– Вы совершенно правы, я хочу попросить Вас помочь, но не мне, а как раз таки очень большому количеству беспризорных детишек. Если Вы дадите мне всего лишь пять минут и выслушаете, я уверяю Вас, как минимум полсотни несчастных детей станут жить гораздо лучше…
Мои глаза были наполнены театральной искренностью. Видимо, потому, что я сам верил в то, о чём говорил, да и вид у меня был подобающим.
– Что? Всего лишь пять минут моего времени кому–то помогут?
– Время дано нам для «жизни», время даёт «жизнь». «Жизни» нет без времени, поделиться временем – значит поделится «жизнью», – после этой фразы в её глазах читался интерес, но не мной, а этими словами. Мне показалось, что в её понимании никак не сочетались мой вид и адекватный диалог.
– Ладно. Присаживайтесь. Только пять минут. У Вас только пять минут и сразу хочу добавить, что те деньги, которые я жертвую на помощь нуждающимся, не мои, а моего отца. Так что, если Вы таким изящным и коварным способом хотите обмануть и вытянуть средства – знайте, это невозможно.
После того как я сел напротив Софии, глаза Вовы увеличились в три, а то и в четыре раза. Он явно не понимал, что происходит? Легко похлопав себя по щекам, он убедился, что не спит. «Улыбка зазнайки» покинула его совсем. Я же очень радовался происходящему. Мне вспомнился момент из детства, когда я пустил ему пластмассовую пулю в лоб. Вот такое же выражение лица Вова скорчил и сейчас.
– Эй, молодой человек, Вы или по делу, либо до свидания!
Так меня ещё никто не одёргивал.
– Да, конечно. Значит, ситуация выглядит так… Сбоку от Вас, за VIP–столиком возле окна сидит, на первый взгляд, малоприятный человек. Видите?
Она сразу же посмотрела в сторону дяди. Этот момент практически заставил его залезть под стол. Не знаю почему, но он тут же схватил бутылку шампанского из ведёрка и начал что‐то вдумчиво читать на этикетке.
– Ну, вижу! И что? Обычный зазнавшийся пижон. Здесь таких много. Получил в наследство большое состояние и теперь видит смысл жизни только в трате денег! – с небольшим остервенением и сладким оскалом произнесла София.
Я же в свою очередь бесцеремонно, нахально взял у неё из тарелки кусочек зажаренной курицы. Это наглое действие тут же зацепило её.
– Вы голодны?!
Пережёвывая и улыбаясь набитым ртом, я ответил:
– Да! А как вы догадались?
– Не сложно было.
После чего она протянула мне тарелку с поджаренными кусочками курицы, при этом отвернувшись в сторону.
– Слушайте, Вы будете говорить, о чем хотели, или так и продолжите молча есть мою пищу?!
– Полагаю, мне некуда торопится, у меня ещё четыре минуты.
– А, ну тогда ладно! – она посмотрела на наручные часы, как бы засекая время, и затем скрестила руки на груди.
– Кстати, Вы абсолютно правы, рассуждая о том человеке. Вы хорошо разбираетесь в людях.
– Спасибо, но тут не сложно догадаться. В этом ресторане все такие, как он.
– Не все…
– А, ну, да! Вы особый экземпляр, каких мало. Ваше невежество шагает впереди Вас…
– Беру свои слова обратно. Вы совсем не разбираетесь в людях…
– Я же говорю, Вы ещё и грубиян.
– Так вот, тот человек, на которого я Вам указал, – мой дядя.
– Очень полезная информация. Сочувствую, хотя, очевидно, Вы этого заслуживаете.
– Я поспорил с ним на Вас…
– Что?! Что ты несёшь?! – вспылила она, явно не ожидая такого откровения от усердно пережёвывающего её еду незнакомого человека.
– Отлично, мы уже на «ты»! Значит, расклад такой! Мы сидим с тобой здесь минут десять, заказываем, что ты пожелаешь, потом я беру у тебя номер мобильного, ты демонстративно целуешь меня, счастливо улыбаешься, а я на волне успеха иду обратно…
Пока София обалдевала от выданного мною, подбирая хоть какие–нибудь адекватные фразы, я добил её окончательно.
– Если всё случится по моему сценарию, тогда вон тот толстый, как ты сказала, мешок с деньгами или что‐то в этом роде, хоть раз в своей жизни действительно поможет нуждающимся, а в частности, отвалит пять миллионов деревянных городскому Детскому дому.
– Да, ты псих! Зачем тебе это надо?
– Сейчас речь не обо мне, а о тебе. Именно сейчас твой шанс взаправду помочь нуждающимся, а не только помогать своему папе отлынивать от налогов с помощью мерзких подачек детям. Неужели тебе не хочется развести этого эгоиста на деньги?! Тем более на самые благие цели.
– Ну, я не знаю? – с непередаваемым удивлением в глазах протянула девица.
Вытерев рот салфеткой, я произнёс финальную фразу.
– Значит, я ошибся в тебе. Твои жизненные приоритеты, твой статус – всё это пафос! Этот стеклянный мир для тебя так же дорог, как и для моего дяди, и для всех сидящих в этом зале. Борьба за справедливость и равноправие оказались лишь хрупкой маской, за которой скрывается папина дочка, неспособная поступиться своим положением ради реальности. Я так и думал! Твои представления о бедной жизни основаны на глянцевых журналах!
Выданный мною монолог действительно зацепил её самолюбие. Всё, что она считала жизненными ориентирами, было поставлено под сомнение простым незатейливым парнем как раз из того мира, неведомого ей. Я уже опёрся о стол, чтобы встать, как меня остановили её слова.
– Стой! Подожди! Очевидно, это ты плохо разбираешься в людях. Сядь! Пожалуйста…
Сильное напряжение говорило о том, что она сама не понимает, почему ей вдруг захотелось пойти на поводу у моих слов. Озадаченность и чрезмерная зажатость открывали её в другом свете. Я видел растерянную молодую девушку, которая четыре минуты назад была предельно собрана и, как ей казалось, полностью контролировала все возможные ситуации. Теперь же предо мной открылся беззащитный ребёнок, не знавший что и как сейчас делать. От этого она становилась ещё прекрасней. Её незатейливый вид мог заполнить улыбкой любую пустоту.
– Улыбайся… – произнёс я сквозь аппетитное утоление голода.
– Что? – с явным недоумением тихо переспросила она.
– Улыбайся, говорю… А то наш не такой уж и бесполезный меценат не поверит в мою, и что более важно, в твою искренность.
Эти слова перебили её безудержные мозговые попытки найти хоть что–нибудь адекватное и стали единственным, показавшимся для неё правильным. Передёрнувшись и оглянувшись на Вову, она застенчиво и с видом типа: «А! Ну, да! Да…», с присущей ей естественной таинственностью, нехитро растянула губы. Этот застенчивый, немного растерянный блеск в её глазках открывал прозрачно–искренний характер этой миссис.
– Знаешь, с такого рода улыбкой моему дяде будет легче поверить в то, что я угрожал тебе убийством. Либо страшным запугиванием взял тебя в заложники. Мне кажется, что он рассматривает только этот вариант.
– Да, хорошо, я постараюсь!
Просидев полторы минуты с идиотской, но безумно веселящей меня мордашкой, её мозговой процессор созрел для вопроса.
– А как тебя зовут?
– Уратмир.
– Очень приятно, а меня София.
– Знаешь, София, а ты меня действительно удивила. В тебе присутствует дух протеста – бунта… Оказывается, ты можешь делать решительные поступки, не позвонив папе!
– Да уж! Невысокого ты был обо мне мнения! А вот когда я увидела тебя, мне стало как–то не по себе.
– Да? А сейчас?
– А сейчас я поняла почему…
– Шутишь! Это хорошо! Это очень хорошо! Вот скажи мне честно, чего больше в твоём согласии на моё предложение, – показать свою независимость, помощь детям, боязнь не ответить на вызов? Ведь очевидно – не в твоих правилах отступать. Изобразить независимость? Показать то, что ты совсем не такая, как все здесь сидящие?
Разговор потихоньку завязывался. Я попадал в самую точку.
– Знаешь, твои вопросы содержат ответ на мои вопросы. Именно об этом я думала после того, как попросила тебя присесть обратно. Я сразу поняла, что ты умеешь ловко манипулировать человеческими желаниями. В моём решении было всего понемногу, но в большей степени две вещи – помощь детям за счёт одного из богатеньких мешков, и вторая – понять такого, как ты.
Такой ответ мне очень понравился. Её решимость заинтриговывала меня, а эмоциональные рефлекторные зажимания и разжимания «коготков» выдавали в ней грациозность хищницы. Я смотрел прямо ей в глаза, не моргая, пытаясь найти хоть какую–нибудь слабинку. Но видел только нежность, изящество и постепенно тонущего себя в зелёном омуте её глаз. С каждой новой минутой, проведённой с ней, мне казалось, что она всегда разная. Каждую секунду она была удивительно другой и неповторимой. Прищурившись, я не мог отвести от неё взгляд. Взор незнакомки был также неотвратим.
Это проявлялась игра воли, которой не могло быть без этого плена. Мне всё сильнее и сильнее хотелось проверить её решимость и до конца понять: что она из себя представляет и насколько это бесценно. На тот момент я точно знал только одно: мне до стона в венах хотелось побольше времени провести с ней здесь и сейчас. Она не была той, от которой нужно что‐то скрывать, прятать, не показывать. Ей нужна была только правда о том, какой ты на самом деле; чего ты стоишь в первый миг, до того как просчитаешь несчётные варианты, пытаясь выстроить себя для показа.
– Хочешь прямо сейчас сильно ударить по кошельку моего дяди и тем самым накормить множество голодных ребятишек? Тогда прямо сейчас доверься незнакомцу, который обещает тебе сегодня вечером положить к твоим ногам весь город.
– Да, ты действительно странный и непредсказуемый! Я ещё не успела прийти в себя от твоего первого безвыходного предложения, а теперь второе убеждает меня ещё больше в том, что ты – полный псих!
– Не веришь мне?
– На это у меня есть основания?
– Нет, ты просто боишься, что я могу сделать то, что не может сделать ни один человек ни в этом зале, да и ни в любом другом! Ты испугалась, что я могу показать тебе то, что является большей ценностью, чем деньги. Ты боишься влюбиться!
– В кого?!
– Хоу, детка! Пожалуйста, свет на меня!
– Сядь! Прошу, сядь! Ну, а если я соглашусь? Как ты это всё сделаешь?
– Тебе не нужно знать! Тебе просто нужно знать меня!
Мои эксцентричные действия, полное удовлетворение собой и шутки с завышенным высокомерием немного рассмешили её.
– Ты полный, полный, полный обезбашеный, весь в ссадинах парень!.. – она так симпатично дула щёки.
– Сколько сейчас время?
– Зачем тебе?
– Не задавай вопросы, отвечай чётко.
– Половина восьмого.
– Хорошо, у нас есть три часа.
– До чего?!
Резко подскочив с места и направляясь к Вове, попутно в полоборота, с ухмылкой парня, у которого всё под контролем, я успевал ответить:
– До того как стемнеет. Жди здесь! Я сейчас.
Дядя явно был обескуражен моим напористым приближением к нему.
– Но ты ещё не выполнил оставшиеся пункты спора! Где номер?
– Вова, ключи от машины. Быстро!
– Что? Какие ключи? Я вообще ничего не понимаю!
Он растерянно вложил их мне в руку. Практически все посетители вместе с дядей смотрели на меня недоумёнными глазами. Буквально за секунду я вытряхнул содержимое своей тренировочной сумки в салон авто, затем также быстро, но уже с пустой сумкой шёл обратно.
– Уратик, а ключи?
– Вот они! – я положил их ему на стол.
– Зачем тебе сумка? Что ты вообще собираешься делать?
– Вов, ты забыл ещё про один пункт нашего соглашения и сейчас я иду выполнять план до конца.
Сев к столику с огромной открытой сумкой в руке, щелчком пальцев и громко присвистнув, я подозвал официанта. Такие экстремально незаурядные действия вызвали огромную радость у Софии, которая молча удивлялась и ждала, что же будет дальше.
Подошёл «гарсон» и с поклоном произнёс:
– Здравствуйте, меня зовут Евгений. Чем я могу вам помочь?
– Очень приятно, бедолага. Скажите, пожалуйста, уважаемый, а есть ли у Вас в данный момент готовая еда? Желательно подороже.
– Простите, я не понимаю, о чем Вы? Что Вы имеете в виду?
– Евгений, мне нужно знать, какие у вас в ресторане есть сейчас готовые блюда или которые могут быть сделаны в кротчайшие сроки? Так понятно?
– А… Я понимаю… Ну, чтобы прям быстро… Мы можем предложить Вам бутербродики в ассортименте, салаты на Ваш вкус, горячие супы разных традиций… Вот меню… Я Вас правильно понял? Да?
Тупость и глупость горемыки Евгения отбирали у меня время, поэтому я решил пойти другим путём и объясниться с не совсем искренним официантом на языке, к которому он привык. На всё это уже с нескрываемым удивлением, сплетя пальцы рук и поднеся их к подбородку, взирала сеньорита. Её вид напоминал молящегося в храме.
– Значит так, Евгений. Девизом вашего ресторана является: «Великолепный сервис и полное удовлетворение претензий клиента за его деньги». Так? Записывайте заказ! Я хочу две килограммовые банки чёрной икры…
– Что, простите?! Банки?!
– Да! Банки! Упаковки, пакеты, ёмкости, контейнеры, термо‐упаковки – мне всё равно, куда вы её утрамбуете! Полтора килограмма трюфелей, десять подкопчённых осетров, четыре бутылки красного и белого вина, годов, эдак, Французской революции…
– Простите, Вы не могли бы выбрать из меню?
– Ты что, не понимаешь, страдалец? У меня нет времени. Давай там на свой вкус, постарше да подороже. Дружище, ты что, меня так и не узнал?!
– Нет, простите, Сэр, но если Вы представитесь…
– Слушай, я тот, о ком каждый новый год в журнале Форбс пишут: «Охренительно богатый человек Урала». Тот, о ком экстренные выпуски новостей всех стран выходят с заголовком: «Спаси нас Господь, этот человек хочет купить весь воздух!». И вот когда я его куплю, то первое, что я сделаю – запрещу дышать таким вот нерасторопным официантам.
– Я всё понял, Сэр! Я быстро записываю!
– Семь батонов мягкой французской булки! Ну, или какой у вас там есть хлеб? Насыпьте в пакет килограмма три самых дорогих конфет. И давай бегом, у тебя три минуты! Да, и ещё одно: вон, видишь, сидит опрятно одетый мужчина, – я указал на Вову рукой, который идиотски улыбался и помахал нам. – Вон, видишь, машет нам. Помаши ему тоже.
Помахав руками вместе с Евгением, я добавил:
– Этот человек за всё заплатит, ведь он не такой глупый, как ты. Он понимает, что когда весь воздух будет принадлежать мне, дышать смогут только избранные мною люди.
Весь вид официанта говорил о том, что Вову он, мягко говоря, считал дебилом, который должен был отвалить кучу бабла. Не знаю почему, но как только парняга ушёл, мы расхохотались. Все наши отчаянные попытки вести себя прилично и не ржать во всё горло приводили к повторению истерического смеха.
– Объясни, зачем тебе всё это, да ещё и в такой форме?!
– Скоро всё поймёшь! Подожди немного.
И действительно, скорость и качество обслуживания в этом ресторане оказались на высоте. Буквально через две минуты четыре официанта, включая Евгения, вынесли нам наш заказ в экзотической упаковке. Две закупоренные банки чёрной икры по килограмму, трюфели в целлофановом пакете, обвязанном какой–то тёмно–синей ленточкой, с подписью поставщика на французском языке. Очевидно, это были эмоции восхищения: «Ну, ничего себе! Эх, хотел бы я взглянуть в те честные глаза, которые это купят!». Подкопчённая осетрина, которую я тут же обвернул в салфетки, лежащие на столе, хлеб и хрустящие итальянские конфеты, больше напоминающие длинненькие ароматные булочки, зажатые в два бумажных пакета – всё это я мигом загрузил в свою сумку и сверху плотно придавил тремя бутылками вина, а четвёртую взял под мышку.
– Ну, что? Готова?
Увидев одобрительный кивок ошеломлённой Софии, я подскочил из‐за стола.
– Ну, а теперь, ты должна выполнить ещё два пункта. Помнишь их?
Она была втянута в ситуацию, которой предавалась даже больше, чем я. Её интерес был заметен по постоянному отблеску глаз. Я тянул Софию за руку к столику Вовы, который был в предынфарктном состоянии от содержимого сумки. Приблизившись вплотную к нему, я легко поддёрнул к себе идущую сзади Софию, чтобы предстать в том качественном ракурсе перед дядей.