Со звоном упало, нож или вилка. Слышалась возня, передвигалась табуретка. Наверное, из-под стола бабка глухо и натужно спросила:
– А как же его жена?
Разглаживая ладонью скатерть, Наденька отрешенно произнесла:
– Она в Болгарии, отдыхает на Золотых Песках…
Завидущее бабкино шипенье понеслось по всему коридору:
– По за границам катаются. Может, и нам что от благ обломится…
Сердясь на свою мать за ее неуемность, молодая женщина зашикала:
– А тебе что, все мало? Мебель, смотри, поменяли. А вам все мало!
– Квартирку бы, какую вам, Наденька, поприличнее.
– Ну, ты, мама, даешь! Все тебе сразу подавай! Он же тоже не дурак. Прекрасно понимает. Если дать мне все кучей, я его сразу могу и кинуть.
– Дурой полной надо быть, чтобы мужика при должности кидать…
Еще один год прошел в беспрерывных стычках, порой доходивших до драк, с местными аборигенами, в штыки встретившими Виталика из далекой провинции. Чертовы детишки, родители у которых сами недавно перебрались в крупный город из окрестных сел, считали себя городскими старожилами, коренными обитателями этого поистине осиного гнезда.
Но где ни живи, во что ни рядись, а сущность все равно прет наружу, и ничем ее не прикроешь. Сущность-то свою быдлячую и низкую…
Вот и отец его созрел, дописал свой научный опус про героическую борьбу партизан на территории области во время прошедшей войны. Купленный «черный» оппонент старательно обошел все острые углы. Не стал он говорить и о том, что, по сути, этого самого движения и в помине не было. Просто существовал свыше такой заказ именно на такую тему.
Через полгода отец стал профессором, даже получил вожделенную должность зама начальника кафедры. Приобрел солидное положение, и внешность папаши коренным образом изменилась. Небольшая бородка украсила его серое лицо, придала ему необходимый вес. Мать к этому времени работала инструктором в обкоме комсомола.
Где-то перед самой-самой школой они переехали на другую квартиру в Центральном районе по улице Розы Люксембург. Старинный красивый дом. Просторные комнаты с высоченными потолками.
И люди здесь жили совсем другие. Открытые, общительные, не чета нахальной деревне, понаехавшей в Одессу после войны. Местные пацаны встретили маленького Виталика, как своего. Старшие ребята взяли над ним шефство. Как только наступали долгожданные летние каникулы, дружная компания с самого утра веселой стайкой устремлялась на море.
Руками ловили в прибрежных скалах жирных и ленивых бычков. Сколько же было неподдельной радости у него, выросшего в степи, когда он сам впервые нащупал и вытащил из воды спрятавшуюся в камнях скользкую и извивающуюся коричнево-зеленую рыбешку. Вытащил и громко завизжал, высоко поднимая, показывая свою первую добычу.
Потом рыбу тащили на Привоз, за копейки сдавали толстой и жирной перекупщице бабе Мане. На вырученные деньги старшие покупали себе вино и папиросы. Возвращались пацаны в свой квартал, усаживались на задворках. И тогда уже с важным видом покуривали, кольцами пускали дым и учили, учили пузатую мелочь премудростям жизни.
Заводилой всей дружной компании был Костик. Он вечно мурлыкал и напевал: «Шаланды полные кефали наш Костя с моря приводил…».
Не по годам сообразительный Виталик приглянулся Костику. Вожак приблизил смышленого пацаненка к себе. Холодными зимними вечерами потомственный картежник и воришка приводил Виталика к себе домой и там детально обучал любознательного шкета обеим своим профессиям.
Костик учил мальца азам. Показал, как тырить мелочь по карманам в набитых трамваях, и потихоньку поигрывал с ним уже «на интерес». Брал с него, можно так сказать, своеобразную плату за обучение.
И Виталик, проигрывая, расплачивался, вытягивая денежки то из кармана, живущей с ними бабки, то брал их из отцовского портмоне. Иногда мальчишка крал нужную сумму из сумочки матери.
Но чаще всего потихоньку вытягивал мелочь из кошелька прислуги Клавки, которая, бедная, все никак не могла свести концы с концами, отчитываясь перед хозяйкой за свои походы за покупками. Сидела она сиднем и плакала по вечерам, ничего не понимая и греша на рыночных воришек, которые снова умудрились вытянуть у нее трешку…
Целыми днями его родители отсутствовали на работе, возвращались домой поздно. Отец частенько уезжал в свои плановые командировки на поиски следов борьбы местного населения с ненавистными немецкими захватчиками. Папаша всерьез приступил к написанию докторской диссертации. С важным видом рассуждал об ее актуальности…
У них в доме неизменно появлялся солидный, довольно пожилой, но представительный мужчина. В тот день мать совала Виталику в руки рубчик-два и разрешала исчезнуть на весь вечер и даже переночевать у кого-то из своих дружков. Бабка отправлялась к одной из знакомых…
Мальчик учился уже в пятом классе и как-то сбежал с уроков, чтобы не писать контрольную работу по математике. Страх, как и до чего же не любил он это самое дело, уравнения и вычисления. Открыл пацан и быстро юркнул в дверь, пока его не засекла Клавка и не задала трепки.
А девки дома не было. Видно, у нее выходной. Облегченно вздохнув, Виталик успокоился, взял книжку и устроился в отцовском кабинете. Интересное чтиво. Одни «Любовники леди Чаттерлей» чего стоили…
Тихо-тихо щелкнул замок на входной двери, и тут он насторожился. В коридоре послышались негромкие голоса. Один голос, женский, явно принадлежал маме, а второй, как он догадался, Александру Николаевичу. Виталик на цыпочках пробрался и забился в уголок за диваном.
Тихий разговор переместился на кухню, а потом плавно перетек в спальню. Любознательному не по годам мальчику стало интересно, и он выбрался из своего укрытия. Неплотно прикрытая дверь привлекла его внимание. Он всунулся в щелочку одним глазком и замер.
Повсюду разбросанная валялась одежда. Мать, всегда до педантизма аккуратная, криком требовала от неряшливого отца, чтобы тот тщательно развешивал все свои вещи, чтобы ни одна складка не появилась. А тут! Почему же в полном беспорядке разбросаны ее вещи? Выходит, можно говорить одно, а самой творить вовсе другое? Интересно-интересно…
Совершенно голая, мать лежала на постели, а над ней натужно сопел дядька. Голый мужик монотонно двигался, женщина, громко и протяжно постанывая, раскинулась под ним. Раскиданные в сторону руки, пальцы судорожно сжимались. И вся она была, как одна натянутая струна, вся во власти охватившего их плотского чувства. Видно, ей оно нравится.
Совсем не то, что с мужем. Время от времени Игорь требовал своего, и она с большой неохотой, скрепя сердце, соглашалась, уступала ему.
Быстро-быстро: он, исполнив свой супружеский долг, а она – свою обязанность, они лениво откатывались друг от друга. Не получив при этом желанного удовольствия. Впрочем, ей оно и не требовалось.
Конечно, Виталик к этому времени кое о чем уже догадывался. Во многом его просветил дружок и наставник Костик. Поэтому увиденное откровением для него не стало. Лицезрел он как-то нечто подобное в их подвале, когда взрослые ребята затащили туда девчонку. Юноша не вскрикнул и тихо, затаив дыхание, досмотрел. Внутри что-то сладко заныло, когда мать застонала и выкрикнула гортанное и несвязное…
Скрежет вставляемого в замочную скважину ключа заставил пацана очнуться, отпрянуть от двери и поспешить укрыться в своем убежище. Хорошо, что он успел захватить окончание фильма. А было бы обидно…
Не сумев открыть замок, в дверь раздраженно позвонили.
– Это Игорь! – женщина в испуге прикрыла глаза.
– Он же у тебя, Наденька, в командировке, – мужчина недовольно поморщился и потянулся рукой к одежде. – Чего всполошилась? Может, прислуга ломится. Или сын из школы вернулся, уроки отменили…
– Нет, Виталька звонит по-другому. А Клавке я дала отгул…
– Может, кто-то ошибся, – Александр Николаевич пожал плечами, предусмотрительно накидывая на себя рубашку.
Снова настойчиво позвонили. У Нади сомнений не оставалось.
– Это он. Что делать? – вскакивая с широкой супружеской кровати, перепуганная, всполошенная хозяйка торопливо набросила на себя халат.
– Это, Наденька, сугубо ваши семейные проблемы. Ты меня сюда не впутывай, – мужчина, не торопясь, повязывал галстук. – Иди, открывай. А то он сейчас дверь начнет выламывать. Соседи на шум сбегутся…
Поправив прическу, Надя пошла. Щелкнул замок, на пороге возник муж с написанными на лице недоумением и искренним непониманием.
– Игорь, это совсем не то, о чем ты подумал, – ничего, кроме избитой фразы, где-то услышанной в кино, в голову женщине так и не пришло. – Александр Николаевич заехал обсудить кое-какие вопросы по поводу…
– В нашей постели, – обманутый муж в два шага достиг спальни.
Смятое постельное белье и приплюснутые подушки сами говорили за то, чем тут занимались. В его отсутствие. Пока он все бегает по полям, отыскивая ржавые осколки, выслушивая бредни выживших из ума дедов и старушек, оставшихся в живых свидетелей давно прошедшей войны.
– Дрянь! – рука оскорбленного занеслась для звонкой пощечины.
Сзади обиженно хлопнула входная дверь. Как истинный джентльмен, гость ушел по-английски, не попрощавшись, оставив их вдвоем выяснять вмиг осложнившиеся отношения. Не царское дело в навозе ковыряться.
– Дрянь! – карающая десница опустилась, и звук хлесткой оплеухи, дребезжа, поплыл по всей квартире.
– Я… дрянь? – испытав на себе праведный гнев мужа, женщина отшатнулась, уперлась в стенку, в ее глазах зажегся яростный огонь. – А ты, ты не дрянь? Ты… ты об этом ничего не знал и даже не догадывался?
– Не знал, – в голосе Игоря не осталось прежней уверенности.
– Он не знал! Думаешь, тебя, заштатного учителя, за красивые глазки пригласили в престижный институт? Дали жилье, а люди годами ждут его? Ты об этом не задумывался? Ты… ты смог бы сам защитить свою работу? Твою никчемную писанину о том, чего никогда не было. Тебе дали заказ в угоду времени, и ты его выполнил. Ты прекрасно обо всем знал и молчал. Тебе, мой дорогой Игорек, было удобно. А потому-то ты и закрывал на все глаза, охотно и старательно надевал на нос розовые очки.
– Я ничего не знал… – тупо твердил мужчина, выставляя перед собой несуществующий щит обиженной невинности.
– Ты делал вид, что ничего не знал. А теперь знаешь. Но учти, если ты еще раз мне скажешь, то… – пылающий женский взгляд, полный ненависти и презрения, в один миг разбил в дребезги все его бастионы.
Муж поднял на нее глаза, полные невысказанной муки, позора и собственного бессилия. Несколькими фразами его низвергли с высоты положения, на котором он удобно устроился в собственном мнении, в глубине души приписывая все свои успехи своим способностям. На что-то он и прикрывал глаза, почитая это за ничего не значащий флирт.
– Здесь ты жить не останешься. Квартира моя. Я ее получила. Теперь ты знаешь. В институте тебя терпят исключительно благодаря поддержке со стороны Шестакова. Выбирай. Или развод, или мы с тобой отныне делаем вид, что ничего между нами не произошло. Но ты, мой дружок, предоставляешь мне полную свободу и ни во что не вмешиваешься…
Вокруг рушился мир, еще несколько минут назад казавшийся таким весь удобно обустроенным и незыблемым. Часто-часто моргая, мужчина протянул вперед руки в надежде решить все миром, невнятно мямлил.
– А теперь ты убирайся! – брезгливо поджимая свои наполненные презрением губы, женщина вытянула решительную руку в сторону двери.
– Куда? – затряслись губы, потерянный взгляд метнулся по коридору.
– Куда хочешь, – Надя безразлично пожала гордо распрямленными плечами. – Ты еще два дня должен находиться в своей командировке. И порядочные и хорошо воспитанные люди сами заранее предупреждают об изменившихся обстоятельствах, чтобы не попасть в нежелательное и крайне неловкое положение. Через два дня придешь и дашь мне ответ. Ключи свои пока положи на стол. Может, они тебе больше не пригодятся.
Униженный и раздавленный, Игорь тихо канючил, унижался…
– Что тебе еще? – тонкие женские губы нервно искривились. – Ты что-то не понял? Повторить?
– Я… я, Наденька, согласен на все, на все, – сломленный муж упал перед женщиной на колени. – Только не прогоняй меня…
С той самой поры ложь и лицемерие поселились в их доме. На словах родители говорили одно, а сами делали совсем другое. Мальчик, как губкой, впитывал в себя всю окружавшую его атмосферу ханжества и притворства. Отец на лекциях проповедовал перед своими студентами одно, а дома сам же над всем этим едко посмеивался. На зачетах и экзаменах он строго карал за незнание истории КПСС, а сидя за своим рабочим столом, цинично хаял всю окружающую их действительность.
Быстро осмыслил Виталик, что люди делятся на разные категории. Понял, что с такими, как их домашняя прислуга, как Клава, можно особо не церемониться. Это люди второго сорта. И поступать с ними можно в соответствии с этим. С ними можно особо не считаться, на них можно кричать, срывать на них все накопившееся раздражение, вымещать свою злобу. И ничего за это не будет. Эти люди все стерпят. Смиренно утрутся они и пойдут дальше, молчаливо склонив свои покорные головы.
Однажды мать популярно объяснила ему, что, да, есть девочки, с которыми можно гулять, позволить себе с ними многое, но на которых никогда и ни при каких обстоятельствах не женятся.
Для этой цели существует девушки из их высшего общества. С ними себя следует вести в соответствии с их положением. Не грубить им, не хамить. Но если они сами этого хотят, то, извольте, почему бы и нет.
А мальчик-то подрастал, и мать на его шестнадцатилетие привела в дом женщину, преподавшую Виталику необходимые уроки, практически восполнив пробелы в его половом воспитании. Для полного закрепления пройденного материала она приходила к ним еще несколько раз…
К этому времени он покуривал, попивал винцо на деньги, которые дворовая ватажка себе добывала, выходя на промысел и ловко шаря по карманам в переполненных вагонах трамвая в часы пик.
Не прошли даром уроки, преподанные Виталику старшим дружком. Тот, правда, пошел уже на вторую свою отсидку. Костик попался на том, что подрезал сумочку у одной стильно одетой дамочки. Фря оказалась подружкой крутого начальника. И местная братва сдала своего человечка в обмен на то, чтобы от нее отстали и не мешали ее промыслу.
Виталик приглядывался и плотоядно облизывался на дочку прислуги Клавки, которую знал с самого детства. И росли они, когда были еще маленькие, как братик и сестренка. Мать девочки всегда брала дочку с собой, и та могла целыми днями находиться в квартире Иванчуков.
Простодушная Клавка, не задумываясь, загоняла детишек в ванную, когда те чумазые, грязные и перемазанные возвращались с улицы.
Бывало, что и спали детки в одной узкой кроватке. Когда родители мальчика разъезжались по своим командировкам, Клавка у них ночевала. Дети баловались, шумно шалили, играли «в доктора и больного». Всем известные шалости. Вместе росли и нисколько друг друга не стеснялись.
Частенько Виталик сам ходил в гости к подросшей Леночке, когда та, начала отчего-то избегать его родителей и перестала у них появляться.
Понимала, что не ровня она им всем, Иванчукам. А вот мальчика она никогда и нисколько не стеснялась. И с ним одним соглашалась ходить купаться на море, ночью, совсем голышом. Страшно и дико романтично. Девочка всерьез считала его своим парнем. Наивно полагала она, что когда вырастет, то обязательно выйдет за него замуж. Поэтому Лена могла позволить ему делать с собой все, что только он ни пожелает.