался связанным в лесном жилище, в которое ему теперь нельзя возвращаться. А ведь так хочется, так нужно сейчас побыть одному! Эти мысли о Творце… И последняя встреча с ровесниками, эти парни, эти девушки. А девушка со светлыми кудрями и голубыми глазами, как она грустно смотрела! О, как она была несчастна там! Или нет… Размышляя и вспоминая прошедшее, постепенно Окказ погрузился в сон, словно под водой соленого моря укрылся от полуденного зноя. Среди ночи он проснулся от ощущения погружения, он будто тонул. Тонул, но не в воде, а в страхе! Ужас объял его, все естество трепетало, он лег на свое лицо, покорно предавшись судьбе. И вот голос:

– Окказ, сын Иага и Наа! Я – Вседержитель, Я – Всевышний, Я – Творец всего сущего. Слушай слово Моё и трепещи! – Окказ не смел лицо свое поднять, – Я избрал тебя из рода сего развращенного. Я есть Тот, Кто сотворил тебя, и Я един, нет иных богов, кроме Меня! Если будешь верить Мне, сыном Моим нареку тебя. Сердце твое – Моё, жизнь твоя – Моя, дыхание твое – Моё! И вот Я велю тебе исполнить волю Мою! Ибо через сто дней каждый житель города сего погибнет в муках и страхе, и изглажу память о людях сих и грехах их. А тебя, и еще девятерых благословлю, и избавлю, и очищу, и освящу вас! И вот Я повелеваю тебе, грешнику, подобному грешникам рода сего, встать, вытереть слезы с очей, и идти возвещать послание сие избранным Моим. И Я выведу вас! Ничего не бойся, ибо Я с тобой!

Часть 2

I

Среди ночи ворвался в тишину звонок. Арию раздражало то, что ей надобно было в такое позднее (или уже раннее) время встречать нежданного гостя. Который, по-видимому, раз уж в такое время явился, чувства сострадания к служанкам и осознания тяжести их труда совершенно не имеет. Наскоро одевшись, она прошла по пустым помещениям, где слышалось лишь тиканье часов, тех самых, которые Ария давно бы уже выбросила, если бы не любовь господина Игуса к ним. Вот прошла она уже гостиную и явилась к центральной двери.

– С кем имею честь? Назовитесь. – Проговорила она в микрофон, слыша одновременно свой голос в динамиках над дверью.

– Окказ! Я к господину Игусу, я был совсем недавно уже… Ну… Отворите же!

– Ну пожалуйста, мне действительно срочное дело к нему! – Умолял Окказ.

– Что происходит, Ария? – обратился к своей служанке Игус, подойдя к двери.

– Некто Окказ просит принять. Но…Я говорю, что вы спите уже. А он: впустите, впустите.

– Дорогая Ария, ты, верно, устала за день. Потому ступай, хорошенько поспи, я сам его приму.

– Как скажете. Доброй ночи.

– Доброй ночи, Ария… Да, кстати, супруга моя, велела тебе явиться к ней утром.

– Будет сделано. – И Ария удалилась.

А Игус отворил дверь, Окказ вошел. Такой взволнованный, так несвязно говорил, эмоционально. Игус даже пару раз тактично напомнил ему, что в доме все спят, и что потому нужно тише и сдержанней говорить. Окказ с трудом смог преодолеть непреодолимое желание ходить взад и вперед, сел в кресло и рассказал все Игусу об этом ночном видении, о голосе, о повелении. А Игус спокойно слушал, затем налил две чашки зеленого чаю. Запахло персиком.

– Вас как будто ничего не удивляет? – Изумлялся Окказ.

– Почему же? Я очень удивлен. – Отвечал Игус тихо и спокойно. – Но необходимо серьезно ко всему подойти. Нужно серьезно поговорить. – Он взял листок в руки. – Я не мог найти себе покоя весь день, пока не перевел это. Слушай внимательно, Окказ. – Игус начал читать.

Пророчество Енна

– Ассала – царица, жившая во времена Енна. Она прославилась тем, что была великой блудницей и имела тысячи мужей, среди них сотни мальчиков и девочек. – Уточнил Игус, окончив чтение.

– Это перевод Пророчества? – Спросил Окказ. Теперь он успокоился. Точнее замер в тревожном волнении. Ведь теперь он осознал, что Бог – это реальность, и значит жизнь его вот-вот коренным образом изменится.

– Верно!

– Я… Я не верил до этой ночи. Точнее, я не думал. А думал, что все иначе. Но… Теперь все ясно мне, как день. Окказ протянул свою правую руку, на которой, будто выжжены, черным были написаны девять имен.

– Что же это? Как думаешь, мой мальчик?

– Это появилось ночью, Игус. Вы в числе избранных… Скажите, жена ваша в списке?

– Нет. – Спокойно отвечал Игус.

– Но? Как же?

– Милая моя Гая, доживает свой век, последние дни. Ибо пока что все смерти подвластно… Что ты намерен делать?

Окказ задумался, в нем произошла перемена, внутри, в самом его основании, и эта перемена теперь готова произвести в его жизни внешние изменения. Иначе не бывает: меняется внутренность, меняется и наружность.

– Я буду делать то, к чему призван. Я буду исполнять волю Пославшего меня! – Решительно ответил Окказ – Скажите, Игус, готовы ли вы подчиниться воле Всевышнего?

– Готов, мой мальчик!

– Тогда нас уже двое! Осталось восемь…

II

Каждый день утро Алима начинается одинаково. Ровно в семь по всей квартире разносится грохот барабанов и визг электрогитар. Звуки врываются в его сон, наполняют одинокие помещения. Алим каждый раз вскакивает, мчится к столу сквозь утреннюю прохладу, тыкает пальцем по экрану компьютера… Он злится, раздражается, а звуки все бьются о белые стены и светлую мебель.

То же случилось и утром следующего дня после возвращения от Игуса. Опять эти звуки, снова эта боль в ушах и внутри головы! Алим мчится к столу, спотыкается о ковер, падает, сквернословит громко, боится… А боится он того, что соседка снизу может явиться в гости. Соседка эта не старая и строгая женщина, но молодая, красивая, легкомысленная и блудливая девушка. В последнее время Алим ощутил напряжение и конфликт, связанный с нею. Соседка вообразила, что обязана переспать с Алимом, потому неоднократно пыталась его соблазнить. Однажды, ждала его у двери в прозрачном халате, стояла на мягком ковре босиком. Алим тогда вернулся с работы, чем-то жутко разочарованный, а она к нему заговорила сладко, что, мол, не винит его конечно же, но все же просит воду выключить в ванной, и что затопил он ее, но она прощает, и такому парню замечательному, такому красавчику, все готова просить! В другой раз позвонила в квартиру чуть ли не одновременно с будильником. Алим отворил дверь, а там она стоит, снова в полупрозрачном халате, белые волосы распущены, что-то говорит мягко, нежно, улыбается… Алим противился ей, хотя сам не знал почему. Впрочем, отчасти из-за всем известных историй о любовных приключениях этой распутной девушки, отчасти из-за внутреннего несогласия и протеста. Порой хотелось ему этой близости, порой нравилось это внимание, даже как будто не хватало его…Но чаще чувствовал Алим отвращение к этой соседке и к этому флирту, а порой и к себе за компромиссы и податливость. В этом и состоял конфликт внутри него… Потому и спешил он в то утро к компьютеру, чтобы не дать повода соседке явиться к нему. Лицо Алима сморщилось, будто он кусок соли откусил, он представил, как соседка поднимается к двери его квартиры. Опять эта развратная, непристойная одежда, эти манеры и голос… О, что за мерзость!

Квартира у Алима просторная и светлая, все – мебель, стены, двери – белое. Алим любит этот цвет. Теплая и мягкая струя ударила по спине, душевую кабину наполнил пар, зеркало и дверки запотели…

А вот уже и крепкий запах кофе разносится по комнатам, и струйка пара от чайника мчится к потолку… Прохладный белый комбинезон обнимает руки, торс, плечи Алима. Ключ легко проворачивается в дверном замке, чувствуется мягкий ковер в фойе под парковкой. Слышатся дружелюбные слова приветствия, которые почему-то кажутся лицемерными, и люди с их улыбками кажутся двуличными, а улыбки игрушечными, ненастоящими…

Город уже ожил, нежно обнимает его день теплым солнечным светом. Впрочем, город и не умирал, а лишь жизнь его ночью перетекала в более открытые формы разврата, ибо зло любит таиться во тьме…