Вот и в Вологде рынок во все времена – это очень оживленное место. Особенно в войну, да и после войны. Теперь городской рынок находится в другом месте. А прежде он располагался между двумя улицами ближе к реке.
На рынке тогда, кажется, продавали, покупали и меняли все, что может стать товаром. Поэтому там весь день кипел шумный человеческий рой. Именно рой, а не толпа, как может показаться случайному человеку.
Разные товары продавались в определенных местах, торг всегда был уместен, а обманывать и обвешивать покупателя было иногда небезопасно.
Народ на рынке встречался самый разный. Между покупателями шныряло много вертких парней шпанского вида. У стен и заборов стояли и сидели раненые, которые лечились в окрестных госпиталях. Встречалось много увечных – жертв войны. Кто-то из них был на костылях, а некоторые безногие передвигались на маленьких тележках. Они довольно бойко катились на своих «колесницах с подшипниками», отталкиваясь от земли особыми колодками.
Позднее для них стали выпускать неуклюжие трехколесные колымаги с ручным приводом на велосипедных колесах. И только в 50-х годах таким увечным стали выдавать открытые всем ветрам мотоколяски со слабенькими моторчиками.
На рынках, кроме съестных продуктов, в продаже можно было отыскать все, что было необходимо и могло пригодиться в хозяйстве: свечи, фитили для ламп, булавки и иголки, нитки и много чего еще.
Мыло тогда было в большом дефиците, и поэтому часто жулики этим пользовались. Кое-кто из таких деляг брал деревянный брусок подходящего размера и обмазывал его тонким слоем мыла, чтобы обмануть доверчивого покупателя. А честный продавец, поэтому был вынужден каждому покупающему доказывать «качество товара», втыкая в кусок мыла гвоздь или ножик. Меня удивил именно такой продавец с куском мыла, сплошь истыканным гвоздем.
Из-за этого мыльного дефицита нам – мальчишкам – даже в бане поручалось присматривать за своим куском. Зато когда наша мытье совпадало с помывкой солдат, нам – мальцам – иногда солдаты дарили остаток от кусочка мыла со словами: «Отдай мамке, пригодится».
На рынке среди покупателей потеряться можно очень легко. И однажды со мной случилась такая беда – я вдруг потерял маму. Само собой, заплакал, и стал громко ее звать. Было мне в ту пору года четыре, так что плакал я, видимо, отчаянно и искренне.
Окружающие меня пожалели, и стали спрашивать, какая же моя мама, как она выглядит. Я будто бы отвечал: «Моя мама самая милая и красивая!».
Тут и мама объявилась, она уже тоже меня искала, и потому обрадовалась тому, что все обошлось. Меня передали в руки матери, приговаривая: «Так вот какая у тебя милая и красивая мама». А я уткнулся ей в колени и сразу успокоился.
Часто торговки, идущие утром на рынок, заносили свой товар для продажи во дворы. Мы покупали у них молоко, творог и прочую снедь. Ох, как был вкусен тот творог!
Потом между постоянными покупателями и продавцами устанавливались надежные товарно-денежные отношения, иногда переходящие в дружбу. Так, мои родители дружили с «Мардарьевной» из деревни Панкино, близ Михальцева. Впоследствии мы с отцом не раз ездили в те места за грибами. Это было связано с новыми впечатлениями от деревенской жизни.
Я был удивлен тем, что мы на велосипеде (я сидел на раме) расстояние от дома до Михальцева проехали почти за час. А «Мардарьевна» пешком проходила эту дорогу туда и обратно через каждые два-три дня.
Магазины
Кроме рынка, в городе работало много магазинов. Только товаров в этих магазинах явно не доставало. А то, что «выбрасывали» или «давали», мы покупали с боем, в смысле, стоя в очередях.
Очереди были большие, а потому и занимали их иногда за два-три дня. Свой порядковый номер и людей, стоящих впереди и сзади, следовало запомнить обязательно. Иногда номер очереди писали на ладони химическим карандашом. Неплохо, если тебя в очереди запомнят, для этого приходилось часто находить свое место и стоять там, а скорее, топтаться довольно продолжительное время. Хотя у каждого мальчишки или девчонки своих дел всегда полно, но держать очередь – это святое. Надо признать, что так нас непроизвольно приучали быть ответственными. Прозевать очередь – это был бы просто позор.
Покупка муки, дрожжей, сахара, яиц и некоторых других товаров проходила только в такой «конкурентной» борьбе. Далеко не все взрослые могли днем стоять в очередях, чтобы купить «дефицит» – они в это время работали. Поэтому часто родители поручали такие покупки нам – детям.
Мой друг Юра Иванов пользовался тем, что товар продавали не в магазине, а через особое окно в его стене – это был люк для погрузки поддонов с хлебом. Когда Юра достигал этой «амбразуры», он наклонялся к окну и, подавая деньги, говорил: «Нам на двоих с братом». Продавец же видел только верхушку кепки «брата». А надета она была на большой палец руки Юрки. Так удавалось купить в два раза больше продуктов, то есть два килограмма сахару, а не один.
Чтобы приобрести побольше муки, сахару, макарон или еще чего-нибудь, иногда становились по несколько раз в одну очередь. Тут надо было держать ухо востро – ведь могли и выгнать, ведь всегда находились шибко бдительные граждане, и особенно, гражданки. Часто мы, мальцы, помогали друг другу, занимая очередь или пропуская друга впереди себя.
В очередях люди знакомились, взрослые обменивались мнениями, слухами, анекдотами и прочим «народным творчеством».
Нам приходилось в поисках какого-нибудь дефицита посещать отдаленные магазины с разными названиями, иногда весьма удивительными.
Так тридцатый, шестнадцатый и шестьдесят первый магазины – назывались по каким-то мифическим номерам. Вывесок почти не встречалось, и поэтому эти названия передавались из уст в уста.
«Сорокашка» – это магазин в сорока двух квартирном доме. Хороший магазин, но довольно далекий от нас. Поход в него для меня был опасен, так как путь пролегал через «владения» хулигана Кольки.
«Под аптекой» – магазин, занимавший помещение, где в войну была аптека.
«Керосинка» – просто керосиновая лавка. В ней всегда было холодно и очень едко пахло керосином, потому что им и торговали. Но продавался там еще один продукт – «Денатурат» – смесь для розжига примусов. Его некоторые бесшабашные натуры пили вместо водки. Умирали, слепли и глохли, но пили!
Были еще «ГорТ», «КоГиз», «Гуторовский» – о происхождении этих названий можно было догадываться, но ими пользовались еще наши родители, а мы приняли их как эстафету.
Красные окна
Как мы любили лыжи! Точнее, катание на них. Выражение «какой же русский не любит быстрой езды» можно отнести и к детским забавам, то есть к катанию на коньках, на лыжах или на санках. Я уж не говорю о радости от спуска с ледяной горки на простой фанерке.
Мы не устраивали лыжных гонок на длинные дистанции – ведь на валенках, хотя и с креплениями, на лыжах далеко не уедешь. Впрочем, нет, уехать можно, но после того, как я прокатился на «казенных» школьных лыжах, с «ратафеллами» – креплениями к лыжным ботинкам, валенки наши стали казаться обузой.
Однако на лыжах даже в валенках с гор удавалось кататься очень даже неплохо. Любимыми местами для этого удовольствия считались Соборная горка и красивые холмы в местечке «Кирики и Улиты». На Соборной горке и на близлежащих берегах мы проводили почти все свободное время – всегда удавалось улучить часок-другой среди школьных занятий.
В феврале наступало замечательное время, когда начинались пронзительно солнечные дни. По Пришвину они называются «весной света». Но тогда мы ничего не знали о фенологических опусах Пришвина, хотя уже от этого солнца ощущали какое-то воодушевление, которое можно назвать предчувствием весны.
Удивительно, но этот яркий солнечный свет вызывал еще и изменения в глазах. Поэтому, когда я входил в нашу квартиру после долгого катания на лыжах, стекла в окнах казались мне красноватыми.
Интересно, что я вспомнил об этих красных окнах почти через двадцать лет, когда изучал физиологию зрения, и только тогда понял причину подобных явлений.
Как я весну открывал
Во времена нашего детства зимы стояли крепкие и долгие. Снега всегда выпадало много. Мне как мальчишке приходилось выполнять много домашних дел – носить воду с колонки, выносить помои, зимой таскать дрова на три печки, ну и расчищать от снега дорожки к сараю и к воротам.
Когда наступала весна, появлялись новые обязанности. Но одна из них оказывалась не обязанностью, а скорее наградой по случаю окончания зимы.
В весенние каникулы, в конце марта, даже у нас на севере начиналась весна, а я открывал ей дорогу! Во второй половине дня, когда солнце уже хорошо пригревало, я начинал помогать весне! Точнее, так мне казалось.
Крути не крути, а наступало время очищать крышу сарая (на вологодский манер – дровя́ника) от подтаявшего снега. За зиму его накапливалось столько, что она даже прогибалась под его тяжестью. А может быть, так казалось.
Я забирался на сарай с лопатой и принимался за работу. Снег легко соскальзывал с наклонной крыши, только успевай его направлять, чтобы падал подальше от стен. Все действо продолжалось каких-нибудь полчаса. И вот я уже спрыгивал в сугроб снега, только что сброшенного с крыши, и с каким-то приятным чувством шел домой.
Потом я поглядывал из окна на результаты выполненной работы. И наконец, замечал, как сырые доски на крыше начинали подсыхать на ярком весеннем солнышке. Вскоре над ними уже поднимался едва заметный пар!
Именно этот момент, на мой самоуверенный взгляд, и был стартом к началу весны. После такого, хотя и робкого сигнала, можно было уже не сомневаться в ее наступлении, в ее скорой победе над зимой, и я этому помогал.
О рыбацкой удаче
Оказывается, рыбалкой можно не только заразиться, но и серьезно заболеть. Вообще-то рыбаков мы видели довольно часто, и особенно, старичков, любивших поутру посидеть с удочкой.
Почему-то однажды и мы – парнишки из трех соседних домов – захотели попробовать себя в летней рыбалке. Это было естественным желанием, ведь река от наших домов в десяти минутах ходьбы.
Почему у всех разом возникло это желание – теперь уже трудно объяснить. Но в один из летних дней почти все ребята из нашей компании надумали попробовать порыбачить на удочку, так сказать, попытать счастья.
Удочек, однако, не было ни у кого. А отцов-рыбаков, у которых можно что-нибудь узнать или их позаимствовать, тем более, не было. К сожалению, у большинства моих сверстников кормильцы погибли на войне. Из семерых соседских пацанов, с которыми я дружил, отцы были лишь у двоих.
Более – менее свободным в этот день оказался мой родитель. На просьбу помочь сделать удочку он посоветовал поискать удочки на чердаке – там где-то под крышей хранилось несколько старых удилищ с лесками и прочей оснасткой.
В разведку на чердак я полез со своим дружком – Славкой. Удочки быстро нашлись, они оказались громоздкими, пыльными и ветхими. Но устройство их мы рассмотрели. Главное, добыли несколько рыболовных крючков. Вся остальная оснастка из-за долгого хранения пришла в полную негодность.
Опять пришлось обратится к отцу за помощью. Требовалось узнать, где можно найти леску. Батя рассказал, что прежде они свивали ее из конского волоса, а теперь все используют особую фабричную леску, но достать ее в магазине «Спорттовары» очень трудно – это дефицит. Но можно, вместо нее, взять нитки, вот только они часто запутываются, легко рвутся и быстро намокают. Однако, если нитку подобрать прочную, да пропитать ее воском или парафином, то можно и ее использовать, вместо лески.
Все бросились по домам за нитками. Этот материал нашли быстро – почти все матери шили, кроили и перелицовывали. Теперь многие и не поймут, о чем идет речь, если говорят о перелицовке.
За пробкой для поплавка дело тоже не стало. Да и подобрать удилище не было проблемой, на первых порах ивовый или ореховый прут в два метра мог вырезать каждый.
Накопали червей и «по первой росе» помчались на рыбалку. Впечатления о ней оказались удивительно новыми и яркими. Это и тишина города, чистота и свежесть утреннего воздуха, даже река также казалась какой-то новой – спокойной и гладкой, как зеркало.
На наше счастье, хорошо клевала рыба, правда, не у всех. Я поймал пяток плотвичек и несколько окуньков и ершей. Часам к девяти утра клев закончился. Нам об этом сообщил бывалый рыбак. Кстати, он наловил много больше нас, но и снасти у него были просто на загляденье.
Дома моему скромному первому улову искренне обрадовались. Бабушка быстро почистила рыбу и поджарила. Все попробовали свежей рыбки и похвалили меня за это удовольствие.
Неожиданно я сам попался на крючок – стал любителем рыбалки. Эта любовь продолжается и до сих пор. Интересно, что потом рыбаками стали только те из нас, у кого в тот первый раз был, хотя бы небольшой, улов.
Потом пришли другие снасти, нашлись свои рыбные места, появилась любовь к зимней рыбалке, вскоре родилась страсть к подводной охоте, и много, что еще взрастало в нас. А посеяно было все это той небольшой удачей – скромным, но, как оказалось, таким важным уловом.
Смыслы рыбалки
Тяга к сидению с удочкой на берегу реки не прошла для меня бесследно. Увлечение рыбалкой крепчало раз от раза. Вскоре я уже самостоятельно ездил на рыбалку. Появились друзья, также желающие испытать рыбацкое счастье – хороший клев и радость от большого улова.
Чаще всего я бегал на рыбалку на наш ближний берег близ Соборной горки. Это, я думаю, самые красивые места Вологды, хотя и не очень рыбные. Под Соборной горкой встречались молчаливые рыбаки-философы, раскинувшие удочки на леща. У них, можно сказать, сложился постоянно действующий клуб по интересам.
Поездки на рыбалку не остались без последствий – я стал интересоваться природой. Раз любители лова лещей не очень разговорчивы, то я стал искать рыбацкие тайны в книгах. Так появился еще один ключик к природе, и ниточка связи с ней. Но сложилось не фанатичное поклонение, как теперь у «зеленых», а что-то большее, хотя и не определенное до поры до времени.
Однажды, придя ранним летним утром на берег реки, я, вместо того, чтобы закинуть снасти в воду, и ждать первой поклевки, залюбовался открывшейся картиной. В природе царило полное безветрие, светило солнце, над водой стелился легкий туман. Вода была, как зеркало. Поэтому церковь Сретенья, стоящая на противоположном берегу, стала центром картины без рамы.
Я стоял и любовался ею, не решаясь забросить свою снасть в эту картину. Меня удерживало странное ощущение – если я своим поплавком подниму волну, то легкий ветерок от моего вторжения подхватит ее, и вся эта красота пропадет, так как вода покроется рябью. Вот такие странные последствия могут быть от простого увлечения рыбалкой.
В другой раз обострение созерцательности случилось во время весенней рыбалки. Мы с отцом сидели у лунок на реке близ села Дудинское.
Весной, в конце марта, когда первые талые воды попадают в реку, рыба начинает готовиться к нересту. В такие моменты клев улучшается настолько, что бывалые рыбаки его называют «жором». Надо сказать, что испытавших это удовольствие от хорошего клева среди рыбаков довольно много.
Ходят слухи о приметах, по которым можно определить, кто перед тобой – удачливый рыбак либо обыкновенный любитель-дилетант. Посмотрите на руку около локтя этого счастливца, и вы увидите там заметный синяк. А все потому, что он много раз кому-то показывал размеры рыбы, которая будто бы, так некстати, сорвалась на последней рыбалке во время жора.