Однако мне было мало ракет, постеров и астрономических наблюдений. В астронавты отбирали летчиков. Значит, я должен летать. В 16 лет я начал учиться летному делу. После какого-то десятка часов инструктор решил, что меня можно выпустить одного. Некоторые воспоминания так впечатываются в наши синапсы, что мы храним их до самой могилы: первый сексуальный опыт, рождение ребенка, война, смерть любимой. В их числе первый самостоятельный полет, который и в старости мой мозг будет воспроизводить в полноцветном варианте. Спустя 40 лет я все еще ощущаю ту адреналиновую дрожь в сердце, когда при выруливании на полосу я бросил взгляд на пустое правое кресло. Левая рука крепко сжимала штурвал – удивительно, что я не расплавил пластик. Правая ладонь приросла к рычагу управления двигателем. Я снял ногу с тормоза, перевел рычаг вперед до упора, и машина заскользила по полосе. Никогда еще я не слышал столь прекрасного звука, как рев 100-сильного двигателя. Я взял штурвал на себя и увидел, как земля уходит назад. Не думаю, что во время запусков на шаттле много лет спустя мое сердце колотилось сильнее, чем в эту минуту. Я летел! А немного позже я шел к машине, а в моей летной книжке были написаны самые прекрасные слова на свете: «Допущен к самостоятельным полетам».
К несчастью, продолжению летной практики препятствовала одна большая проблема – деньги, точнее их отсутствие. Я накопил немного, подрабатывая на каникулах, но обучение летному делу стоило дорого. Есть такое выражение, что необходимость – мать изобретения. Для нас, тинейджеров, необходимость была матерью идиотизма. В то время у меня был приятель, такой же подросток, который тоже получил допуск к самостоятельным полетам и, подобно мне, пытался найти средства, чтобы продолжить. Вместе мы придумали способ получать больше за те же деньги. Он арендует самолет в одном из аэропортов Альбукерке и летит на другой аэродром. Там мы встречаемся и дальше летаем вместе, деля между собой расходы и летное время. У нашего плана была одна маленькая проблема: это было незаконно. Как пилоты-курсанты мы могли летать лишь поодиночке или с инструктором, но не с пассажиром. Каждым нашим совместным полетом мы нарушали правила Федерального управления гражданской авиации (Federal Aviation Administration – FAA). Однако мы быстро рассудили: не пойман – не вор, и, если он прилетит за мной в другой аэропорт, это сильно снизит шансы быть раскрытыми.
Мы решили узнать, как высоко мы можем подняться, и загнали «сессну» на 4000 метров, нарушив еще одно правило FAA, запрещавшее летать выше 3700 метров без кислородного прибора. В другой день мы захотели как следует прочувствовать скорость и носились буквально в метрах над верхушками кактусов чолья в пустынях Альбукерке. Верхушки Сандийских гор манили нас, и мы петляли между ними, все время попадая в сильные нисходящие потоки.
И в каждом полете я мечтал однажды полететь еще выше и еще быстрее и сделать то, что описывал Вилли Лей. Я мечтал почувствовать своим телом всю силу тяги ракеты и увидеть огромный земной шар позади своего корабля. Я мечтал о том дне, когда полечу на ракете, участвуя в «Покорении космоса».
«Майк, по большому счету все мы мотивированы событиями, которые произошли с нами в юности. Расскажите мне о вашем детстве, о семье». Улыбчивый д-р Макгуайр ожидал моего ответа. Но мои щиты были подняты. Я ничего не сказал ему ни о Стиральной Машине Чарли, ни о полиомиелите, ни о чуть ли не смертельно опасных приключениях в диких краях Запада, ни о взрывающихся ракетах, ни о нарушении авиационных правил. Что могли поведать эти истории о Майке Маллейне? Что борьба отца с болезнью нанесла мне душевные раны? Что я рисковал бесконтрольно и бездумно? Плевал на правила? Все эти истории нельзя было рассказывать ни в коем случае. И поэтому я лгал.
«Я вырос в семье Бивера Кливера[20], – сказал я. – Никаких разводов, никаких тревог, никакого эмоционального багажа. Мой отец был летчиком ВВС, и под его влиянием я проникся идеей полета. Как всякое дитя космической гонки, мечтал о космосе. Как только появились астронавты, захотел стать одним из них». Вот и вся история.
Вероятно, такой же рассказ он слышал от каждого из военных летчиков. Несомненно, некоторые из гражданских, не знавшие по своему опыту, что любой врач способен разве что навредить летной карьере, могли в слезах рассказывать о том, как мать кормила их грудью до шестилетнего возраста, или о том, что они чувствовали себя одинокими, что их били или унижали, что они сосали большой палец или мочились в постель. Военные летчики знали предмет лучше. Любой из нас скрывал бы деревянную ногу или стеклянный глаз, рассуждая по принципу: «А вы докажите!» У меня был один шанс из семи пройти отбор в астронавты. Я не хотел, чтобы хоть что-то в моих обследованиях вызывало вопросы. Я хотел быть нормальным настолько, чтобы, когда кто-то станет искать это слово в словаре, он нашел бы там мой портрет. Поэтому я лгал. Я ничего не сказал о том, как мы пи́сали в радиатор, как взорвали автомобильный мотор или как носились вокруг горных вершин на «Сессне-150». Я лгал даже тогда, когда правда могла бы пойти мне на пользу.
Глава 5
Отбор
1 февраля 1978 года первые астронавты эры шаттлов, числом 35, стояли на сцене зала в корпусе № 2 Космического центра имени Джонсона, готовые предстать перед всем миром. Я был одним из них.
Объявление для прессы было сделано двумя неделями раньше[21]. В это время я был откомандирован со своей базы во Флориде на авиабазу Маунтин-Хоум в штате Айдахо, чтобы испытать новый самолет EF-111. Как и каждый из 208 человек, которые прошли процедуру отбора астронавтов, в течение нескольких месяцев я прислушивался к телефону. Не то чтобы я ожидал, что меня выберут, отнюдь нет. Я полагал удачей уже то, что меня пригласили на собеседование. Изучив в деталях мою кандидатуру, комиссия NASA должна была понять, что представляет собой Майк Маллейн: парень выше среднего уровня, но не выдающийся; чуть больше 1200 баллов по тесту SAT[22]; 181-е место среди выпускников Вест-Пойнта; не способен к обратному счету семерками. Как, спрашивается, я мог обдурить организацию, которая доставила человека на Луну? Но, подобно участнику лотереи, который в глубине души знает, что ничего не получит, я собирался все-таки проверить номера.
Утром в понедельник 16 января 1978 года выигрышные номера объявили, и я проиграл. Я в этом не сомневался. Одеваясь на работу, я включил телевизор – меня там не было. Зато Салли Райд и еще пять женщин были. NASA объявило состав новой группы астронавтов, в которую впервые вошли женщины. Сообщалось, как охотники за сенсациями сражаются за место перед их домами. Улицы заполнили передвижные телестанции с броскими номерами телефонов для звонков в студию. Вокруг бродили заинтересованные соседи. А эти улыбающиеся, сияющие, веселые женщины отвечали на вопросы, которые выкрикивали корреспонденты: «Что вы испытываете, сознавая, что вы одна из первых женщин-астронавтов? Когда вы захотели стать астронавтом? Вы плакали, когда услышали эту новость? Будет ли вам страшно лететь на шаттле?»
Я прошел в комнату, отдернул занавеску и убедился, что у меня под окном не запаркована эскадрилья телевизионных фургонов. Нет. Ни одного. Не кипели в нетерпении репортеры, не бродили перепуганные соседи. Ничего не было. Переживать отказ мне предстояло в одиночестве. Я попытался рассуждать рационально:
Мне никто ничего не обещал.
Но я сделал все от меня зависящее.
Может быть, меня выберут в следующий раз.
Не попробуешь – не узнаешь.
Я искал успокоение в этих банальностях и в еще нескольких сотнях других, но не находил. Победители были на телеэкране, проигравшие смотрели на них. Я подумал, не позвонить ли жене Донне во Флориду, чтобы поделиться плохими новостями, но решил, что с этим можно повременить. Мне вообще не хотелось говорить об этом.
Я отправился в свой офис на авиабазе Маунтин-Хоум и узнал, что Донна пыталась дозвониться до меня и оставила записку: «Мистер Эбби из NASA звонил сегодня утром и хочет, чтобы ты связался с ним». Джордж Эбби был начальником Директората операций летных экипажей, подразделения Центра Джонсона, частью которого являлся Отдел астронавтов[23]. Он возглавлял комиссию, которая заслушивала кандидатов в астронавты. Я был уверен, что Эбби звонил, чтобы «поблагодарить за приложенные усилия».
Я набрал номер и попал на секретаршу Эбби. Последовала небольшая пауза (еще одно подтверждение, что мою кандидатуру отклонили), он подошел к телефону: «Майк, вы все еще заинтересованы в том, чтобы перейти в Центр Джонсона в качестве астронавта?»
Несколько следующих мгновений доказали мне, что человек может жить с остановившимся сердцем. За прошедший час я сконструировал вполне логичный сценарий отказа. Появление женщин на TV доказывало, что NASA уведомило счастливых победителей. (На самом деле женщин оповестили первыми, чтобы эту великую новость как следует осветили телерепортеры.) Теперь же агентство из вежливости обзванивало остальных. Однако первый вопрос Джорджа не был похож на прелюдию к отказу.
Во рту пересохло настолько, что слюны не хватило бы даже на одну почтовую марку, но я все-таки умудрился прохрипеть в ответ: «Да, сэр, меня определенно интересует работа в Центре Джонсона».
Интересует?! Какого черта, что я несу? Интересовать меня могла работа Хью Хефнера[24], но за то, чтобы стать астронавтом, я готов был убить.
Эбби продолжил: «Отлично, тогда в июле мы ждем вашего прибытия[25] в качестве нового кандидата в астронавты».
Больше из этого разговора я ничего не помню. Я ослеп, оглох и онемел от радости. NASA отобрало Майка Маллейна в астронавты!
Я немедленно позвонил Донне. «Я же говорила! Я же тебе говорила, Майк! Разве я не говорила всегда, что все сложится к лучшему? Я говорила тебе!» Она действительно это говорила, раз за разом, и никогда не теряла веры. Я так хотел быть рядом с ней, чтобы разделить радость, но это было невозможно. До возвращения домой оставалась еще пара дней.
Я позвонил маме и папе, и они были потрясены не меньше меня. Мы смеялись вместе с отцом, вспоминая, как запускали мои самодельные ракеты. Я почувствовал, что мама – очень прагматичная женщина – уже ощущает опасность, которую принесет эта новая работа. Я не сомневался, что в ближайшие пару лет ее четки придут в негодность от усердных молитв.
Я связался со своим командиром во Флориде. Поздравив меня, он сказал, что Эбби звонил также Брюстеру Шоу и Дику Кови, летчикам-испытателям нашей эскадрильи: они тоже прошли отбор. Другим пилотам отказали, и мне было больно за них. Но недолго: моя необузданная, опьяняющая радость прорвалась снова.
Этим вечером я закупил пива на весь наш отдел на базе Маунтин-Хоум и пригласил ребят отпраздновать. В этот момент я был рад, что нахожусь вдали от родной эскадрильи. Большинство летчиков EF-111 были из Тактического авиационного командования ВВС, и никто из них не подавал рапорт об участии в космической программе. Наш праздник ничто не омрачало. Дома, в эскадрилье летных испытаний авиабазы Эглин, служили главным образом летчики-испытатели и инженеры-испытатели, и рапорт подал едва ли не каждый из них. Разочарование неудачников было бы столь же острым, как и моя радость, бьющая фонтаном. Шоу и Кови пришлось сдерживать свое торжество в присутствии людей, похоронивших надежду.
Когда я немного пришел в себя, то поехал в гостиницу. База находилась далеко в пустыне, и на дороге никого не было. Я гудел клаксоном и орал, как девчонка-тинейджер на рок-концерте. Я опустил стекло и кричал в лицо ледяному ветру. Я сделал крюк вглубь пустыни, выскочил из машины и вопил еще и еще и не мог успокоиться. Я боксировал воздух. Я прыгал и скакал, и швырял песок, и громко хохотал. Наконец я запрыгнул на теплый капот, лег на спину и смотрел, как звезды плывут над моей головой, как бесчисленное множество раз в детстве. Когда в небе сверкнул какой-то спутник, мое сердце екнуло. Даст бог, через несколько лет я полечу на ракете. Я будут внутри спутника… внутри шаттла.
Теперь, две недели спустя, я стоял на сцене вместе с остальными 34 астронавтами моего набора. Хотя мы должны были прибыть к месту службы лишь в июле, NASA собрало нас вместе, чтобы официально представить миру.
Набор астронавтов 1978 года (с указанием мест рождения)
Пилоты
Дэниел Бранденстайн, лейтенант-коммандер[26] ВМС, Уотертаун, Висконсин, 34 года
Роберт («Хут») Гибсон, лейтенант ВМС, Куперстаун, Нью-Йорк, 31 год
Фредерик Грегори, майор ВВС, Вашингтон, 37 лет
Дэвид Григгс, гражданский, Портленд, Орегон, 38 лет
Ричард Кови, майор ВВС, Файеттвилл, Арканзас, 31 год
Майкл Коутс, лейтенант-коммандер ВМС, Сакраменто, Калифорния, 32 года
Джон («Джей-Оу») Крейтон, лейтенант-коммандер ВМС, Орандж, Техас, 34 года
Джон Макбрайд, лейтенант-коммандер ВМС, Чарлстон, Западная Вирджиния, 34 года
Стивен Нейгел, капитан ВВС, Кантон, Иллинойс, 31 год
Фрэнсис («Дик») Скоби, майор ВВС, Кле-Элум, Вашингтон, 38 лет
Дональд Уильямс, лейтенант-коммандер ВМС, Лафайетт, Индиана, 35 лет
Дэвид Уокер, лейтенант-коммандер ВМС, Коламбус, Джорджия, 33 года
Фредерик Хаук, коммандер ВМС, Лонг-Бич, Калифорния, 36 лет
Брюстер Шоу, капитан ВВС, Касс-Сити, Мичиган, 32 года
Лорен Шривер, капитан ВВС, Джефферсон, Айова, 33 года
Военные специалисты полета
Гийон («Гай») Блуфорд, майор ВВС, Филадельфия, Пенсильвания, 35 лет
Джеймс Бучли, капитан Корпуса морской пехоты, Нью-Рокфорд, Северная Дакота, 32 года
Дейл Гарднер, лейтенант ВМС, Фэрмонт, Миннесота, 29 лет
Майкл Маллейн, капитан ВВС, Уичито-Фолс, Техас, 32 года
Эллисон Онизука, капитан ВВС, Кеалакекуа, Гавайи, 31 год
Роберт Стюарт, майор Армии США, Вашингтон, 35 лет
Джон Фабиан, майор ВВС, Гускрик, Техас, 38 лет
Гражданские специалисты полета
Джеймс («Окс») ван Хофтен, Фресно, Калифорния, 33 года
Шеннон Люсид, Шанхай, Китай, 35 лет
Рональд Макнейр, Лейк-Сити, Южная Каролина, 27 лет
Джордж («Пинки») Нельсон, Чарлз-Сити, Айова, 27 лет
Салли Райд, Лос-Анджелес, Калифорния, 26 лет
Джудит Резник, Акрон, Огайо, 28 лет
Кэтрин Салливан, Патерсон, Нью-Джерси, 26 лет
Маргарет Рей Седдон, Мёрфрисборо, Теннесси, 30 лет
Норман Тагард, Марианна, Флорида, 34 года
Анна Фишер, Нью-Йорк, 28 лет
Терри Харт, Питтсбург, Пенсильвания, 31 год
Стивен Хаули, Оттава, Канзас, 26 лет
Джеффри Хоффман, Бруклин, Нью-Йорк, 33 года
На самом деле я стоял в одном ряду с 34 остальными кандидатами в астронавты. Наша группа, которая в конечном счете войдет в историю под названием «35 новичков», или TFNG (Thirty Five New Guys), стала первой, члены которой имели перед должностью «астронавт» приставку «кандидат». До того как к нам приклеилось обозначение TFNG, мы были известны как асканы – Ascans. (Одна из следующих групп взяла себе название Ashos, что означало Astronaut Hopefuls – надеющиеся и подающие надежды стать астронавтами.) К моменту нашего прихода NASA на горьком опыте узнало, что само по себе звание астронавта воспринимается как знак отличия. В одном из наборов эпохи «Аполлона» разочарованный ученый покинул программу, не слетав в космос, и написал книгу, весьма критичную по отношению к агентству[27]. Поскольку его должность официально именовалась «астронавт», издатель на вполне законном основании сопроводил имя автора на обложке впечатляющим титулом. Теперь же NASA решило подстраховаться. В течение двух лет членам нашей группы предстояло быть кандидатами на испытательном сроке. Если бы кто-то из нас решил уйти и опубликовать какую-нибудь чернуху, NASA могло заявить, что это всего лишь кандидат, а не настоящий астронавт. Лично я воспринимал это как семантическое упражнение. В моем сознании невозможно было стать астронавтом, если ты не взлетел на ракете, что бы там ни говорилось в пресс-релизе космического агентства или в приказе по личному составу.