Преподаватель рисования в Итонском колледже Эрик Пауэлл предложил Бёрджессу, покидавшему Итон, отказаться от зарядки, сказав: «Если ты продолжишь делать зарядку сейчас, придется делать это всегда». Этот совет молодой человек принял, сделав исключение только для плавания. Но он продолжал интересоваться искусством и на неделе гребных гонок 1931 года в Кембридже нарисовал декорации для спектакля любительского драматического клуба Дэди Райлендса «Обращение капитана Брассбаунда» – по пьесе Бернарда Шоу. В нем играли Майкл Редгрейв, тогда президент ADC (Amateur Dramatic Club – любительский драматический клуб), и будущий телеведущий Артур Маршалл. Редгрейв вспоминал, что это были «очень хорошие декорации. Бёрджесс был одной из ярких звезд университетской сцены, судя по слухам способный приложить руки ко всему»[88].
Тем летом Бёрджесс впервые встретил Энтони Бланта, который окончил Тринити-колледж годом раньше с высшими баллами и был магистрантом. Они встретились на удивление поздно, тем более учитывая, что вращались в одних и тех же кругах. Их познакомил или Майкл Редгрейв, который редактировал студенческий журнал «Венчур» с Блантом, или Дэди Райлендс[89].
«Тогда он мне не понравился, потому что он сразу начал говорить нескромные вещи о личной жизни людей, совершенно мне неизвестных, – вспоминал Блант. – Но когда я лучше узнал его, то не мог не восхититься живостью его ума и широтой интересов. Не было не одной темы, по которой ему нечего было сказать, и, хотя его идеи не всегда подтверждались доказательствами или были тщательно продуманными, в них было что-то, стимулирующее мышление, заставляющее ум его собеседника работать в новом направлении»[90].
Во многих отношениях Бёрджесс был противоположностью Бланта – скандальный, болтливый, нескромный, склонный к бунтарству, – но вместе с тем у них было много общих интересов. «Мне многое дали беседы с Гаем, – позже писал Блант. – Я часто ходил на выставки с ним и не знал других людей, с которыми мне было бы так интересно смотреть на картины или строения…»[91]
Их притягивал друг к другу и гомосексуализм, к которому оба испытывали склонность, однако неизвестно, были ли они любовниками. Питер Поллок и Джек Хьюит, которые спали и с Бёрджессом, и с Блантом, утверждали, что любовная связь между ними была невозможна, поскольку оба предпочитали «женскую» роль в половом акте. Однако брат Бланта Уилфрид говорил другу, что Энтони совратил именно Бёрджесс. Это же подтверждает Эндрю Бойл[92].
Бёрджесс, не скрывавший своих сексуальных предпочтений, часто играл роль сводника или отца-исповедника для своих друзей, сексуально освобождая их или лично (переспав с ними), или представив другим партнерам. Бланта он, определенно, познакомил с радостями агрессивного гомосексуализма. Энтони был очарован ярким, веселым, раскованным молодым человеком, который со знанием дела мог беседовать на самые разные темы. Джеффри, познакомившийся с Блантом при посредстве кембриджских геев, считал, что Бёрджесс освободил Бланта. По его мнению, «Гай олицетворял все то, что Энтони держал глубоко внутри себя»[93].
Роберт Берли, посетивший Бёрджесса тем летом, был шокирован, обнаружив собрание порнографических и марксистских трактатов на книжных полках его комнаты. Его бывший ученик явно изменился[94].
После летних каникул Бёрджесс вернулся в Кембридж на второй год обучения. Этот период оказался в высшей степени политизированным ситуацией в мире. Безработица достигла 3 миллионов, произошел мятеж моряков в Инвергордоне, Великобритания была вынуждена отказаться от золотого стандарта, и Рамсей Макдональд сформировал многопартийное коалиционное национальное правительство. В то же самое время возрастала политическая нестабильность на континенте, особенно в Германии. Кембридж не был изолирован от всех этих событий, и его реакция выразилась как в открытой, так и в тайной деятельности. Летом 1931 года было сформировано социалистическое общество Кембриджского университета. Его организатором стал Гарри Дауэс, еще один бывший шахтер. Общество стало средоточием левого радикализма в университете, там было много коммунистов.
Важной фигурой был Дэвид Хейден Гест, сын политика-лейбориста. Он поступил в Тринити годом раньше Бёрджесса для изучения философии и математической логики у Людвига Витгенштайна. После двух семестров он перевелся в Университет Геттингена, привлеченный продвинутым преподаванием в нем философии. Там он стал свидетелем зарождения нацистского насилия и пришел к выводу, что только коммунизм может противостоять Гитлеру. По возвращении в Кембридж – после двухнедельного одиночного заключения в германской тюрьме за участие в коммунистической демонстрации – он вошел в холл колледжа с эмблемой серпа и молота в руке. Гест, в комнате которого почти не было мебели, зато на самом видном месте висел портрет Ленина, стал первым секретарем университетского отделения коммунистической партии, куда входили два преподавателя – Морис Добб и Рай Паскаль, а также Джим Лис[95].
Добб был сыном богатого землевладельца из Глостершира. Он заинтересовался марксизмом во время обучения в школе Чартерхаус и в 1922 году вступил в коммунистическую партию. Он несколько раз бывал в СССР и часто выступал в Кембридже с речами о достижениях советского общества. У него была квартира в небольшом доме на Честертон-Лейн. Две другие квартиры в этом же доме занимали Рой Паскаль и Хью Сайкс Дэвис – оба марксисты. Поэтому их дом стал называться «Красный дом»[96].
2 ноября на собрании в комнатах Джорджа Китсона Кларка Бёрджесс был избран в комитет исторического общества Тринити-колледжа и услышал выступление Добба, тогда преподавателя экономики из Пемброк-колледжа, на тему: «Коммунизм: политическая и историческая теория». Бёрджесс постепенно все больше интересовался марксистскими теориями, которые оформлялись в дискуссиях с современниками, такими как Лис, утверждавший, что компромисс с властями не работает и левые должны стать более радикальными. Большое влияние на него оказало прочтение труда Ленина «Государство и революция», полученного от Дэвида Геста. Двухтомник Симпсона о Наполеоне теперь сменил фундаментальный труд Карла Маркса «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта и классовая борьба во Франции».
Бёрджесс впоследствии утверждал, что его интерес к коммунизму имел «интеллектуальную и теоретическую, а не эмоциональную основу». Как один из предметов для сдачи экзамена по истории он изучал «теорию современного государства. Что такое государство – вопрос, в котором общее изучение истории тесно соприкасается с реальной жизнью». И Бёрджесс был уверен, что ему во многом поможет марксизм. 30 мая 1932 года это убеждение подверглось проверке. Он сдавал первую часть экзамена (Tripos) – работы по общеевропейской истории, английской конституционной и экономической истории. Спустя три недели были обнародованы результаты. Бёрджесс оказался среди пятнадцати лучших по университету[97].
У него возникла тесная дружба с преподавателем Стивеном Рансименом, холостяком и старым итонцем, бывшим на восемь лет старше Бёрджесса. Его комнаты в Нэвил-Корт были известны французскими гризайлевыми обоями 1820-х годов с изображениями Купидона и Психеи, изысканными безделушками и «зеленым попугайчиком по имени Бенедикт, которого он шлепал карандашом за плохое поведение»[98]. У обоих мужчин было много общего: они разделяли интерес к литературе, истории и сплетням. Бёрджесс и Рансимен встречались практически каждый день с осени 1932 до 1934 года и почти наверняка были любовниками[99].
Рансимена волновали личные проблемы Бёрджесса и его поведение. Он вспоминал, как друзья студента старались умерить его пьянство. Он считал, что Бёрджессу не хватает уверенности в себе и «алкоголь дает ему силу вести себя плохо»[100]. Впоследствии он утверждал, что спас Бёрджесса от исключения, а тот в благодарность подарил ему два маленьких черно-золотистых подсвечника эпохи Регентства, сделанные из эбонита и золоченой бронзы[101].
В летние каникулы 1932 года Ранисмен пригласил Бёрджесса на шотландский остров Эгг, которым владела его семья. По мнению хозяина, Бёрджесс оказался «живым и приятным гостем»[102]. Среди гостей также были: преподаватель католической истории Аутрам Евеннет с супругой; великолепная Анна Барнс (без мужа Джорджа) и другие студенты, по большей части гомосексуалисты. Они проводили каникулы загорая, читая и исследуя остров. Среди них был Джеффри Райт, член престижного клуба «Футлайт», которому Бёрджесс не понравился.
«Он был грязный человек – очень умный, проницательный, но агрессивный и грубый. Он никогда не упускал своего. …Он был лишен комплексов и, я уверен, не испытывал никакого неудобства из-за своей гомосексуальности. Он любил острые ощущения, ему нравилось находиться на грани… Любопытная, сказочная фигура»[103].
В октябре Бёрджесс начал третий учебный год в Кембридже. Теперь он жил в М2 – больших комнатах на Грейт-Корт. Теперь он был обладателем награды колледжа за успехи в истории и стипендии графа Дерби, присуждаемой студенту колледжа, наиболее отличившемуся в экзаменах по истории.
Месяцем позже Бёрджесс стал членом общества апостолов, спонсируемого Энтони Блантом[104]. Это общество – одно из самых известных тайных обществ в мире – было основано в 1820 году, как своего рода дискуссионный клуб, который привлекал самые яркие умы Кембриджа. Правда, большинство его членов учились только в двух колледжах – Королевском и Тринити. Высшая точка развития общества пришлась на начало XII столетия, когда среди его членов были философы Джордж Эдвард Мур и Бертран Рассел и математик Годври Харолд Харди, но впоследствии оно тоже считалось клубом суперинтеллектуалов, допускавшим в свои ряды только несколько членов в год.
Апостолы, как и многие подобные общества, имели свои ритуалы и собственный язык, что помогало им сохранить чувство исключительности. Потенциальные члены – их называли «эмбрионами» (зародышами) – сначала отбирались апостолом, а потом, если кандидатура получала одобрение, за нее поручался член общества – «отец». Первое собрание для нового члена было его «рождением». Он должен был дать клятву и после принятия в члены общества обращаться к другим апостолам – «брат».
Общество собиралась по субботам или в Тринити, или в Королевском колледже. Члены общества по очереди читали очерк по какому-либо философскому вопросу, утвержденному неделей раньше. После того как оратор заканчивал чтение, начиналась дискуссия. По завершении интеллектуальной прелюдии подавались сардины на тостах – известные как «киты». Общество также устраивали ежегодные обеды в Лондоне, на которые собирались апостолы и ангелы – члены общества, получившие крылья и покинувшие Кембридж.
В тот период, когда в Кембридже учился Бёрджесс, среди апостолов, многие из которых были гомосексуалистами, находились королевский профессор истории Д.М. Тревельян, писатель Э.М. Форстер, литературный критик Десмонд Маккарти, личный секретарь Черчилля и близкий друг Руперта Брука Эдвард Марш, экономист Джон Мейнард Кейнс, философ Людвиг Витгенштайн.
Неудивительно, что Бёрджесс стал одним из них. Многие его друзья, такие как Джулиан Белл, любовник Энтони Бланта, и Дэди Райлендс из Королевского колледжа, уже были членами общества. Тем не менее прием был очевидным признанием его высоких интеллектуальных достижений. Бёрджесс стал активным членом общества, посещал практически все собрания, иногда принимал их у себя и в конце концов, в июне 1933 года, стал секретарем общества.
Апостолы привлекали его своей любовью к новым идеям и интересной беседе и давали ему возможность устанавливать связи – этим ресурсом он пользовался до конца жизни. Многие авторы полагали, что именно апостолы политизировали Бёрджесса и Бланта, но изучение их протоколов показало, что в начале 1930-х годов они были просто обществом, исследующим абстрактные идеи. Правда и то, что из тридцати одного апостола, избранного между 1927 и 1939 годами, пятнадцать были коммунистами или марксистами, но большинство из них были членами общества в более позднее время, после Бёрджесса. Скорее не апостолы политизировали Бёрджесса, а наоборот. Он и Блант помогли коммунистам проникнуть в важное университетское общество. Виктор Ротшильд писал Кейнсу: «Мы без конца на собраниях говорим о коммунизме, а это очень скучно»[105].
Ротшильд был принят в общество в то же время, что и Бёрджесс, и тоже при поддержке Энтони Бланта. Он приехал в Тринити из Хэрроу в 1929 году для изучения естественных наук, но переключился на степень без отличия в английском и французском языках и биологии, по которым получил высшие баллы. Красивый интеллигентный человек, талантливый спортсмен – он играл в крикет за Нортгемптоншир и Кембридж, великолепный джазовый пианист и наследник банковской империи Ротшильдов, Виктор был очень богат.
Он был яркой фигурой – водил «бугатти», собирал картины, английское серебро и редкие книги – и щедрым другом. В 1933 году он «ссудил» Бланту 100 фунтов на покупку картины «Элеазар» и «Ревекка у колодца» Никола Пуссена на Джермин-стрит. Но и у него были свои скелеты в шкафу[106]. Осенью 1931 года он, направляясь из Кембриджа в Лондон, сбил велосипедиста и попал под суд за убийство. Его защищал Сент-Джон Хатчинсон, на дочери которого он потом женился[107].
Апостолы считали себя особенными и держались обособленно. Среди добродетелей апостолов были следующие: сексуальная и эмоциональная честность, правдивость, красота и дружба, и они считались выше традиционной сексуальной морали и ортодоксии. Многие апостолы также входили в группу Блумсбери – собрание писателей, философов, экономистов и художников, как правило левых, пацифистов, любителей искусства и друг друга. Группа находилась под влиянием философа и апостола Джорджа Эдварда Мура, который верил, что «приязненные личные отношения и размышления о красоте – самый хороший психологический настрой». Поэтому вряд ли стоит удивляться тому, что апостолы оказались открытыми коммунистическому влиянию.
Судя по темам, которые Бёрджесс выбирал для своих выступлений, к весне 1933 года он вплотную заинтересовался марксизмом. Его темы в течение семестра включали: «Мне или нам?», «Является искусство чем-то большим, чем просто ремесло?» и «Абсолютна ли реальность?». А 28 января он дал глубокий марксистский анализ темы «Является ли прошлое указателем?». Ясно, что марксизм медленно, но верно укоренялся в университете.
3 марта в «Письме из Кембриджа», опубликованном в журнале «Спектейтор», отмечено, что «политика и религия, недавно обычные статисты в драме дебатов, неожиданно снова вошли в моду; доктор Бухман и Карл Маркс греются в теплом свете прожекторов интереса, от которых они так решительно оттолкнули Пруста и Пикассо… большая часть пустой болтовни исчезла…»[108] Двумя месяцами позже тот же корреспондент отметил, что социалистическое общество движется влево и коммунистическое мировоззрение стало составной частью студенческого мнения[109].