– В морозильнике курица должна быть.
– Есть птичка заморская венгерской национальности в упаковке.
– Свари бульончик. В кладовой, в сумке, картошка. Укроп, петрушка и лук – на грядке….
– Не переживай, разберёмся, что к чему. Печка не работает. Свет-то есть?
– Есть свет. Пробку надо вкрутить, на холодильнике лежит. Успел проводку починить. Чертовщина какая-то вчера приключилась. Если бы не этот шарик, всё бы обошлось.
– Какой шарик?
– Голубой. Я уже было закончил работу и надо же, прилетела шаровая молния с баскетбольный мяч величиной…
– Шаровые молнии жёлтого цвета бывают, это общеизвестно. Приходилось мне однажды в детстве ее видеть ….
– Ты видела жёлтую, а я голубую. Наверное, они разных цветов бывают.
– Ну, и времена пошли. Даже шаровые молнии, которые всегда жёлтыми были, и те голубыми становятся. Интересно, розовыми они случайно не бывают?
– Давай, веселись. Странный вы народ, женщины. Только что тряслась от страха, а сейчас, надо же тебе, веселье накатило. Наверное, это нервное.
– Нет, правда. Ни одного цвета порядочного не осталось. Красный, коммунисты заграбастали, голубой и розовый – по жизни нетрадиционно ориентированные под себя приспособили, оранжевый новое поколение революционеров перехватило….
– Вот, вот. Именно поэтому я про шар и рассказывать-то никому не стал: ни Павлу Григорьевичу, ни доктору. Будут, вот так же как ты, хихикать и зубоскалить. Мол, так, бедолага, головой треснулся, что всякая чертовщина привиделась.
– Зачем же сразу обижаться? Пошутила я. Надо же как-то стресс снять. Испугалась за тебя. После звонка Павла Григорьевича просто обомлела. Куда бежать, что делать? Не знаю. Душа окаменела, ноги не идут. Отнялись от страха. Акимов Володька почему-то вспомнился. Помнишь, которого в прошлом году током убило. Молодой ещё парень. Я как представила себе, что и с тобой нечто подобное могло произойти…. Ужас.
– Не нагнетай. Обошлось ведь…
– В этот раз обошлось, а могло и не обойтись. Ну, чего, спрашивается, полез на верхотуру? Да ещё в проливной дождь. Нельзя было потерпеть до утра? И занимайся ремонтом при нормальной погоде. Так нет же…. Сколько лет живешь, а все как мальчишка.
Глава 2
Странный сон приснился ему этой ночью, сказочный. Вернее былинный. Будто лежит он на печи в бревенчатой покосившейся избе. Тридцать лет и три года без движения. Инвалид, калека несчастный. Отнялись ноги с самого детства. Цепко держит хворь, не отпускает. От бессилия и отчаяния стонет, стиснув зубы, судьбу проклиная свою горемычную. Скрипнула косая дверь, отвалившись вовнутрь, и вошли в избу трое старцев.
– Не подашь ли, Илюша, водицы студеной странникам, каликам перехожим, – высокий старик с крючковатым носом и окладистой платиновой бородой впился цепким взглядом в него, лежащего неподвижной колодой на печи.
«К кому это они обращаются? – удивился он. – В избе кроме меня и нет никого.
– Злые шутки вы, странники, шутите: тридцать лет я на печи сиднем сижу, встать не могу.
«Это я отвечаю. До чего забавно получается. По всему выходит, что Илья Муромец, тридцати трёх летний инвалид из глухой Российской глубинки под названием Карачарово, что не далеко от города Мурома, это я и есть. Что там опять говорит старик?»
– А ты приподнимись, Илюшенька. Разомни ноги затекшие, распрями плечи молодецкие, принеси-ка студёной воды.
«Понятно. Просит принести воду из колодца. Колодец недалеко от избы должен быть, но как же я доберусь до него калека параличом разбитый».
Старик настаивает. Сердится. Глазищи из-под мохнатых насупленных бровей сверкают, громы и молнии мечут. Пошёл на ватных негнущихся ногах, гонимый чужой волей и толкаемый неведомой силой. Один неуклюжий шаг, второй, третий. Уже лучше получается. Ударилась деревянная бадья о воду, напряглась верёвка, вынырнула из холодной глубины колодца, расплёскивая хрустальную воду. Поставил бадью перед старцем. Налил старик воды в ковшик, протянул ему.
– Попей, Илья. В этом ковше вода всех рек, всех озёр Руси-матушки.
Под пристальным взглядом старика жадно пьёт воду, расплёскивая её, ощущая с каждым глотком необычный прилив энергии, наполняющей каждую его клетку.
– Много ли чуешь в себе силушки?
– Много, странники. Кабы мне лопату, всю бы землю перекопал.
«Это точно. Теперь уж на вскапывание дачного участка, что всегда было проблемой, никого нанимать не придется».
– Выпей, Илья, остаточек. В том остаточке всей земли роса, с зелёных лугов, с высоких лесов, с хлебородных полей. Пей.
Выпил еще ковшик.
– А теперь много в тебе силушки?
– Ох, калики перехожие, столько во мне силы, что, кабы было в небесах, кольцо, ухватился бы я за него и всю землю перевернул.
Он проснулся от ощущения прилива необычайной силы и свежести. Не сдерживая юношескую энергию, бурлящую в сосудах, легко вскочил с дивана, шагая по комнате упругой походкой восемнадцатилетнего юноши. Сон продолжался наяву. Эх, были бы эти кольца, вспомнил он странный сон, пригнул бы он небеса к земле одним махом. Осмотрелся. Успокоился. Комната показалась ему крохотной, с ничтожно малым жизненным пространством. Жена тихо посапывала на кровати у окна, мерно тикали ходики, неумолимо отсчитывая секунды, прессуя их в минуты и часы. Как огромный кот, которого чешут за ухом, с заданной периодичностью урчал холодильник, содрогаясь перед каждым отключением кратковременной агонией. Ощущения наполнения тела энергией не оставляло. Казалось, он продолжает пить волшебную воду из колодца, и не может утолить жажду. Энергией наполнялась каждая клетка, каждая мышца трепетала, впитывая силу с жадностью разряженного аккумулятора. Ощущения эйфории, необъяснимого физиологического комфорта, слились в единый трепетный порыв жажды наполнения.
Где скрывался источник волшебной энергии, какими неведомыми потоками проникала она вовнутрь, он не знал, да и знать не желал, всецело отдавшись всепоглощающему чувству насыщения волшебным эликсиром. Энергия наполнила его всего полностью и уже хлестала через край. Он с тревогой уловил первые симптомы пресыщения. Передозировка. Ну, конечно же, каждый сосуд ограничен своими объёмами. Не составляет исключения и его тело. Эйфория поглощения сменилась неприятными симптомами переполнения, вызванного нарушением принципа гармонии между притоком энергии и выведением её в пользу притока. Давление нарастало, грозясь разорвать тело изнутри. Кровь ударялась о стенки сосудов с энергией молота падающего на наковальню, отдаваясь нестерпимой ломящей болью в висках. Теряя сознание, он рухнул на пол. Изуродованные судорогой пальцы сжимали какой-то мягкий, теплый предмет, случайно подвернувшийся под руку. Сдавленный визг, сменившийся злобным рычанием – последние звуки, услышанные им наяву.
Он пришел в себя, когда серый рассвет только начинал разрывать чернильные сгустки ночи. Открыл глаза, потянулся во весь рост. Лежа на полу, он всё ещё продолжал цепко сжимать руками полузадохнувшуюся собачонку, не сводящую с него испуганных выпуклых глаз. Приступ, по всей видимости, прекратился. Выпустив животное из рук, он с трудом утвердился на коленях, всё ещё покачиваясь от слабости. Собака, скуля и подвывая, ползла на брюхе к хозяйке, мирно сопящей на кровати. Женщина проснулась и спросонья позвала.
– Марта, Марта. Иди ко мне малышка.
Услышав голос хозяйки, собака заскулила еще громче. Щёлкнул выключатель. Женщина, увидев коленопреклонного мужа, бросилась к нему, на ходу запахивая коротенький халатик.
– Потерпи… Я сейчас…. Сбегаю к Павлу Григорьевичу…. Пусть он врача…, – хлопотала она, склонившись над обессилившим мужем.
Мужчина, навалившись на плечо женщины, тяжело поднялся на ноги.
– Отдохни, приди в себя, – приговаривала жена, опрокидывая тяжелое тело на диван. – Сейчас я водички холодненькой принесу.
Дрожащая рука неуверенно приняла стакан. Он жадно пил расплёскивая воду. Отобрав у мужа пустой стакан, она полотенцем вытерла пот с покрывшегося испариной лба.
– Легче стало? Сейчас примем снотворное…. Надо поспать…. Устраивайся поудобнее…. Вот так. Спи.
Возбуждённый голос жены разогнал остатки сна.
«С кем она разговаривает? – лениво подумал он, осторожно поворачиваясь на бок. – Наверно Павел Григорьевич пришел».
Часы показывали без пятнадцати девять. Было светло, по полу сновали весёлые солнечные зайчики. Жена расположилась на низком табурете, рядом с диваном, держа на руках притихшую Марту.
– Ты только посмотри, что деется-то, – весело защебетала Лариса, заметив, что муж открыл глаза. – Марта помолодела.
– Очень заметно, – иронично отметил он, – собаке четырнадцать лет, а выглядит на восемь…
– Нет, серьёзно, – жена внимательно рассматривала собаку, пристроившуюся у нее на коленях. – Смотри, у неё через старую свалявшуюся шерсть молодые волосики пробиваются. И шёрстка гладкая и блестящая, как у щенка. Зубки молоденькие появились, острые как иголочки.
– Помолодела, говоришь, – переспросил он, с интересом заглядывая в беззубую пасть пекинеса. – Чудеса. С чего бы это ей молодеть?
– Кто его знает. Может быть, свежий воздух подействовал или ещё что. Сам-то ты как?
– Чувствую себя замечательно, местами даже превосходно, – обронил он, направляясь к умывальнику. Собака, спрыгнув с колен хозяйки, затрусила следом.
– Надо же какая любовь, – удивилась хозяйка, наблюдая за собакой, устраивающейся у ног мужа. – Прежде в особом к тебе расположении замечена не была….
– У нас взаимная неприязнь…
– Я в курсе. Не похоже на Марту так резко менять свою привязанность. Не тот характер. Впрочем, от любви до ненависти один шаг. В нашем случае, правда, вариант обратный.
Взяв собаку на руки, мужчина почесал её за ухом.
– Чудны дела твои, Господи, – не переставала поражаться хозяйка. – Надо же тебе, взял, не побрезговал. Прямо сладкая парочка.
– Что брезговать-то? Любая живая тварь – дитя природы. И разумная и неразумная. Сапиенсы, вроде нас с тобой, со знаком качества выпущены, над другими, – опустил он на пол Марту, – природа не так тщательно корпела. Где-то недодала, где-то недотянула до высоких стандартов. Впрочем, неизвестно кому лучше.
– Стройная философия. Что-то ты сегодня сам на себя не похож. Где солидность, где фасон? Скачешь, что кенгуру, – иронично всматриваясь в пышущее энергией лицо мужа, заметила она.
– Ничего удивительного. Молодеющие пожилые собаки в твоём понимании нормальный процесс, а случись у мужа с утра хорошее настроение и прилив жизненных сил – это уже подозрительно.
– Оно бы ничего, не собирайся ты вчера отдать Богу душу….
– Вчера, не спорю, имелось такое намерение, – весело перебил он жену, – а сегодня передумал. Надо же куда-то энергию злоупотребить по назначению. Через край хлещет. Полагаю прополка сорняков нынче самое удачное приложение сил.
– Конечно, после вчерашнего ливня в самый раз. Если в огород влезешь по такой грязи, – мудро рассудила Лариса, когда за мужем закрылась дверь.
Женщина, взяв на руки скулящую собачонку, ещё долго перебирала пальцами коричневую шерсть, с интересом рассматривала слюнявую пасть.
– Чудеса, да и только, – в недоумении покачивала она головой.
Отпуск подходил к концу. Стояли жаркие августовские дни, но утренняя прохлада напоминала о приближении осени. Четыре недели пролетели как один день. Пришла пора возвращаться в город. Перед выходом на работу надо было привести в порядок домашние дела – прибраться в квартире, где давно не ступала нога хозяев. Забот хватало. Урожай был тщательно собран, рассортирован по мешкам, ящикам, корзинам и приготовлен к вывозу. Овощей и фруктов на их участке в этом году уродилось больше, чем у соседей, что не ускользнуло от завистливого взгляда Огородникова.
– Поделился бы секретом, сосед, не чужие ведь люди. Удобрения, какие новые раздобыл или семена высокоурожайных сортов?
– Есть такая поговорка, Павел Григорьевич, – самодовольно усмехнулся он, зная, как гордился Огородников своим участком, считая его лучшим в кооперативе, – в чужих руках всегда толще и длиннее….
– Не скажи, – не удовлетворился простым объяснением Огородников. – Вчера хозяйка твоя яблочками угощала. Мёд не яблоки. Сочные, сладкие и не одной червоточинки.
– На яблоки у нас каждый год урожайный. Сорта элитные из питомника. Я тебе сколько раз говорил, Павел Григорьевич, деревья надо покупать только в питомнике. На рынке такой корень всучить могут, не обрадуешься. Сколько будешь выращивать, столько мучиться. Моему вот коллеге пять лет назад сливу продали. Высокоурожайный сорт, адаптированный к нашей местности. Он только в этом году узнал, что всё это время лелеял и холил пирамидальный тополь. Слышал бы ты его причитания, когда он корчевал это совсем не фруктовое дерево.
– Бог с ними фруктами. А картофеля сколько собрал?
– Полторы тонны.
– Полторы тонны! С трёх соток. По полтонны с сотки. Нормально, а? Другие столько с гектара не собирают. Урожай у тебя, ей Богу, будто с выставки достижений народного хозяйства доставили.
– Грех жаловаться. В этом году уродилось как никогда. Год на год не приходится, сам знаешь. Должно же и мне когда-нибудь подфартить. Не всё же время вам, огородникам-профессионалам в передовиках ходить.
– И то верно, – сокрушённо выдохнул сосед.
– О чём это вы тут спорите? – жена с собакой на руках подошла к мужчинам.
– Урожаем вашим восторгаюсь, Лариса Викторовна, завидую. Безуспешно пытаюсь выведать секрет изобилия у вашего супруга.
– Какой там секрет? Нет никакого секрета. Повезло с погодой, вот и весь секрет.
– Погода для всех одна и та же, вот только урожай разный, – продолжал сокрушаться Огородников, внимательно рассматривая собаку, дремлющую на руках хозяйки. – Марту не узнать. Шерсть блестящая, зубы пробиваются острые как иголки. Что это с ней, вторая молодость?
– Вот именно, молодость, – хозяйка осторожно опустила собаку на землю. – Сама не устаю поражаться переменам. Если так дело пойдёт дальше, смотришь, щенки появятся.
– Ну, это Вы уж того, чересчур загнули со щенками.
– Я заметила, смирновский Буч сегодня возле неё крутился.
– Нам с тобой только щенков недоставало, – взяв собаку на руки, хозяин принялся с интересом осматривать помолодевшую сучку. – Не вижу я никаких признаков готовности стать матерью.
– Рано признаки видеть, – категорично заявила жена, забирая собаку из рук мужа. – Пройдёт нужное время, появятся признаки и щенки вслед за ними.
– Да-а-а, – хитро улыбнулся Огородников, – судя по всему, у вас не только на огороде и в саду урожай. Не зря люди говорят – если уже везёт, то во всём.
Городская квартира встретила их тишиной и толстым слоем пыли на подоконниках и мебели. Вещи были расставлены в привычном порядке, урожай отправлен в подвал под гаражом.
– Работы-ы делать, не переделать. Я займусь уборкой квартиры, – распорядилась жена, – а ты давай, топай на рынок. В холодильнике пусто. Денег у нас с тобой кот наплакал. Рассчитывай, чтобы продуктов хватило на неделю. Бери ручку, бумагу, набросаем списочек первоочередных покупок.
Денег в необходимом количестве в их семье не водилось уже давно. Левых доходов ни у него, ни у неё не было, так что выживать приходилось на две не очень высокие зарплаты. А этого для безбедной жизни было мало. Перезимовать помогал урожай, собираемый ежегодно на даче. Картошка, капуста, свёкла, да и соления скрашивали стол, но и только. Крутиться, как крутились некоторые его знакомые и коллеги, добывая средства к существованию везде, где только было возможно, у него не получалось. Ну, не мог он вымогать деньги у больных в силу воспитания и сложившихся привычек. Жена свыклась с таким положением и не докучала ему требованиями приносить в дом больше денег. Работает и, слава Богу. Как-то умудрялась стягивать концы с концами. Детей им Бог не дал, а вдвоём прожить было легче. Закончив писать список, получившийся весьма коротким, он отправился на рынок, по ходу выслушивая наставления жены об искусстве торговаться с продавцами. Здесь он всегда следовал советам второй половины, поскольку в вопросах, как за сравнительно небольшие деньги купить недорогие, но качественные продукты ей не было равных.